Зуфар Фаткудинов - Тайна стоит жизни
Он долго стоял у раскрытого окна и смотрел, пока она не слилась с разноцветной толпой и не скрылись из виду привокзальные строения. А губы шептали слова любимого поэта:
А я не все тебе сказал,А я не так с тобой простился.Не так. Не то. Я был не тот,Не так я губ твоих коснулся.И я б назад еще вернулся,Но поезд движется вперед.
Глава XVIII
Воскресный июльский день для лейтенанта Матыгулина оказался обычным рабочим — дежурил на улице Чехова у дома, где проживала чертежница конструкторского бюро завода Роза Зеленская.
Страстная охотница до больших и малых «сабантуев», она вдруг охладела к ним, повела размеренный образ жизни: работа — дом — работа. Контрразведчикам было не ясно, чем вызвана такая перемена. Может, ее поведением кто-то руководит? Если бы за ее спиной стоял Варев, он действовал бы осмотрительней. Это очень опытный агент. Кто же тогда? И стоит ли вообще? Может быть, Зеленская здесь ни при чём?
Ответ на эти вопросы должно было дать наблюдение. И вот теперь Тагир Матыгулин парился в засаде. Правда, его спасали деревья школьного сада: оттуда, через щель в заборе, присматривал он за подъездом дома. Высокая пахучая трава скрывала его от любопытных глаз. Надсадно гудели пчелы — недалеко виднелся улей школьных юннатов. Стрекотали кузнечики. Лейтенант, лениво отмахиваясь от надоедливых мух, беспокойно посматривал на темный квадрат двери — там в любое время могла появиться Зеленская.
Она появилась около 17-00. Быстро, не глядя по сторонам, направилась в сторону рынка. Села в трамвай и, доехав до центра, вошла в ресторан.
«Вот те на! — усмехнулся Матыгулин. — Пост у ней, однако, недолго длился». Минут через пять, примкнув к веселой ватаге, появился в зале и он.
Зеленская сидела в самом углу спиной к входу. Лейтенант осмотрелся. Народу было еще немного. Косые лучи солнца, легко проникая через тюлевые занавески, неприятно слепили глаза. Дежурный по залу аккуратно зашторил окна, и сразу же в помещении наступил вечер. Зажглись неяркие светильники. Стала лучше восприниматься скрипка, исполнявшая «Цыганские напевы» Сарасате.
Матыгулин не видел лица Зеленской. «Неужели пришла просто отдохнуть? А может, это отвлекающий ход?» — гадал он.
Он сидел и медленно жевал бутерброд. «А что, если...». — Лейтенант поспешно встал. Расплатился с официантом и зашагал к выходу. Позвонил в отдел, сообщил, где находится Роза, попросил прислать кого-нибудь вместо себя. Сказал, что много народу, и все он объяснит потом.
Лейтенант побежал назад, к трамваю. Через четверть часа был у знакомого дома на Чехова, вошел в подъезд. Медленно поднимаясь, осматривал подъезд и лестницу, прикидывая, где можно спрятать вещь, размером со швейную катушку. Причем так спрятать, чтобы никто об этой тайнике не мог догадаться, но вместе с тем легко было бы изъять спрятанную вещь.
Тагир поднялся до пятого этажа, хотя Роза жила на втором, но ничего подозрительного не заметил.
Снизу послышались неторопливые шаги. Матыгулин решил еще разок обследовать лестницу, но при постороннем этого не хотел делать и стал ждать, пока человек пройдет.
Внизу, по всему чувствовалось, не спешили. Лейтенант посмотрел в лестничный проем, то был почтальон, разносил вечернюю почту. Старик часто останавливался, переводил дыхание и, посматривая наверх, двигался дальше.
«Ни к чему лишний раз мозолить глаза», — решил Матыгулин и отошел к стене.
Почтальон допыхтел до четвертого этажа и повернул назад.
«Чего это он?», — не понял лейтенант, на всякий случай решив присмотреть за стариком.
Тагир снова глянул вниз. Старик, не останавливаясь, спускался по лестнице. Осторожно ступая, лейтенант двинулся следом, не выпуская его из виду. На третьем этаже почтальон бросил в почтовый ящик, прикрепленный к двери, письмо и, не оглядываясь, начал спускаться дальше. «Видимо, действительно лишний этаж прихватил», — подумал Матыгулин, уже по инерции двигаясь за стариком.
Но вот почтальон остановился у квартиры Зеленской, не торопясь, достал открытку, посмотрел по сторонам, потом левой рукой быстро вытащил из бокового кармана тонкую металлическую линейку и сунул ее между дверью и почтовым ящиком. Оттуда вылез наполовину конверт. Почтальон с быстротой фокусника спрятал линейку, бросил свою открытку в почтовый ящик, сунул коричневый конверт в сумку, зыркнул вниз-вверх глазами — контрразведчик успел отпрянуть к стене — и зашлепал по каменным ступенькам вниз.
«Вот, товарищ лейтенант, и разгадка! — с удивлением сказал себе Тагир, на мгновение оторопев. — А конверт-то под цвет двери. Старик, выходит, проверял, а вовсе не по ошибке заполз на этаж выше», — мелькали у него обрывки мыслей.
Велико было желание догнать почтальона, отобрать коричневый конверт, а самого арестовать. Но он понимал — этого нельзя делать: снова оборвется конец нитки, с таким трудом найденный в этом проклятом запутанном клубке.
Почтальон направился к соседнему дому. Не выпуская его из виду, Матыгулин зашел в телефонную будку и, пока старик разносил почту в соседнем доме, доложил дежурному офицеру ситуацию.
Уже через час кое-что прояснилось. Не далее, как три недели назад почтальон Шугаев уволился из ЖЭКа № 14, где работал дворником. К участку его уборки относился и двор дома, где проживал конструктор Ахматов.
«Так вот где собака зарыта! — сделал открытие майор Галямов, приехавший в почтовое отделение, чтобы познакомиться с личным делом новоиспеченного почтальона. — Дворник — фигура неприметная, потому были уверены: интересоваться очень-то им не будем. А ведь он, именно он, сообщил о том, где находятся члены семьи конструктора Ахматова. Иначе Варев с Космачом так шустро не смогли бы орудовать, — размышлял майор, читая автобиографию почтальона Шугаева Шавката. — Потом решили перебросить его сюда, пользуясь нехваткой почтальонов. Все верно».
А еще через час телеграф отстучал запрос на Шугаева.
Весьма срочно.
Начальнику НКВД г. Оренбурга.
Прошу Вас сообщить данные о Шугаеве Шавкате, уроженце Г. Оренбурга, 1881 года рождения, работавшего с 1902 года по 1916 год путевым обходчиком на железнодорожной станции Оренбурга.
Нарком НКВД З. Рахматуллин
...В конструкторском отделе предприятия царила непривычная тишина — был выходной день. Но время от времени тишину большой светлой комнаты прерывало хлопанье ящиков, шаги, шелест бумаги. Закиров со своими помощниками осматривал рабочие места чертежницы Зеленской и одного из сотрудников конструкторского бюро инженера Чревова. Работали молча.
Закиров выехал на завод, как только контрразведчики вышли на связника Зеленской. На работу вызвали начальники конструкторского бюро, секретаря партбюро и начальника отдела.
Начальник КБ Шугуров, сухощавый моложавый мужчина, сумрачно и непонимающе смотрел на происходящее. Он никак не мог поверить, что Зеленская подозревается в самом страшном, на что способен человек, — шпионаже, измене Родине. Шугуров, конечно же, читал в книгах о таких людях, но они ничем не напоминали безобидную на вид сотрудницу, которая работала рядом в течение нескольких лет.
Шугуров рассказал, когда поинтересовались, с кем Зеленская дружит, о странной общности интересов Розы и инженера Чревова Валентина, человека болезненно мнительного, неуживчивого в коллективе. Эту дружбу начали замечать с весны.
— Инженеру Чревову поручались сложные производственные задания, и он знает очень многое. Как источник информации — ценный кадр, — заключил Шугуров.
Закиров вытащил из ящика стола общую тетрадь, на обложке которой было написано: «Дневник Валентина Чревова за 1940 год».
Закиров полистал странички и нахмурил брови: автор ежедневно писал плаксивым тоном, что некоторые личности откровенно хотят его покусать и что терпение его вот-вот лопнет — он начнет огрызаться.
Шестнадцатое апреля.
Душа моя уже кричит: «Караул! Помоги, Яков Михайлович, заклевали! Шушера заклевала. Тут, в КБ, сгруппировались и распоясались завистники, бездельники, интриганы-наушники, склочники-анонимщики и прочая сволота. Видимо, надо организовать свою команду и сделать все, чтобы насолить этим людишкам. Посоветуй, Яков Михайлович, как быть».
Семнадцатое апрели.
Отослал письмо Якову Михайловичу. В письме развил вчерашние мысли из дневника. На душе просветлело.
Все внимательно смотрели на следователи и ждали, что же еще он огласит из дневника.
Закиров перевернул страничку, пробежал по ней взглядом и продолжил чтение:
Двадцать третье апреля.
Получил письмо от Якова Михайловича. Он написал мне: «Дурак ты, Валька! Два года просидел в КБ и не разнюхал атмосферу в коллективе. Ты должен был, словно опытный синоптик перед ураганом, определить, откуда и куда дует ветер, чтобы не оказаться на его пути и при необходимости с быстротой и проворностью таракана юркнуть в ближайшую щель. И сидя там, нужно шевелить сначала только усами и то лишь в такт общего хора коллектива, а точнее, заправляющей там группировки. А если не успеешь разнюхать климат в коллективе в первые же недели и не успеешь сориентироваться, — наделаешь опрометчивых шагов. А потом потребуются годы, чтобы вписаться в этот коллектив. Для некоторых, вроде тебя, не хватит и их. Каждый будет норовить вытереть о тебя ноги, как о половик. Уметь построить нужные взаимоотношения в коллективе — целая наука, Ты, как видно, в ней ни бельмеса не соображаешь. Запомни: ориентироваться в сложном коллективе не легче, чем в тайге. Опирайся на женщин — часто они являются пружинами всего интеллектуально-производственного механизма — и умей быть полезным. Гонор выбрось в помойное ведро». Пожалуй, восприму совет родственничка — деваться некуда. Навострю-ка я свои лыжи на Розу Зеленскую. С ее помощью можно будет кой-кому дать по мозгам, а некоторых растопят ее лучистые глаза. Через это и мне полегчает.
