Валерия Вербинина - Золотая всадница
Что-то совсем не так.
Амалия с трудом подняла голову (снотворное придворного доктора оказалось на редкость качественным) и в полумраке спальни, освещенной светом едва теплящейся лампы, увидела, как колышется занавеска. Большое окно было распахнуто настежь.
Стало быть, она выпила снотворное, которое принесла та веснушчатая горничная, Зина, а потом…
Нет, Амалия не приказывала открывать окно, более того, прислуга наверняка должна была заметить, что хозяйка не выносит сквозняков и распоряжается открывать окна очень редко, когда стоит сильная жара. Что же это такое, в самом деле?
– Зина! Зина!
Горничная не отзывалась. Амалия дернула несколько раз за сонетку – бесполезно. Никто не шел.
Амалия бессильно упала на подушки. Итак, все очень просто: Зину кто-то подкупил, чтобы погубить Амалию. Потому что она болела туберкулезом, от которого вылечилась с большим трудом, и любая простуда могла оказаться для нее смертельной.
А ведь как просто – открытое окно, в которое вливается свежий ночной воздух.
Всего лишь открытое окно.
Амалия завозилась на постели, натягивая повыше одеяло, но оно было тонкое, летнее и, конечно, никак не могло ее защитить. И еще нога болит, стоит пошевельнуться.
Переиграли… переиграли…
Надежная прислуга, уверял Петр Петрович… Вот тебе и надежная. И ведь продала наверняка задешево, как писал покойный король… И еще это снотворное… все одно к одному… Нельзя спать… нельзя… Может быть, еще раз позвать Зину? Да нет… Она затаилась… не придет…
Амалия почувствовала, что глаза у нее снова слипаются, и погрузилась в сон.
На этот раз она пробудилась от совершенно другого ощущения. Еще до того, как открыть глаза, она уже знала, что находится в комнате не одна.
Повернув голову, Амалия увидела в кресле возле кровати силуэт. От снотворного у нее путались мысли, и она страдальчески поморщилась, узнав наконец ночного гостя. Окно, еще недавно так тревожившее молодую женщину, было закрыто.
– Что вы тут делаете, Милорад?
Войкевич, который задумчиво смотрел на Амалию, подперев рукой подбородок, блеснул глазами и откинулся на спинку кресла.
– Я заметил, что ваше окно открыто. А в этом месяце часто бывают холодные ночи.
Амалия задумалась, но так ничего и не поняла. От полковника пахло табаком, но вовсе не запах беспокоил ее в это мгновение, а то, как он на нее смотрел. С удивлением… или не с удивлением, а…
– И вы залезли ко мне в окно?
– Я в детстве лучше всех лазал по деревьям, – объявил Войкевич. – Забраться в окно – пара пустяков.
– Я не открывала окна, – проворчала Амалия. – Это наверняка проделка Кислинга, чтобы я простудилась и умерла.
– А я думал, вы нарочно оставили его открытым. Для меня, к примеру. Как ваше колено?
– Плохо, – сказала Амалия. – Болит.
Она сердито потерла кулачками глаза, чтобы не засыпать. И этот жест показался ему очень трогательным, почти детским. Еще он вспомнил, как нес ее по лесу, и она, очевидно, не сознавая этого, приникла головой к его груди. А какие у нее были мягкие душистые волосы…
– Мне очень жаль, – сказал Милорад, пересаживаясь на кровать.
– Ты же мне не поверил.
Это «ты» было преждевременным и явно лишним, потому что Милорад отвернул край одеяла и задумчиво посмотрел на ее ногу.
– Колено выглядит ужасно, – вздохнула Амалия.
– Вовсе нет.
Он наклонился и несколько раз осторожно поцеловал многострадальное колено, а у Амалии, которая никогда не теряла чувства юмора, мелькнула мысль, что ее гость выбрал довольно необычный способ лечения.
– И локоть у меня тоже болит, – пожаловалась она.
Милорад поднял голову и с интересом посмотрел на Амалию. В который раз своим замечанием ей удалось застать его врасплох.
– И потом, это глупо. Ты же прекрасно понимаешь, что не можешь мне доверять. – «Как и я тебе», – добавила она про себя. – И вообще, в этой стране меня интересует только одно: Дубровник.
– А меня интересуешь только ты, – ответил ее собеседник.
Глава 18
Встреча в Дубровнике
Петр Петрович Оленин взял ножницы и аккуратно стал вырезать из газеты статью с фотографиями. На одной из фотографий была баронесса Корф, которая сидела в ложе на новом ипподроме рядом с королевой.
Затем Петр Петрович таким же манером распотрошил еще несколько газет, в которых содержались те или иные сообщения о его сообщнице, кое-что отчеркнул карандашом и сел переводить на русский отмеченные места.
Закончив перевод, он сел писать подробное донесение в Петербург. Шифровать его он не стал – все равно для непосвященного в нем не содержалось ровным счетом ничего особенного, кроме сообщений о светских успехах госпожи баронессы.
Вручив донесение курьеру, Петр Петрович выглянул в окно, чтобы посмотреть, какая стоит погода, взял шляпу, спустился вниз и велел посольскому кучеру везти себя в Тиволи.
Узнав о падении Амалии на охоте, он ни минуты не сомневался в том, что та задумала какую-то комбинацию для привлечения внимания короля. Однако в Тиволи он застал только князя Михаила и рыдающую Зину, которая бежала куда-то. Одна щека у Зины была багровой, но никаких объяснений горничная давать не пожелала.
Под внимательным взглядом Бонапарта Михаил мерил гостиную шагами, и Петр Петрович, никогда не терявший хладнокровия, отметил про себя, что вид у обыкновенно сдержанного князя на редкость свирепый. Интересно, что могло так разозлить его высочество?
– Вы слышали, что горничная нарочно распахнула настежь окно, чтобы госпожа баронесса простудилась? – наконец спросил Михаил.
Петр Петрович изумился и попросил объяснений, которые в полной мере тут же получил. Когда Михаил явился утром справиться о здоровье больной, Амалия пожаловалась ему на Зину, сказала, что ночью насилу с больной ногой сумела закрыть окно, и попросила вместо нее рассчитать горничную, потому что она больше не желает видеть это вероломное создание.
«Вот черт побери! – подумал расстроенный Петр Петрович. – Интересно, сколько ей дал Кислинг за труды? Наверняка немного – этот подлец на редкость прижимист, когда речь идет не об основных агентах. На Лотту-то он денег не жалеет».
– Я намерен добиться высылки Кислинга из страны, – решительно объявил Михаил. – Это ведь один из его агентов подкупил горничную. Что он себе позволяет, а?
И князь так стукнул своим хилым кулаком по столу, что подпрыгнула чернильница.
Петр Петрович открыл рот, посмотрел на лицо князя и рот закрыл. Однако он все-таки выдавил из себя с присущей дипломатам учтивостью:
– Мы поддержим вашу просьбу, ваше высочество.
Михаил собирался сказать еще что-то, но в это мгновение открылась дверь и, опираясь на трость, вошла Амалия. Поглядев на нее, Петр Петрович нахмурился. Он нашел, что для особы, разыгравшей падение с лошади, у нее был чересчур бледный вид. По его мнению, в таких вопросах отнюдь не стоило переигрывать.
Наследник бросился к Амалии, пододвинул кресло, едва не опрокинув от волнения бюст (Бонапарт при этом покосился на него с явной злобой), и заметался вокруг молодой женщины, предлагая свои услуги. Амалия ограничилась тем, что попросила его принести стакан лимонада да проследить, как слуги его делают, не то с них станется подсыпать туда чего-нибудь, плохо совместимого с жизнью.
Когда Михаил удалился, заверив, что вернется быстрее ветра, Амалия с легкой улыбкой поглядела на Оленина.
«Уж не собирается ли она окрутить наследника? – размышлял тем временем пораженный резидент. – Конечно, с нее станется; но ведь не Михаил принимает решение по Дубровнику!».
– Во-первых, Петр Петрович, – сказала Амалия, – я действительно упала с лошади, и у меня болит колено. – Она шевельнула левой ногой и поморщилась. – Во-вторых, я ничего такого не планировала и не собиралась просить на охоте помощи у короля. Это случайность, понимаете?
– Понимаю, – ответил Оленин, глядя на нее во все глаза.
– Врач уверяет, что через несколько дней все должно пройти, а если не пройдет, значит, что-то все-таки повреждено. – Отсутствие рентгена в те годы сильно осложняло жизнь эскулапам. – Но довольно об этом. Что с нашим делом?
– Хм, – сказал Петр Петрович, косясь на дверь. – Король уже влез в долги.
– Сильно?
– Не так сильно, как нам бы хотелось, но все к тому идет.
– Следите за ситуацией, Петр Петрович.
– Я только это и делаю, госпожа баронесса. Вам известно, что его высочество решил добиться высылки Кислинга?
– Насколько я знаю Кислинга, – усмехнулась Амалия, – выслать его получится только тогда, когда этого захочет он сам.
– А если князь обратится к королю?
– Вряд ли Лотта Рейнлейн допустит, чтобы его выставили за пределы Иллирии. Кроме того, короля бесполезно просить о чем бы то ни было, он всегда все делает наоборот.
