Азазель - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович
– Ясно. – Эраст Петрович загляделся на ладную игрушку.
– Потом налюбуетесь, некогда, – подтолкнул его к выходу Бриллинг.
– Мы будем арестовывать его вдвоем? – с воодушевлением спросил Фандорин.
– Не болтайте глупостей.
Иван Францевич остановился возле «аппарата Белла», снял рожкообразную трубку, приложил к уху и покрутил какой-то рычажок. Аппарат хрюкнул, в нем что-то звякнуло. Бриллинг приставил ухо к другому рожку, торчавшему из лакированного ящика, и в рожке запищало. Фандорину показалось, что он разобрал, как тоненький голосок смешно проговорил слова «дежурный адъютант» и еще «канцелярия».
– Новгородцев, вы? – заорал в трубку Бриллинг. – На месте ли его превосходительство? Нет? Не слышу! Нет-нет, не надо. Не надо, говорю! – Он набрал в грудь побольше воздуха и закричал еще громче. – Срочный наряд для задержания! Немедленно отправьте на Аптекарский остров! Ап-те-кар-ский! Да! Флигель эстерната! Эс-тер-на-та! Неважно, что это значит, они разберутся! И пусть группа обыска приедет! Что? Да, буду лично. Быстрей, майор, быстрей!
Он водрузил трубку на место и вытер лоб.
– Уф. Надеюсь, мистер Белл усовершенствует конструкцию, иначе все мои соседи будут в курсе тайных операций Третьего отделения.
Эраст Петрович находился под впечатлением волшебства, только что свершившегося на его глазах.
– Это же просто «Тысяча и одна ночь»! Настоящее чудо! И еще находятся люди, осуждающие прогресс!
– О прогрессе потолкуем по дороге. К сожалению, я отпустил карету, так что придется еще искать извозчика. Да бросьте вы ваш чертов саквояж! Марш-марш!
Однако потолковать о прогрессе не удалось – на Аптекарский ехали в полном молчании. Эраста Петровича трясло от возбуждения, и он несколько раз попытался втянуть шефа в разговор, но тщетно: Бриллинг был в скверном настроении – видимо, все-таки сильно рисковал, затеяв самочинную операцию.
Бледный северный вечер едва прорисовался над невским простором. Фандорин подумал, что светлая летняя ночь кстати – все равно спать нынче не придется. А ведь он и прошлую ночь, проведенную в поезде, глаз не сомкнул, все волновался, не упустит ли пакет… Извозчик подгонял рыжую кобылку, честно отрабатывая обещанный рубль, и к месту прибыли быстро.
Петербургский эстернат, красивое желтое здание, прежде принадлежавшее корпусу инженеров, по размеру уступал московскому, но зато утопал в зелени. Райское местечко – вокруг были сады, богатые дачи.
– Эх, что с детьми-то будет, – вздохнул Фандорин.
– Ничего с ними не будет, – неприязненно ответил Иван Францевич. – Миледи назначит другого директора, да и дело с концом.
Флигель эстерната оказался импозантным екатерининским особнячком, выходившим на уютную, тенистую улицу. Эраст Петрович увидел обугленный от удара молнии вяз, тянувший мертвые сучья к освещенным окнам высокого второго этажа. В доме было тихо.
– Отлично, жандармы еще не прибыли, – сказал шеф. – Мы их не ждем, нам главное Каннингема не спугнуть. Говорю я, вы помалкиваете. И будьте готовы к любым неожиданностям.
Эраст Петрович сунул руку под фалду пиджака, ощутил успокоительный холод «герсталя». Сердце сжималось в груди – но не от страха, ибо с Иваном Францевичем бояться было нечего, а от нетерпения. Сейчас, сейчас все разрешится!
Бриллинг энергично затряс медный колокольчик, и раздалось заливистое треньканье. Из раскрытого окна бельэтажа выглянула рыжая голова.
– Откройте, Каннингем, – громко сказал шеф. – У меня к вам срочное дело!
– Бриллинг, это вы? – удивился англичанин. – Что такое?
– Чрезвычайное происшествие в клубе. Я должен вас предупредить.
– Одна минута, и я спускаюсь вниз. У лакея сегодня выходной день. – И голова исчезла.
– Ага, – шепнул Фандорин. – Нарочно лакея спровадил. Наверняка с бумагами сидит!
Бриллинг нервно постукивал костяшками пальцев по двери – Каннингем что-то не спешил.
– А он не удерет? – переполошился Эраст Петрович. – Через черный ход, а? Может, я обегу дом и встану с той стороны?
Но тут изнутри раздались шаги, и дверь открылась.
На пороге стоял Каннингем в длинном халате с бранденбурами. Его колючие зеленые глаза на миг задержались на лице Фандорина, и веки едва заметно дрогнули. Узнал!
– What's happening?[32] – настороженно спросил англичанин.
– Идемте в кабинет, – ответил Бриллинг по-русски. – Это очень важно.
Каннингем секунду поколебался, потом жестом предложил следовать за ним.
Поднявшись по дубовой лестнице, хозяин и незваные гости оказались в богатой, но явно не праздной комнате. По стенам сплошь тянулись полки с книгами и какими-то папками, у окна, возле необъятного письменного стола из карельской березы, виднелась стойка с ящичками, на каждом из которых красовался золотой ярлычок.
Однако Эраста Петровича заинтересовали отнюдь не ящички (не будет же Каннингем хранить на виду секретные документы), а бумаги, лежавшие на столе и наскоро прикрытые свежим номером «Биржевых ведомостей».
Иван Францевич, видимо, мыслил сходно – он пересек кабинет и встал подле стола, спиной к раскрытому окну с низким подоконником. Вечерний ветерок слегка поколыхивал тюлевую гардину.
Отлично поняв маневр шефа, Фандорин остался возле двери. Теперь Каннингему деваться было некуда.
Кажется, англичанин заподозрил неладное.
– Вы странно себя ведете, Бриллинг, – сказал он на правильном русском. – И почему здесь этот человек? Я его видел раньше, он полицейский.
Иван Францевич смотрел на Каннингема исподлобья, держа руки в карманах широкого сюртука.
– Да, он полицейский. А через минуту-другую здесь будет много полицейских, поэтому у меня нет времени на объяснения.
Правая рука шефа вынырнула из кармана, Фандорин увидел свой «смит энд вессон», но не успел удивиться, потому что тоже выхватил револьвер – вот оно, начинается!
– Don't…![33] – вскинул руку англичанин, и в тот же миг грянул выстрел.
Каннингема кинуло навзничь. Остолбеневший Эраст Петрович увидел широко раскрытые, еще живые зеленые глаза и аккуратную темную дырку посреди лба.
– Господи, шеф, зачем?!
Он обернулся к окну. Прямо в лицо ему смотрело черное дуло.
– Его погубили вы, – каким-то ненатуральным тоном произнес Бриллинг. – Вы слишком хороший сыщик. И поэтому, мой юный друг, мне придется вас убить, о чем я искренне сожалею.
Глава четырнадцатая,
в которой повествование поворачивает совсем в иную сторону
Бедный, ничего не понимающий Эраст Петрович сделал несколько шагов вперед.
– Стоять! – с ожесточением гаркнул шеф. – И не размахивайте пистолетиком, он не заряжен. Хоть бы в барабан заглянули! Нельзя быть таким доверчивым, черт бы вас побрал! Верить можно только себе!
Бриллинг достал из левого кармана точно такой же «герсталь», а дымящийся «смит энд вессон» бросил на пол, прямо под ноги Фандорину.
– Вот мой револьвер полностью заряжен, в чем вы сейчас убедитесь, – лихорадочно заговорил Иван Францевич, с каждым словом раздражаясь все больше. – Я вложу его в руку невезучего Каннингема, и получится, что вы убили друг друга в перестрелке. Почетные похороны и прочувствованные речи вам гарантированы. Я ведь знаю, что для вас это важно. И не смотрите на меня так, проклятый щенок!
Фандорин с ужасом понял, что шеф совершенно невменяем, и, в отчаянной попытке пробудить его внезапно помутившийся рассудок крикнул:
– Шеф, это же я, Фандорин! Иван Францевич! Господин статский советник!
– Действительный статский советник, – криво улыбнулся Бриллинг. – Вы отстали от жизни, Фандорин. Произведен высочайшим указом от седьмого июня. За успешную операцию по обезвреживанию террористической организации «Азазель». Так что можете называть меня «ваше превосходительство».
