Еремей Парнов - Ларец Марии Медичи

Она опустила голову. На влажном виске ее в розоватой тени идеально причесанных платиновых волос мелко-мелко билась голубая жилка.

– Мы целый час беседовали с вами. Помните? И все об этой злополучной иконке. Ведь вы тогда уже не просто умалчивали, а сознательно старались увести меня с курса. Запиши я тогда ваши показания – вам бы пришлось подписаться под заведомой ложью. Разве не так?

– Так. – Она подняла голову и, чуть нахмурясь, посмотрела ему прямо в глаза. В сером свете пасмурного ленинградского дня ее удивительно голубые радужки казались почти такими же черными, как и зрачки. Или она сильно волновалась. – Я не думала, что это может быть так… важно.

– Это очень важно! Очень. Правда всегда важна, Женевьева Александровна, и для всех важна. Поверьте, мне неприятно говорить вам это. Но положение достаточно серьезно… Я хочу официально привлечь вас в качестве свидетеля и задать в этой связи несколько вопросов. – Он вынул чистый бланк. – Овчинникова Женевьева Александровна, год рождения?

– Тысяча девятьсот тридцать девятый.

– Адрес?

– Москва, Ленинский проспект, сорок семь, квартира шестнадцать.

– Место работы?

– Агентство «Интурист».

– Подпишите, пожалуйста, здесь, что осведомлены об ответственности согласно УК РСФСР за дачу ложных показаний.

Она подписала.

– Вы давно знакомы с Михайловым Виктором Михайловичем?

– Давно… Скоро два года. – И, словно предупреждая новый вопрос, добавила: – Он близкий мне человек.

– Вы осведомлены о характере его доходов?

– Что вы имеете в виду?

– Торговлю иконами.

– Он коллекционер, товарищ Люсин, а коллекционеры постоянно что-то выменивают, продают, покупают, но это не является для них заработком, поверьте! Я хорошо знаю Виктора и думаю, что этот случай единственный. Я сама уговорила его рассказать вам всю правду. Да мне и не пришлось его особенно уговаривать. Если бы не этот ваш приезд… он бы сам пришел к вам…

– Охотно верю. После нашего с ним знакомства в гостинице «Россия», безусловно, следовало прийти к такому решению. Но до этого! Вы помните, что было до?.. Вы как раз сидели у меня, когда мне позвонили, что какой-то человек спрашивает иностранца. Вспоминаете? Я сам вам могу сказать, к каким выводам пришли вы с Михайловым, так сказать, по первому варианту. Вы решили умолчать, а если удастся, даже запутать следствие, потому что были уверены в собственной безопасности. Надеялись, что мы не узнаем, откуда эта икона.

– Это не так, – все еще глядя прямо ему в глаза, покачала она головой. – Допускаю, хотя на самом деле все обстояло не так просто, но допускаю, что в отношении меня ваши обвинения справедливы. Но он здесь совершенно не виноват! Совершенно! Мы же не сговаривались с ним. Понимаете? Мы вообще не виделись до того случая в гостинице. Иначе зачем было ему приходить туда? Специально, чтоб навести вас на след?

«Совершенно резонно! Ах я дурак!.. – Люсин был раздосадован тем, что позволил себе увлечься и выпустил из рук нить допроса. – Непростительно! Надо немедленно что-то придумать, иначе инициатива будет потеряна, и мое эффектное появление пойдет насмарку».

– К этому я и хотел вас подвести, – улыбнулся он. – Как вы думаете, зачем он пришел в гостиницу?

«Господи, что это сегодня со мной?! Я же забыл задать этот вопрос ему! Не напомни она – я бы вообще, наверное, выпустил это из виду! Во килька какая…»

– Виктор рассказывал мне, что иностранец очень интересовался старинной мебелью, – он действительно интересовался, спрашивал, нет ли у кого знакомых торговцев. Конечно, он имел в виду не торговцев, а таких, как Виктор, коллекционеров… Виктор пообещал разузнать, разузнал, конечно, и, одним словом, нашел такого старичка. С этим и пришел он в гостиницу, чтобы отвести иностранца к старичку или же дать его адрес. Ясно?

– В общих чертах… А незаконность, неэтичность подобных операций его не смущали?

– Он, товарищ Люсин, – я о Викторе говорю – несколько не от мира сего. Мне кажется, что он видел в этом человеке не столько иностранца, сколько коллекционера. Понимаете?

– Нет, – жестко ответил он. – Этого я понять не могу… Кстати, этот изысканный, прекрасно говорящий по-русски джентльмен в недавнем прошлом был судим на своей родине как фашистский прихвостень… Это, так сказать, для общего сведения.

– Ой! – Она прижала ладони к щекам.

– Почему Михайлов просто не позвонил по телефону?

– Не знаю. Это уж вы у него спросите. Может, близко в этот момент находился, а может, номер забыл…

– Значит, вы говорите, что с того момента, как увидели икону, до того, как Михайлов пришел в гостиницу, вы не виделись с ним?

– Ну конечно!

– Почему? Разве не естественней было бы предупредить друга о грозящей ему опасности? Или, скажем, потребовать у него объяснений? Ведь вы же не знали, что он собирался продать икону?

– Не знала. Но…

– Вот видите! Но вы почему-то предпочли выжидать. Почему?

– Я тут же поехала к Виктору – у него, к сожалению, нет телефона, – но не застала его дома.

– Во сколько это было?

– Не помню точно… Вечером, возможно, часов около семи.

«Он сказал, что принимал в это время попа…»

– Соседа тоже не оказалось?

– Нет, он был дома. Он сказал, что Виктор пошел провожать какого-то священника. Я не стала ждать – ведь поди знай, что он отправится завтра в гостиницу! – и поехала домой. Утром была занята на работе, меня постоянно куда-то вызывали, минуты на месте посидеть не пришлось, потом была встреча с вами.

– На которой вы сделали все, чтобы запутать истину.

– Да. Но он об этом не мог знать…

– Почему вы не попросили Льва Минеевича передать Виктору, что он вам очень нужен?

– Я попросила.

«Прекрасно! Это легко проверить».

– А он?

– Обещал передать. Но Виктор вернулся в тот день поздно, старик уже спал, а утром, наверное, забыл… Если бы я только знала, что у нас так мало времени! Но кто мог подумать, что вы так быстро…

– Да, я понимаю вас, – кивнул Люсин, – не приди тогда Виктор в гостиницу – вы бы успели обо всем договориться и истина никогда бы не выплыла наружу. Так?

Она молча кивнула. Красиво очерченные нервные ноздри ее дрогнули, словно она вот-вот собиралась расплакаться.

– Я не думала, что все так серьезно… Мне казалось, что погоня за этой иконой только собьет вас с правильного пути. Иначе бы я все вам рассказала еще в тот раз, честное слово! Я-то ведь знала, что Виктор не имеет никакого отношения к этому исчезновению.

– Как иностранец познакомился с Михайловым?

– В комиссионном магазине, случайно.

– Расскажите, пожалуйста, подробней.

– Он – я имею в виду иностранца – как-то сказал мне, что очень интересуется искусством и собирает картины, бронзу и все такое. «Есть ли в Москве подобные магазины?» – спросил он. «Конечно, – сказала я, – есть». И он попросил меня сводить его в один из них в свободное от экскурсий время. Я обещала. В тот день…

– В какой?

– В понедельник… В тот понедельник у нас была только одна экскурсия, в Кремль. Сразу же после нее он подошел ко мне и напомнил о моем обещании. Мы взяли такси и поехали, сначала на Горького, потом на Арбат. Только входим мы в магазин – как вижу, стоит там Виктор и рассматривает картины! Я его окликнула. Он подошел, и, естественно, пришлось их познакомить.

– И как вы это сделали?

– Очень просто! «Познакомьтесь, говорю, это мой друг, он, как и вы, интересуется искусством».

– По-русски?

– Разумеется.

– Что же дальше?

– Завязался разговор, самый общий, конечно, ничего не значащие фразы. Потом он повел Виктора к прилавку посмотреть какие-то миниатюры, а я воспользовалась случаем и удрала.

– Не прощаясь?

– Ну что вы! Извинилась, сказала, что очень тороплюсь и не хочу им мешать обстоятельно разглядеть каждую вещь. Тем более что моя миссия, в сущности, была окончена. Он, правда, интересовался еще антикварной мебелью. Я объяснила, что такой магазин есть неподалеку, у Бородинского моста. Но он только записал адрес и сказал, что как-нибудь заглянет туда сам, а сегодня он и так мне бесконечно обязан.

– Он произнес это все там, в магазине? При Викторе?

– Нет. Это было в такси, сразу же после улицы Горького.

– Значит, вы ушли тогда и больше с Михайловым не встречались до самого четверга?

– Да.

– На нашей последней беседе вы, между прочим, тоже отмечали интерес, проявленный иностранцем к антиквариату. Правда, тогда вы говорили, что по комиссионным он ходил один… Что вы можете сказать по поводу его исчезновения?

– Ничего.

– У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?

– Никаких!

– Что вы делали в тот самый день, перед тем как пошли в театр?

– В тот день? Я встретила на улице свою школьную подругу. Это было днем. Мы пошли в кафе-мороженое и просидели там часа два. Потом я поехала домой. Немного отдохнуть перед театром, переодеться. Вот, кажется, и все…