Стивен Сейлор - Загадка Катилины
— Так значит, Катилина на самом деле спал с весталкой!
— Метон!
— Извини, папа, но я не смог заснуть. У меня так болели ноги от подъема на гору! Когда я подошел к двери, я услышал, как вы разговариваете. Конечно, я должен был заявить о своем присутствии, но мне хотелось вас послушать. Вы бы ничего такого не сказали, если бы знали, что я вас слушаю? А я очень тихо стоял, ведь правда? Но, к сожалению, допустил ошибку, опершись о дверь…
— Метон, когда ты научишься уважению и почитанию к старшим?
Метон приложил палец к губам и указал кивком на противоположную дверь. Я понизил голос.
— Это твоя привычка тайком подслушивать те разговоры, из которых ты можешь узнать… — Я вздохнул. — Нет, я на самом деле не знал, где ты находишься, пока не скрипнула дверь. А это значит, что ты молодой и проворный, а я становлюсь глухим и старым. Интересно, кто из нас больше нуждается в ночном отдыхе?
Метон улыбнулся, и я не мог не улыбнуться в ответ. Я схватил его за шею и потрепал довольно грубо. Пора уже было спать, но перед тем, как уйти, я оглянулся и посмотрел на дверь, ведущую в комнату с холодной водой. Оттуда донеслось несколько всплесков. Как и в прошлую ночь, скоро весь дом заснет, и только Катилина останется бодрствовать, отгоняя Морфея и, кто знает, каких еще богов, желающих снизойти к нему.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Морфей, должно быть, наконец-то снизошел на Катилину и заявил свои права, потому что они с Тонгилием довольно поздно появились на кухне в поисках съестного. Гости были немного бледны, но бодры и явно довольны друг другом. Обменявшись несколькими шутками и посмеявшись, они быстро умяли все, что Конгрион поставил на стол.
Покончив с завтраком, Катилина объявил, что после полудня они уезжают. Они надели синие походные туники, собрали свои вещи, попрощались с Вифанией, поблагодарили Конгриона и пошли загружать своих лошадей на конюшне.
На мой вопрос, куда они держат путь, Катилина ответил, что на север, потому что ему нужно еще посетить Этрурию, населенную ветеранами Суллы, которым диктатор отдал земли, отобранные у своих врагов. Я смотрел им вслед. Невзирая на давние тревоги, я не так уж и радовался его отъезду, как следовало бы.
Но когда они доехали до Кассиановой дороги, то повернули не на север, а на юг, к Риму. Я бы этого не заметил, потому что перестал смотреть на них, но от Метона они не скрылись. Он подбежал ко мне, указывая на две отдаляющиеся фигурки.
— Что ты об этом думаешь, папа?
— Странно, — сказал я. — Катилина утверждал, что собирается на север. Интересно, почему…
— Я пойду на холм, — через плечо бросил Метон уже на пути к лесу.
Когда я догнал его, пыхтя и задыхаясь, он достиг вершины, где нашел прекрасное место для наблюдения за дорогой — между двух склонившихся дубов, защищенное от посторонних взглядов зарослями ежевики. Нас с дорога не было видно, но мы могли прекрасно за всем наблюдать.
Не трудно оказалось найти на дороге Каталину и Тонгилия, поскольку они были единственными всадниками на всем ее протяжении. Они остановились неподалеку от того места, где можно перейти с холма на гору Аргентум. Почему они замешкались, мне было неясно, но потом я понял, что они ждут, пока не пройдет стадо быков, идущее на север. Из-за холма не было видно быков, так же, как и Каталину с Тонгилием мог не заметить пастух. Они таинственно осмотрелись по сторонам, слезли с лошадей и повели их в кусты к востоку от дороги.
Потом они снова появились у нас на виду, уже без лошадей, но скоро опять скрылись за большим деревом. Потом они опять появились и опять исчезли. Так они продолжали ходить туда-сюда, словно что-то искали.
— Что они ищут? — спросил Метон.
— Начало тропы.
— Какой тропы?
Ты, должно быть, убежал куда-то, когда Форфекс говорил, что есть еще одна тропа, ведущая к шахте. Она начинается где-то у Кассиановой дороги. Только ею давно никто не пользовался. Вот Каталина и хочет узнать, где она начинается.
— Но зачем? Ведь он уже побывал в шахте?
Я не ответил, и Метон нахмурился, догадавшись, что я скрываю от него свои домыслы. Вместе мы продолжали смотреть, как Каталина с Тонгилием ходят вдоль дороги. С юга показалась вереница рабов в цепях, которых вели свободные люди с плетками. Двое друзей скрылись, дали им пройти и вновь вышли, когда дорога освободилась.
Но потом они вошли в кусты и не появлялись так долго, что я уже решил, будто они нашли предмет своих поисков. Вдруг Метон схватил меня за руку. В то же мгновение я услыхал внизу какой-то шорох, а потом раздался знакомый голос:
— Зачем ты туда забрался — ой, извини, я не хотела напугать тебя! Ах, Гордиан, я понимаю, что это неприлично, но не могу удержаться от смеха — так уж ты напугался!
— Клавдия, — сказал я.
Да, это я и есть. А это юный Метон, насколько я помню твоего мальчика. Но нет, я не должна называть его мальчиком, правда, юноша? Тебе ведь в этом году исполняется шестнадцать?
— Да, — ответил Метон, оглядываясь на дорогу.
— Какой восхитительный вид отсюда, не правда ли? Какая панорама открывается с этой возвышенности!
— Но ведь там, в ежевике, вам неудобно. Спускайтесь сюда, здесь то же самое, но можно при этом сидеть на бревне.
Я кивнул, стараясь не смотреть вниз, на дорогу. Взгляд мой остановился на корзине, которую держала Клавдия.
— Ах, не бойся помешать мне перекусить! У меня, Гордиан, достаточно хлеба, сыра и оливок для всех. Спускайся, я не хочу, чтобы ты упрекал меня в жадности.
Мы спустились на поляну. Как и обещала Клавдия, вид оттуда открывался тот же самый, но нас могли увидеть с дороги.
— Ну как, лучше? — спросила Клавдия, опуская свое грузное тело на бревно и ставя корзину рядом с собой.
— Намного, — ответил я.
Метон не мог удержаться, чтобы еще раз не посмотреть на то место, где мы заметили Катилину и Тонгилия. Из него, может быть, и получится хороший наблюдатель, но актер он никакой.
— Метон, иди-ка домой.
— Ах, Гордиан, не будь таким суровым родителем! Мой отец тоже слишком строго со мной обращался, когда я была девочкой. Это ведь последнее лето его детства, а ты хочешь, чтобы он принимался за домашние дела. Скоро он станет мужчиной, а летние дни останутся такими же жаркими, но столь долгими и прелестными им не бывать никогда! Цветы, пчелы, невинные радости. Нет, пожалуйста, пусть Метон останется.
Она настояла на своем, и Метон сел слева от нее, а я справа. Она передала нам еду и подождала, пока мы первыми не начнем есть. Пока Метон сидел на бревне и сосредоточенно жевал сыр, ему удавалось делать вид, будто он в задумчивости смотрит на гору. По Кассиановой дороге прошло стадо овец, рабы с вязанками хвороста, затем показался длинный караван закрытых телег в сопровождении вооруженной охраны. Он направлялся к Риму.
— Вазы из Арреция, — заметила Клавдия.
— Откуда ты знаешь? — спросил Метон.
— Ну, потому что я прекрасно вижу сквозь ящики, — ответила Клавдия и рассмеялась, когда поняла, что Метон готов поверить ей. — Потому что я с детства привыкла видеть такие повозки, Метон. И всегда на них везли арретинские вазы в Рим. Они страшно дорогие — потому их и охраняют. А если бы везли что-то другое, представляющее ценность, то двигались бы вдвое быстрее. Золото и серебро не разобьются, в отличие от прекрасных ваз.
Казалось, эти повозки весь день будут тащиться по дороге. Каталины нигде не было.
Потом Метон издал горлом какой-то странный звук и, когда я взглянул на него, почти незаметно кивнул. Я проследил за его взглядом до того места, где на горе, в двухстах фугах вверх от дороги, мелькала синяя туника Каталины. Рядом появилась вторая синяя фигурка.
Клавдия рылась в корзине и ничего не замечала.
— На самом деле, Гордиан, я надеялась сегодня тебя встретить, иначе мне пришлось бы идти к тебе в гости. Я рада, что и ты, Метон, здесь, ведь дело касается и тебя.
Она выпрямилась и поджала губы. Я подумал, что она смотрит прямо на Каталину и Тонгилия, но она просто задумалась и ничего не видела, подыскивая слова.
— Что такое, Клавдия?
— Ах, трудно сказать…
— В самом деле?
— Сегодня утром ко мне пришел мой кузен, Гней. Он сказал, что вчера у него на горе побывали какие-то незнакомцы, люди из Рима. Они осматривали его шахту.
— Это правда? — спросил я и посмотрел на дорогу и на гору. Катилина с Тонгилием снова скрылись из виду.
— Да. Один из них хотел купить ее или представлял интересы возможного покупателя. Бессмыслица — ведь шахта давно заброшена. В ней уже совсем нет серебра. Тем не менее Гней спросил меня, не видела ли я кого поблизости от своего дома и не подымался ли вчера кто-нибудь по горе — ведь часть старой тропы проходит неподалеку от меня. Я никого не видела, да и мои рабы тоже. — Клавдия замолчала, чтобы прожевать оливку. — Гней сказал, что не знает этих людей. Только один из них потрудился представиться — некто из Сергиев, приехал из Рима, как я уже сказала. Но после Гней расспросил пастуха, который их сопровождал, Форфекса, и знаешь, что тот ему сообщил?
