Ирина Глебова - Ангел-хранитель
– Помню, ты рассказывал о декабристе Дмитрии Урбашеве, последнем в этом роду.
– Да. «Замок» был построен князем Владиславом Урбашевым в 1601 году. Тридцатипятилетний князь Владислав, еще холостой, здесь и поселился. Доподлинно не известно, но в архивах я наткнулся на документы тех времен, в которых есть намеки на то, что этот Урбашев состоял в каком-то тайном рыцарском ордене – возможно, последователи запрещенных к тому времени тамплиеров.
– О, какая старина! – воскликнула Люся. – Но орден храмовников был католический?
– Папская же церковь его и упразднила и жестоко преследовала. А вот Урбашев много времени провел во Франции… Впрочем, это все не достоверно.
– Первый Урбашев и последний тяготели к тайным обществам, – не удержался, вставил фразочку Викентий Павлович. – Однако, Вадим, продолжай.
– Как бы там ни было, а какая-то темная история с первым хозяином «Замка» связана. А вот что известно точно, так это то, что он очень дружил с главным друидским жрецом с хутора колдунов.
– С Антонием Сураевым?
– С ним. Сураев был несколько постарше – ему было слегка за сорок. Дружба оказалась крепкой, вплоть до того, что Урбашев женился на одной из дочерей Сураева, дав ей свой титул, и тем самым вернул высокое положение… Когда ты, Викентий, рассказывал о подземном ходе, я вот что подумал: а не вырыли ли этот ход князь Влад и жрец Антоний для каких-то своих тайных целей? Конечно, особого значения теперь это не имеет, но все же – интересно.
– Что ж, твое умозаключение довольно логично. Но это и правда дела давно минувшие и к нашим событиям отношения не имеют. Жаль погибшего молодого парня… Ну, а что Сычиха – последняя хуторянка из друидов?
– Очень интересная особа, я видел ее пару раз в Серпухове.
– Значит, она не сидит сычом на своем колдовском хуторе?
– В основном, конечно, там обитает, но иногда выбирается в свет.
– На помеле? – пошутил Викентий.
– Как бы не так! В кабриолете! Представляешь, сама правит!
– Ого! Знаешь, я очень хочу навестить ее. Есть у меня несколько важных вопросов к ней. А вдруг ответит? Или я сам кое-что пойму…
20
Ночью Сычиха пришла к Коробовой в сон. Именно пришла, а не приснилась. Тамила Борисовна была убеждена: она не просыпалась! Значит, все происходило во сне? Но в то же время и наяву…
В ночь после встречи с призраком Коробова спала неспокойно. Она сама не могла понять своих чувств. Испугалась? Нет, чувство, заставившее ее в те минуты окаменеть, не было простым суеверным страхом. Скорее, жгучим любопытством: «Неужели в самом деле призрак?» И черной тревогой: «А вдруг мистификация? Тогда, значит, кто-то знает о ее планах?» И лихорадочным возбуждением: «Что-то надо делать, и скорее, а то будет поздно!» И злостью: «Нет, никто мне не может помешать!» И чем-то еще, еще… Единственная мысль, которая даже не возникла у нее в сознании, – отказаться от задуманного. Отказаться она не могла – слишком много уже сделано, слишком много уже положено на одну чашу весов. Там же, на этой чаше, – судьба и счастье ее сына, ее дорогого Андрюши, ради которого… Да что там говорить! Она ведь мать! Тем более что на другой чаше – маленький, никчемный, никому не нужный мальчишка…
Все эти мысли долго не давали ей уснуть. Но потом усталость одолела, она заснула, видела сон: неясный, сумбурный, но совершенно понятный, поскольку был продолжением дневных забот: погибшие Роман и Елена, их сын, ее Андрюша со своей невестой… Но в какой-то момент, совершенно внезапно, на расплывчатые сновидения опустился черный занавес, зазвучала тихая тревожная музыка, и в непроницаемой завесе открылась сводчатая дверь. Из нее, в отблесках света пламени, вошла к ней Сычиха. Она была совсем не такой, как при реальной встрече. Статная, красивая женщина средних лет, в платье из воздушной, мерцающей ткани, которое, казалось, каждую секунду меняет и цвет, и форму. И все же это была Сычиха. Она усмехнулась насмешливо:
– Оплошала ты, Милочка, ошиблась я в тебе! Думала: принесешь жертву богу Таранису, и введу тебя в пиршественную залу Дагда.
Колдунья оглянулась: свет за ее спиной загорелся ярче, музыка заиграла громче, в нее стали вплетаться голоса, выкрики, взрывы смеха. «Уж не там ли пиршественная зала?» – мелькнула у Коробовой мысль.
– Верно догадалась! – ответила ей Сычиха. – И отсюда – любой путь тебе будет открыт: хоть на северный остров со стеклянной башней, к демонам-фоморам, хоть на запад, к островам блаженных, где вечность, изобилие и молодость… Нам, друидам, все равно, что верхний мир, что нижний, мы везде желанны… Но ты оказалась слаба, бегает твоя жертва по земле.
«Но ведь я сплю, – подумала Коробова, не просыпаясь. – Или нет? Да нет же, сплю, это сон. Или не сон?..»
– И сон, и не сон, – вновь ответила на ее мысли Сычиха. – Но я не очень-то виню тебя. Ведь у мальчишки есть ангел-хранитель. Очень сильный, с ним не так-то просто справиться. Это потому, что он и живой, и неживой. И земные, и небесные силы ему помогают!
Красивое лицо женщины исказилось и на миг вновь стало старым, очень старым…
– Мы, друиды, и наши боги древнее того, кого вы зовете Христом! Но нас оттеснили, презрели, предали гонению… Если ты одолеешь ангела-хранителя и твое жертвоприношение свершится, ты станешь одной из нас – получишь все, что хочешь, и в земной жизни, и в потустороннем мире Анноне. И еще скажу тебе то, чего ты не знаешь: «Замок» по праву должен принадлежать тебе и твоему сыну! Ведь первой его владелицей была Сураева – дочь нашего Антония. К нашей фамилии он должен вернуться! Но торопись, времени мало…
Сычиха сделала шаг назад, из-за ее спины ярко вспыхнули, рванулись вперед, в спальню Коробовой, языки странного пламени, но в то же мгновение овальное отверстие в черной завесе исчезло.
Тамила Борисовна проснулась не сразу. Тяжелый, тревожный, но уже совершенно обыкновенный сон еще продолжался. Когда она открыла глаза, наступил рассвет, хотя было еще раннее утро. Она тут же вспомнила явление Сычихи и сразу поверила: да, та в самом деле приходила к ней! Ведь говорила же при встрече, что, как и их общий предок Антоний, умеет открывать двери в людские сны. И словам колдуньи Коробова поверила сразу. Ангел-хранитель – вот разгадка всему! Как это сказала Сычиха: «живой и неживой»… Что это может означать? Кто это может быть? Призрак, в который она не верила и который так неожиданно явился вчера? А ведь и правда о нем можно сказать именно так! Он «живой», потому что реальные люди его видят, слышат. И «неживой» – не материальный… Значит, он и правда существует – этот призрак какого-то родственника маленького князя? И оберегает его?..
В этот момент Коробова вспомнила другое: монашку из Владычного монастыря. С ней, оказывается, Всеволод виделся на монастырском погосте. А потом она явилась в «Замок» – принесла, видите ли, благословение мальчишке и икону! Так, может быть, ангел-хранитель – это монашка? Ведь и о ней можно сказать: «живая и неживая»! Заживо хоронят себя в стенах монастырей. И к Богу, к небесам близки…
Тамила Борисовна поднялась с постели, но не стала звать ни горничную свою, ни Зинаиду. Ей нужно было подумать, все проанализировать, а это требовало одиночества… Значит, у мальчишки есть ангел-хранитель. Очень сильный! Да, да, именно этим объясняются все ее неудачи, разрушение такого отлично продуманного плана! А ведь как прекрасно все было придумано с ловушкой в саду!..
План этот пришел ей в голову и почти полностью сложился еще в Москве. Хотя, конечно, главная мысль – ненужность существования маленького Берестова – появилась в тот же миг, как только она узнала о гибели «своих дорогих родственников» князей Берестовых. Но одно дело – просто мысль, и совсем другое – готовый, остроумный план. Который можно реально осуществить!
Когда они с мужем в Париже похоронили Берестовых и закончили все формальности по оформлению наследственных документов, можно было бы остаться во Франции. Но у Георгия Васильевича была в Москве работа, Андрей служил в России. А главное – парижское окружение князей Берестовых было чуждо ей, Коробовой. Обостренной интуицией она чувствовала: на них станут смотреть как на приживалок при юном князе.
Они вернулись в Москву. Мальчика необходимо было окружить показной заботой. Он потихоньку уже отходил от страшного шока, но был еще сильно угнетен. Его показали врачу, и тот посоветовал: «Хорошо бы на природу, в тишину и покой – в загородное поместье». Она не собиралась хоронить себя в деревне в угоду капризному мальчишке, но видимость заботы проявлять было необходимо. Когда она, как бы раздумывая, произнесла название поместья Берестовых «Замок», Всеволод вдруг оживился. Стал рассказывать, как он с родителями гостил в родовом замке их друга графа Шамбертона, как граф рассказывал ему о призраке своего родственника, живущем в замке. Даже уверял мальчишку, что сам видел это привидение несколько раз, разговаривал с ним. Конечно, граф потешал ребенка, рассказывал сказку. Но мальчик поверил и даже не спал в ту ночь, выходил в коридоры замка. И так сожалел, что не встретился с призраком.
