Мария Чепурина - Свиток Всевластия
Трактирщик осклабился. Вот так удача! Какой щедрый гость!
– И вы за них заплатите? – удивилась святоша. – Так, стало быть, вы при деньгах?
– Недавно родные прислали мне денег на пропитание. Их должно было хватить на месяц… Но что значит мое личное благополучие, когда вокруг столько голодающих бедняков?!
– Святой, воистину святой! – пролепетала мадемуазель.
– Да будет вам, в самом деле! – отмахнулся начинающий чудотворец. – Лучше вернемся к нашему разговору. Итак, Софи. Уверен, что эта девушка не так уж дурна, как вам кажется. Ведь если подумать, вы наверняка сможете найти у нее массу добродетелей, не так ли, мадемуазель?
Старая дева задумалась на минуту.
– Ах, друг мой! Как бы мне хотелось перечислить положительные качества моей подопечной… но боюсь, что их нет! Разве что красота? Но красота – это благо только в глазах вертопрахов и искателей удовольствий. Доброй девушке это орудие искушения лишь во вред! Бережливость? Нет, и ею Софи не отличается! Едва получив наследство, она тут же растратила кучу денег, чтобы переустроить свой дом в соответствии с современными вкусами… если, конечно, это языческое уродство вообще можно называть «вкусом». Не будь нас с братом, Софи давно бы пошла по миру! Скромность, смирение, послушание? Нет, это точно не про нее! Преданность государю? Ах, Шарпантье! Эта грешница не уважает даже Его Величество!
– Неужели все действительно так плохо?
– Ах, мой друг! Все еще хуже, чем вы думаете! Последнее время я начала приходить к выводу… вы только не пугайтесь… я начала приходить к выводу, что эта шельма так хочет выжить нас с братом из дому, что готова даже на убийство!
– Быть того не может!
– О, если бы вы были правы, Шарпантье! Но помните, я рассказала вам о смерти бабушки Жерминьяк? Поговаривают, что она была убита! Некий человек в коричневом плаще явился к ней, умертвил несчастную, а потом похитил ее драгоценности! А знаете, у кого они обнаружились? У того самого человека, в коего наша Софи имела неосторожность влюбиться! Она хочет замуж за убийцу, понимаете?
– Поверить не могу! – произнес Кавальон, мысленно посмеиваясь.
– А что, если Софи и этот ее омерзительный соблазнитель сговорились еще раньше? Что, если это она подослала своего любовника, чтобы убить бабушку, завладеть ее наследством, покинуть стены обители и наслаждаться пороком?! Тогда ей ничего не стоит расправиться с бедными опекунами!
– О, нет, мадемуазель… Вы говорите что-то невообразимое! Подобное невозможно! Мне кажется, следует успокоиться…
– Ах, Шарпантье! Вот и вы, мой единственный друг, мне не верите!
– Верю, сударыня, верю! Однако моему сердцу так тяжело свыкнуться с мыслью о столь тяжелом грехе, что вы описали!
– Увы, мой друг, увы! Софи и ее дружки-вольтерьянцы готовы убить меня с братом! Ах, как страшно умереть без причастия! Я уже чувствую тяжелую поступь убийц у себя за спиной! Они всюду! Они постоянно вертятся вокруг дома! Они даже…
– Ваше вино, – встрял трактирщик. – Пожалуйте. Вот сколько с вас причитается: за бутылку красного, за пять хлебов и две рыбки.
– Вы отнесли еду всем посетителям? – осведомился Кавальон, деловито оглядывая харчевню.
Рыба и вправду стояла на каждом столе. Посетители уплетали угощение за обе щеки; некоторые радостно махали Кавальону и выкрикивали «спасибо».
– Все честь по чести, – ответил трактирщик. – Никого, как видите, не обделил.
– Пять хлебов и две рыбки?! – спросила ошеломленно мадемуазель. – Но здесь же такая толпа народу!
Трактирщик пожал плечами:
– Рыб было десять, осталось восемь. Хлебов было тридцать, теперь двадцать пять. Я не вор, ваша милость. Лишнего не возьму. Все по-честному.
– У меня нет слов, мой друг! Нет слов! – сказала де Сеор. – Мне даже страшно спросить вас…
– Желаете вина, мадемуазель?
– Нет-нет! Это дурно! Я пью только воду!
– Я тоже, – сказал Кавальон.
Наклонил бутылку с красной жидкостью над стаканом… и оттуда полилась чистейшая вода!
– Что это?! – воскликнула святоша.
– Так вода же, – ответил «Мессия». – Я попросил моего Отца сделать вино водой, а для Него, как вы знаете, это не проблема!
С этими словами возвратившийся на землю «Сын Божий» наполнил и стакан своей подруги. Она отпила – в самом деле вода! Но в бутылке-то плескалось что-то красное! Каким же таким сверхъестественным образом при переливании в другую емкость оно изменяло свою природу?! Ответ мог быть только один!
– Учитель! – воскликнула де Сеор, вскочив из-за стола и повалившись на колени перед «Спасителем». – Я больше не сомневаюсь! Близится конец света, и Ты пришел! Дозволь мне омыть Твои ноги…
Святоша схватила себя за голову, пытаясь нащупать шпильки, чтобы их вытащить.
– Тихо, сестра! Успокойтесь! – нежно сказал «Иисус». – Время еще не настало. И, пожалуйста, не говорите никому о том, что видели!
Через пару часов, когда мадемуазель де Сеор была уже дома, Кавальон рассчитывался с трактирщиком по-настоящему.
– За семьдесят штук хлебцев… Двести фунтов рыбы…
– Двести фунтов?! Я ж просил тебя набрать трески помельче!
– Ну так уж получилось!.. Значит, дальше… За актерскую игру… За участие моего сына и моей матери… За бронирование столика…
– А это что за новости?!
– А как ты хотел? Я держал этот столик для вас два часа! Или лучше было бы, если бы вы пришли, а сесть некуда? Тогда твоя жертва точно бы тут не осталась! Так что изволь, тридцать су за упущенный мною доход! Ну, и семь су за вино…
– Что?!
– Семь су. Три – вино плюс четыре – налоги.
– Какие еще семь су?! – взревел Кавальон. – Это моя бутылка!
– А. Ну да, – сказал трактирщик. – Я забыл. Сейчас верну.
С этими словами он исчез на кухне.
– И деньги, которые я тебе уплатил в присутствии мадемуазель, не забудь вычесть! Думаешь их присвоить, мошенник? – прокричал ему вслед «Мессия».
– Кто из нас мошенник – это еще вопрос, – ответил трактирщик, неся бутылку. – Слушай, здесь вино только по стенкам, верно, да? А внутри еще один сосуд с водой. Где ты заказал такое чудо?
– Где заказал, там уж больше не делают, – нагрубил Кавальон, подсчитывая убытки.
Оставалось только надеяться, что это дорогостоящее предприятие по оболваниванию святоши в конце концов принесет свои плоды.
12
Сад Марбеф был, как обычно, многолюден. Кормилицы выгуливали детишек. Юные буржуазки, девушки на выданье, чинно расхаживали в сопровождении гувернанток или родителей. Вездесущие политиканы тут и там читали газеты, комментировали последние новости, обменивались слухами. За ними, как положено, следили полицейские агенты.
Увлеченный, как и вся страна, политикой, д’Эрикур невольно прислушивался к тому, что обсуждали в толпе. Под каждым деревом, на каждой скамейке, в каждой компании говорили о Генеральных Штатах. Одни люди сетовали на то, что уже несколько дней народное представительство не двигается с места, занимаясь пустым делом – проверкой полномочий делегатов. Другие выражали уверенность в том, что злонамеренные царедворцы за спиной Людовика готовятся разогнать Штаты. Третьи поднимали вторых на смех. Четвертые кричали, что голосование должно быть поголовным, и никак иначе. Пятые судачили о тайном договоре короля с третьим сословием. Шестые отвечали, что Его Величество, напротив, пренебрегает депутатами от народа, не желая принять их в своем дворце ни вместе, ни по отдельности. Седьмые восхваляли красноречие Мирабо. Восьмые предрекали революцию. Девятые считали, что она уже случилась. Десятые негромко, на самой уединенной скамеечке, строили агрессивные планы по завоеванию Англии…
В очередной раз виконт пожалел о том, что из Версаля пришлось уехать. Со дня на день там могло произойти нечто великое, способное изменить страну до неузнаваемости, а он, д’Эрикур, вынужден был находиться вдали и от политических баталий, и от обязательно сопровождавших их салонных вечеров с обсуждением произошедшего за день, и от дам – главного украшения последних… Но что он мог поделать?! Временами виконту начинало казаться, что не он пожелал отыскать тамплиерский свиток, а сам этот свиток решил завладеть д’Эрикуром – его мыслями, поступками, судьбой…
Шестого числа д’Эрикур пробудился в Париже, полный энтузиазма найти своего обидчика, убийцу Паскаля. Почему-то собственное расследование представлялось ему делом вполне посильным, если не сказать простым и даже решенным. Следующие два дня поубавили самомнения у виконта.
Повторная беседа с подавальщицей в «Валуа» не дала особенных результатов. Девушка еще раз повторила, что Паскаль общался с каким-то мужчиной, но ни потасовки, ни других признаков намечающегося злодеяния она не заметила. Собеседник и не думал обижать слугу виконта. Напротив, слуга ушел первым, а второй господин был так сильно чем-то расстроен, что служанка даже подумала, будто он заболел.
