Йен Пирс - Бюст Бернини
— Так почему же вы не ушли, если вам там все не нравилось?
— Во-первых, из-за хорошей зарплаты. Во-вторых, мне нравилось быть единственным здравомыслящим человеком среди этих дикарей. Ну и наконец, потому, что просто нравилось приобретать по-настоящему приличные вещи. Надежда на лучшее еще не умерла.
— Однако может умереть, если вдова Морзби сдержит свое обещание и закроет музей, — заметила Флавия.
Глаза у Лангтона злобно сузились.
— И когда же она это говорила?
Флавия объяснила ему.
— Ну, до этого еще далеко, — отмахнулся Лангтон. — Многое может измениться, пока адвокаты закончат разбираться с этим делом.
— А правда, что у Анны Морзби был роман? — спросила Флавия. Ей это обстоятельство казалось очень важным.
Похоже, Лангтон ждал этого вопроса. Он улыбнулся, недоверчиво и снисходительно — так порой улыбается учитель, в кои-то веки услышав от нерадивого ученика правильный ответ. Стритер же был явно смущен, даже шокирован такого рода предположением, неодобрительно зацокал языком и покачал головой.
— Возможно, — ответил Лангтон. — Я бы точно завел роман, будь на ее месте замужем за таким омерзительным типом, как Морзби. Да они уже давно фактически жили раздельно. Правда, ей следовало соблюдать в таких делах осторожность. Последствия были бы ужасны, если бы Морзби просто заподозрил.
— Но все основания подозревать у него были.
— Что ж, значит, она очень везучая женщина. Стала мультимиллионершей, а не разведенкой без гроша за душой. — Он умолк, а затем после паузы добавил: — Настолько повезло, что просто даже удивительно.
— Мы тоже так считаем, — заметила Флавия. — Слишком повезло.
— Хотя, — задумчиво продолжил Лангтон, — у Анны Морзби есть алиби. А это подразумевает, что без сообщника тут не обошлось. Так что вопрос в том, кто он, этот счастливчик?
Флавия пожала плечами.
— Попробуйте догадаться, если еще не догадались.
Аргайл на секунду отвлекся от своего маниакального занятия. Поднял голову, затем снова принялся бороться с зудом, пытаясь засунуть под гипс тоненькие веточки и соломинки для коктейля. Стритер наблюдал за его манипуляциями словно завороженный.
— Что вы делаете?
— Пытаюсь сохранить остатки рассудка, — мрачно ответил Аргайл. — Нет, я точно с ума сойду от этого зуда, такое ощущение, что весь набит вшами! — Он ждал одобрительных улыбок, но присутствующим было, похоже, не до шуток. — Послушайте, а у вас, случайно, нет вязальных спиц?
Стритер ответил, что в доме нет и никогда не было ни единой спицы. Аргайл скорчил болезненную гримасу, и Стритер предложил ему пройти на кухню и поискать какой-нибудь подходящий инструмент. Аргайл последовал за ним.
— А полиции известно о любовнике Анны Морзби? — спросил Стритер, как только они удалились на безопасное расстояние от беседки.
— Похоже, что да. Часами пропадала в магазинах, уезжала на уик-энды. И Морзби точно знал, так что мотив для убийства у нее был очень веский. Правда, доказать сложно, и это замедляет расследование. Здесь ведь вам не Италия. Там полиция запросто может арестовать кого угодно и давить на несчастного, пока тот не признается. Жаль, что так вышло с вашей камерой, — добавил он, пока Стритер рылся в кухонном шкафу. — Жизнь была бы проще, если бы добраться до нее было труднее.
Стритер помрачнел и насторожился.
— А ну-ка расскажите-ка мне об этом, — сказал он.
— Наверное, это не способствует безопасности вашей службы, верно?
Стритер помрачнел еще больше.
— Стоит только вспомнить о микрофоне в кабинете Тейнета.
— Что?
— О жучке в кабинете Тейнета.
— Послушайте, я ведь уже говорил…
— Знаю, знаю. Но ведь вы пользуетесь репутацией настоящего доки в высоких технологиях, так что кто вам поверит?
— Установка жучков в кабинетах и офисах — это, знаете ли, серьезное преступление. Сама идея просто…
— Но если вдруг убийце скажут, что эта пленка существует, он может и поверить. И он сразу занервничает. Он думает, что на горизонте все тихо и спокойно, а тут вдруг гром среди ясного неба. Возникает улика, вполне материальная. Правда, никто толком не знает, что на этой пленке. И тогда убийца решит: надо уничтожить эту пленку — и я в безопасности. Отчаянные обстоятельства требуют отчаянных поступков. Он попадется. А вам вынесут благодарность за содействие полиции.
Аргайл выложил на стол последнюю козырную карту. Он был не слишком высокого мнения о Стритере. Очень уж медленно соображает.
— Понимаю, — неуверенно протянул Стритер.
— А знаете, нога уже значительно лучше. Так что давайте вернемся в сад. Морелли пригласил нас с Флавией к себе на обед, и нам уже пора. Расскажу детективу о нашем с вами любопытном разговоре. Если не возражаете, конечно.
— О да, — кивнул Стритер, — разумеется.
— Ну как, удалось запудрить мозги этому Стритеру? — спросила Флавия после того, как Аргайл не без труда втиснулся в машину.
Флавия взяла напрокат маленький, но весьма практичный автомобиль, правда, он не был приспособлен для людей с загипсованной ногой. И они начали кружить по городу в поисках дома Морелли.
— О да, — самодовольно кивнул Аргайл. — Соображает он, правда, туговато. Пришлось вывалить на его несчастную голову столько недвусмысленных намеков, что он прямо-таки сгибался под их тяжестью. Но в конце концов понял, в чем заключается идея.
— И?..
— Стритер не возражает. Мы можем начинать распространять слух о том, что он прослушивал кабинет Тейнета. Здорово, правда? Жаль, что он на самом деле его не прослушивал, но ведь всего не предусмотришь.
Флавия думала, что фрикадельки, которыми обещал угостить их Морелли, будут приготовлены его женой. Но она ошибалась. Морелли страшно гордился ими. Флавия и Аргайл застали его на кухне, в фартуке, хотя домовитый вид несколько портил выглядывающий из-за пояса пистолет. На кухонном столе красовалась большая бутылка калифорнийского кьянти, вода в кастрюле уже закипела и ждала, когда в нее опустят спагетти, томатный соус в котелке уже почти достиг совершенства, что под силу определить лишь истинным итальянцам.
— Ну, что скажете? — спросил Морелли, бережно и любовно помешивая свое творение деревянной ложкой.
Аргайл сунул нос в котелок, зажмурился, втянул божественный аромат и одобрительно кивнул. Морелли крякнул и разлил вино по бокалам. Они уселись за стол; вино, запах еды, возгласы ребятишек, доносившиеся из глубины дома, — все это создавало атмосферу праздника и уюта. Единственная трудность — скорее для Аргайла, а не для Флавии — заключалась в том, что просто невозможно было поглотить те горы еды, которые Морелли положил на тарелки. Но два года пребывания в Италии не прошли для Аргайла даром, и он знал, как подготовить себя морально и физически, прежде чем приняться за эту грандиозную трапезу.
— Ну, чем занимались, пока я возился с бумагами? — спросил Морелли. — Нашли бюст?
Флавия пересказала ему разговор с Лангтоном, и детектив озабоченно нахмурился.
— Смотри-ка. Изменил свои показания. Прежде он не говорил, что именно ди Соуза привез бюст. Интересно, почему?
— Понемногу сдает позиции. Первая линия обороны рухнула, Лангтону не удалось убедить нас, что все было легально и у бюста имелись некие анонимные владельцы. Сущая чепуха, и вот теперь он валит все на ди Соузу, благо тот не может возразить. Проблема в одном: сломать его вторую линию будет не так-то просто. Да и вообще все это может оказаться правдой. Но лично я не стала бы ему доверять. Аргайл тоже считает, что Лангтон пылит нам мозги.
— Что?
— Разве не так? — Флавия взглянула на Аргайла, ища поддержки.
— Близко, но не совсем. Пудрит мозги.
— А… — протянула она и зашевелила губами, видимо, мысленно повторяя выражение, чтобы лучше запомнить. — Ладно. Во всяком случае, он считает именно так.
— Но что насчет бюста?
— Он существует. Был приобретен ди Соузой в пятидесятые годы, затем он продал его Морзби, но Бернини не успел попасть к новому хозяину, был конфискован. А потом, несколько недель назад, его похитили из дома Альберджи.
— И после этого бюст оказался здесь?
Флавия кивнула.
— Если вдуматься, происхождение весьма убедительное, хотя немного необычное.
Морелли подчистил последние капли томатного соуса с помощью кусочка хлеба, сунул его в рот, долго и вдумчиво жевал.
— А вы узнавали у таможенников аэропорта, проходил через них бюст, осматривали ли они его? — спросил его Аргайл.
— Конечно, узнавали. Не осматривали. У них не было оснований. Морзби — человек уважаемый; к тому же ящик был упакован столь тщательно, что лет сто прошло бы, прежде чем они его открыли. Сколочен крепко, как танк, весил чуть ли не центнер, и они лишь передвинули его, а вот открывать и досматривать не стали. Считают, что и без того работают на износ, да и штат у них не укомплектован. Проверили лишь бумаги. В общем, расклад выглядит следующим образом, — добавил он после паузы. — Ди Соуза идет в кабинет вместе с Морзби. Они осматривают бюст, и по какой-то причине испанец оставляет его там и решает срочно вылететь в Италию. И это была не кража, видимо, он делал все с одобрения Морзби, ведь тот тогда был еще жив. А как такое могло случиться? Впрочем, ладно. Барклай появляется уже после того, как ушел ди Соуза. Спорит с Морзби, затем звучит выстрел. Барклай выбегает, поднимает тревогу.
