Валерия Вербинина - Золотая всадница
Вернулся Михаил с лимонадом, и Петр Петрович перевел разговор на общие темы. Вскоре он откланялся и удалился, но по пути домой ломал себе голову, действительно ли Амалия упала с лошади случайно или по какой-то причине она морочит ему голову.
«Может быть, из-за случая с горничной она перестала мне доверять? – Он покачал головой. – О, как это некстати!»
Тем временем Михаил клялся Амалии, что он больше не допустит, чтобы с ее головы упал хоть один волос. Так как несколькими часами ранее то же самое, но куда более пылко, ей обещал Милорад, у Амалии возникло чувство, что она наблюдает какую-то комическую сцену. Чувство это только усилилось, когда князь посулил, что Кислингу не жить, если он снова станет строить козни против Амалии. Войкевич, по крайней мере, был куда определеннее – он пообещал, что повесит австрийца на фонаре, но в следующую минуту сознался, что на соседнем фонаре, если ему представится такая возможность, он повесит Оленина. Амалия, делая вид, что принимает все всерьез, попросила полковника оставить Петра Петровича в покое, и Милорад нехотя дал слово, что попытается его простить.
Вообще, надо сказать, Амалия была недовольна собой. Умным людям отлично известно: за что бы вы ни брались, начинать надо сверху, а не снизу. Когда требуется повлиять на короля, ни к чему заводить роман с его адъютантом. В принципе Амалия ничего не имела против Войкевича, но это была не то что не влюбленность, но даже и не просто симпатия. И так как она ни капли не сомневалась, что сообразительный адъютант рано или поздно попытается ее использовать, она решила, что не доставит ему такой радости. Один раз он сумел застать ее врасплох, и будет с него.
Приняв такое решение, Амалия значительно повеселела, и даже нога у нее стала болеть куда меньше. Молодая женщина сумела прогуляться до пруда и, придравшись к ирисам, которые будто бы плохо цвели, уволила младшего садовника, в отношении которого давно питала некоторые подозрения. Прежде чем лечь спать, она тщательно проверила все окна в доме, чтобы полковник не смог повторить свой подвиг. Князь Михаил обиняками (как и следовало порядочному человеку) предложил ей свою охрану на эту ночь, но Амалия отказалась, и он ретировался, совершенно уверившись в том, какая она исключительная женщина, раз дает от ворот поворот члену государственного совета и наследнику иллирийского престола.
Через несколько дней Амалию навестила королева Шарлотта, которая сообщила среди прочего, что ее свекровь заболела. Едва Амалия смогла выезжать, она отправилась во дворец, засвидетельствовать матери Стефана свое почтение. Баронесса вовсе не ожидала, что ее примут, однако королева распорядилась ее пропустить и призналась, что ее беспокоит работа благотворительного комитета. Она собиралась ехать в Дубровник, проверить, как идут дела в приюте имени короля Владислава, а теперь поездка отменяется. А между тем в прошлом году она уже уволила вороватого директора и боится, что новый ничуть не лучше.
Амалия немного подумала и сказала, что готова пожертвовать присутствием на следующих скачках, которые вошли в Любляне в необыкновенную моду, и съездить в Дубровник. Ей уже давно хотелось своими глазами увидеть знаменитый город и порт, из-за которого разгорелся весь сыр-бор.
Королева Стефания оживилась, но, подумав, сказала, что не смеет беспокоить Амалию, которая недавно серьезно ушиблась. Однако баронесса Корф заверила ее, что небольшое путешествие только пойдет ей на пользу. Через некоторое время Амалии доставили деньги на поездку и бумагу, подписанную королевой, о том, что баронесса Корф является ее полномочным представителем и вольна делать в благотворительных заведениях Дубровника все, что ей заблагорассудится.
– Карета будет ждать вас, сударыня, когда вы прикажете, – объявил лакей, почтительно кланяясь.
Амалия хотела было сказать, что поедет в автомобиле, но вспомнила здешние дороги, подумала, что до Дубровника путь не близкий, и сказала, что готова отправиться завтра же.
Откроем читателю маленькую тайну: причиной столь поспешного бегства было не в последнюю очередь желание избавиться от общества Войкевича. После ночи, которую они провели вместе, полковник вообразил, что имеет на нее какие-то права, и стал – с точки зрения Амалии – невежливым и назойливым. Кроме того, вся жизнь Войкевича вертелась вокруг Стефана и казарм полка, которым командовал Милорад, а, по мнению Амалии, этого было слишком мало. Она не любила людей, с которыми нельзя поговорить ни о книгах, ни о живописи, ни о музыке. Также она – как и большинство из нас – не любила людей, которые являлись свидетелями ее слабости. И наконец, Войкевич не нравился ей потому, что строил из себя донжуана и слишком много говорил о своих победах над женщинами. Амалия невысоко ставила мужчин, которым недостает воспитания, а Милорад, несмотря на его долгое пребывание при дворе, в глубине души все равно оставался внуком пастуха и сыном простого слуги. И, хотя Амалия не считала себя снобом, ей было трудно привыкнуть к некоторым его манерам – хотя бы к тому, что вдали от чужих глаз он преспокойно может есть руками, обходясь без ножа и без вилки. Замечания его, когда он давал себе волю, порой бывали возмутительно грубыми, и даже смех у него был слишком громкий, режущий ухо. Улыбка у него, когда он расслаблялся, была широкая, подкупающая, но, глядя на эти ровные, белые зубы, Амалия всякий раз думала: крокодил, да и только, зазеваешься – и он мигом тебя проглотит. Нет слов, он умел быть очень обаятельным, особенно с женщинами, но баронесса Корф была слишком искушена и понимала, что обаяние тоже является оружием, а у такого человека, как Войкевич, и подавно. От усталости и разочарования Амалию мог спасти человек совершенно иного склада и к тому же никак не связанный с ее работой, человек, которому она хоть немного могла доверять, но жизнь научила ее, что доверять нельзя никому. Стало быть, оставалось только работать, следовать намеченному плану, выполнить задуманное и вернуться в Петербург, в уютный особняк на Английской набережной. Она уже не раз ловила себя на том, что скучает по семье и детям.
Наутро баронесса выехала в Дубровник и после долгой, тряской дороги, часть которой шла вдоль изумительно красивого адриатического побережья, прибыла к месту назначения. В городах, которые она видела впервые, Амалию больше всего интересовали ее собственные ощущения, и поэтому она, отложив посещение приюта, полдня посвятила ознакомлению с Дубровником. Наметанным глазом она сразу же определила, что город наводнен австрийскими агентами, и нельзя сказать, чтобы это пришлось ей по вкусу. «Когда мы устроим тут нашу базу, этих господ придется выдворить на родину».
Она побывала в Старом городе, в котором много лет назад выдерживали осаду изгнанная королева Фредерика и ее муж с теми немногими войсками, которые у них оставались. На стенах дворца до сих пор виднелись следы от пуль, часть укреплений была разрушена прямым попаданием ядра, и ее еще не восстановили. В общем и целом, по мнению Амалии, Дубровник очень походил на итальянские города, расположенные на другом берегу Адриатического моря, – такие же улицы, залитые солнцем, церкви и фонтаны в итальянском стиле. Почувствовав, что она уже получила от Дубровника все, что можно, Амалия решила отправиться в приют, не предупредив заранее о своем визите. Она отлично знала, что неожиданность лишает проверяемых возможности приукрасить действительность и обмануть тех, кто явился с проверкой.
Узнав, зачем к нему явилась скромно одетая дама в костюме по английской моде, директор засуетился и предложил Амалии показать все, что она захочет. Госпожа баронесса достала из сумочки записную книжку и карандаш и принялась методично обходить все помещения. Ее не интересовала пыль в углах, зато она сразу же определила, что посуда на кухне старая, а одежда воспитанников могла бы быть и понаряднее. Из поведения директора она сделала вывод, что он если и ворует, то не так явно, как его предшественник, но не потому, что честнее, а потому, что боится потерять место. Труднее всего ей пришлось в классах, где учились дети. У брошенного ребенка особый, ни с чем не сравнимый взгляд, и, пока Амалия находилась в классе, глаза всех детей с напряженным любопытством следили за ней. По дороге в кабинет директора Амалия молчала и хмурилась. Директор, на которого манеры гостьи и особенно – записная книжка с карандашом произвели большое впечатление, робко предположил, что это потому, что в классах мало портретов покойного короля и его супруги, и пообещал исправиться.
– Не в этом дело, – отмахнулась Амалия. – Говорите, сколько нужно денег на новую посуду и хорошую одежду. Кроме того, я думаю, при приюте нужен свой собственный доктор, потому что дети есть дети, они часто болеют. И, наконец, в погребе одна стена обваливается, ее нужно укреплять.
