Убийства на водах - Полина Охалова
— Вы идите, господин поручик, не ждите меня, я плохой нынче попутчик, — сказал Станислав.
— Нет-нет, господин Красинский, мне как раз хотелось прогуляться неспешно, тем более что я давно уже хотел поговорить с Вами и объясниться.
Некоторое время они шли молча по опустевшей улице под высоким звездным небом, потом Печорин продолжил:
— Я помню хорошо нашу встречу несколько лет назад в Петербурге, я вижу теперь, что поведение мое тогдашнее было недостойным и Вы имели полное право ненавидеть меня и желать отмщения. Если Вы согласны принять мои извинения, спустя столько лет, я готов принести их Вам в любой форме.
— Да, Вы правы, я возненавидел Вас тогда всеми фибрами души моей, — после недолгого молчания ответил Красинский. — Я долго жил в озлоблении на Вас, придумывал самые изощренные планы мести. Вы стали для меня воплощением всего, что разрушило жизнь моего Отечества, моего рода, мою жизнь. Когда я встретил Варвару Александровну и узнал, что она сестра Ваша, я обрадовался, думая, что нашел рычаг, орудие мести. Но Варвара Александровна все перевернула, она обезоружила меня, она, как солнце, растопила весь лед ненависти, который забивал горло мое и мешал дышать, — голос Красинского задрожал и прервался.
— Да что говорить, — возобновил он свою речь после минутного молчания. — Вы и сами знаете свою сестру, ее ангельскую душу. Я готов простить не только Вас, но и самого Сатану, только бы она была счастлива!
— Но мне кажется, — Печорин остановился и пристально посмотрел на спутника, — она видит свое счастье в Вас и в жизни вместе с Вами.
— О, я желал бы этого больше всего в жизни! — воскликнул Станислав. — Но разве это возможно?!
— Но почему же нет? Вы не богаты и положение Ваше карьерное не блестяще, это правда, — Красинский попытался что-то возразить, но Печорин перебил его. — Да, возможно все это изменится, но даже если не так, то для Вари это не имеет большого значения, я знаю. У нее есть свое состояние и немалое, а блеск света и вся эта маскарадная суета, выставки тщеславия, — всего этого ей совсем не нужно — с Вами ли, без Вас ли. Если она Вас любит и примет Ваше предложение, я не буду возражать и тетушку уговорю благословить вас. Впрочем, — улыбнулся Печорин, — после Вашего давешнего подвига, Серафима Михайловна, мне кажется, уже и не нуждается в уговорах. А сейчас позвольте откланяться. Покойной Вам ночи.
Печорин протянул Красинскому руку. Тот ее крепко сжал, хотел что-то сказать, но только махнул рукой и, быстро повернувшись, пошел к своему дому.
Глава двенадцатая. Развязка
На следующее утро Печорин зашел к Фадеевым, чтоб пригласить дам и барышень на прогулку к Провалу. Но Катерина сказала, что Елена Андреевна заперлась в кабинете и пишет, а Мери обещала зайти к ним только после обеда, потому что сейчас она отправилась навестить госпожу Горшенкову. Катерина предложила Печорину выпить чаю на террасе, спросив не против ли он, чтоб к ним присоединились и девочки.
Леля с Надин были приглашены к взрослому столу и сидели первое время чинно, но Леля долго не выдержала роли благовоспитанной девочки и принялась болтать под столом ногами. Она совсем не напоминала ту проницательную и таинственную Радду-бай, которая произвела такой фурор на вчерашнем вечере, а было просто крупной и умненькой семилетней девочкой. Печорин выразил восхищение вчерашним ее выступлением и спросил, шутя, — неужели она на самом деле умеет читать мысли и чувства. «Мысли трудно читать, — серьезно ответила Леля, — а чувства легко, особенно если он сильные. Вот вчера там, где сидела мадам, которая потом в обморок упала, просто клубился страх и ужас. Там раньше черный человек стоял, он ушел, а страх остался.
— Леля говорит, что над каждым человеком есть цветной купол. Говорит, что у тебя, Катя, он розово-голубой, а совсем черный только у одного человека, — встряла в разговор Надежда.
— У кого же? — заинтересовалась Катерина.
— Да у мужа этой обморочной дамы, того высокого господина, у которого еще рот, будто прорезь на нашей картонной маске. Он совсем-совсем черный, как чернильная клякса или как туча перед большой грозой.
— Господин Горшенков? — иронически улыбнулась Катерина, — так ведь он такой преобыкновенный, скучный, скорее уж серый, чем черный.
— О чем Вы так задумались, господин поручик? — обратилась Катерина к Печорину.
— Нет-нет, ничего, спасибо за чай, милые дамы, — Печорин поцеловал руку Катерине, а потом Леле (Надин, застеснявшись руку спрятала за спину) и, попрощавшись, сошел с крыльца.
На самом деле он действительно задумался о господине Горшенкове. Обыкновенный, серый… Но ведь доктор Мойер говорил, что моральные безумцы в жизни как раз самые обычные, скучно-нормальные…
Что-то еще в том, о чем вчера говорил доктор, связывалось в памяти Печорина с Горшенковым. Мойер говорил о причинах морального безумия, про мучителя в детстве злодея. Ну да, конечно, мне и тогда показалось, что я нечто подобное слышал! Петербургские слухи и разговоры о несчастном детстве и строгой матери Горшенко! Или не матери, а мачехе?
В памяти возник вдруг явственно облик Горшенкова четырехлетней давности еще не солидно-величественного «сановника», а суетливого пролазы, который хвастался удачными своими «негоциями».
— Mon Dieu! — Печорина, как молнией, пронзило воспоминание о том, как Горшенков хвастает подарком от нижегородского губернского чиновника, которому помог в трудном кляузном деле, показывает золотые запонки в виде мундирной пуговицы нижегородской губернии и сам сверкает от успеха, как бриллианты на запонке.
Горшенков?!! Горшенков — тот злодей и маниак, которого они искали?! Не может быть! А почему, собственно, нет?! Надо сейчас же собрать наш триумвират для совета! Надо зайти за Мери к Лиговским и вместе идти к Вернеру… Но Мери куда-то ушла, — сказала Катерина. Боже, так она же пошла к Горшенковым! Нет! — и Печорин почти бегом припустил по бульвару к дому, где квартировали Горшенковы.
Но в доме было пусто. Словоохотливая прислуга рассказала, что к Елизавете Николаевне зашла княжна Лиговская справиться о здоровье барыни. Она хотела переговорить с барином и тот пригласил ее прогуляться, но барыня Лизавета Николаевна ни за что не захотела отпускать их вдвоем, а увидев, что господин надевает свой любимый прогулочный сюртук, совсем расстроилась, почти поссорилась с барином, а потом они все же сговорились и все втроем
