Стивен Сейлор - Загадка Катилины
— Если уж зашла речь о головах, то твоя покраснела и стала похожа на свеклу. Вода, должно быть, очень горячая.
Катилина, увлекшись своей речью, высунулся по пояс из воды. Теперь он вздохнул и снова погрузился в лохань.
— Но мы говорим о Крассе… — Он улыбнулся, а я подивился тому, насколько быстро он может изменять свое настроение. — Знаешь, что на самом деле упрочило наше знакомство? Скандал с весталкой! Той весной к суду привлекли не только нас с Фабией — Красса обвинили в том, что он совратил саму главную жрицу! Ты помнишь подробности? Его настолько часто видели в ее компании, что Клодию не составило труда убедить в самом худшем половину Рима. Но Красс превосходно защитил себя — сказал, что просто докучал жрице по поводу продажи ее собственности и хотел заключить сделку — история настолько типичная для миллионера Красса, что все ему поверили. Ему удалось сохранить свою жизнь, как и мне, но мы оба запятнали себе репутацию — он, потому что все поверили в его невиновность, но сочли очень жадным, я же, по мнению толпы, просто легко отделался, хотя и был виноват. После судебного разбирательства мы отметили нашу победу, выпив несколько бутылок фапсонского вина. Политические союзы, Гордиан, часто заключаются не по правилам логики. Иногда они вырастают из совместно перенесенных неприятностей, — он внимательно посмотрел на меня, словно придавая вес своему высказыванию. — Но, насколько я понимаю, у тебя тоже были свои дела с Крассом.
— Он позвал меня, чтобы разобрать дело об убийстве своей кузины в Байях, — сказал я. — Это было девять лет тому назад. Обстоятельства были довольно примечательными, но я не вправе говорить о деталях. Достаточно того, что мы с ним расстались не совсем в дружеских отношениях.
Катилина улыбнулся.
— Красс, на самом деле, мне кое-что рассказал. Свою версию. Он хотел, чтобы ты обвинил нескольких рабов, но ты же настаивал на поисках истины, хотя это и противоречило планам Красса. Поверишь или нет, но он втайне восхитился твоей честностью, даже если ему и не нравилась, скажем так, твоя несгибаемая натура. Я думаю, что Красс и сам становится таким, когда дело касается его антипатий. Но, по крайней мере, дело в Байях имело хотя бы одно положительное последствие. Насколько я понимаю, там ты встретил Метона. Ах, пожалуйста, не опускай глаза, Гордиан. Я считаю, что это довольно замечательный поступок — освободить юного раба и усыновить его. Я понимаю, что ты так поступил не ради того, чтобы тебя хвалили, а ради мальчика. Мне все известно, со мной ты можешь быть откровенным.
— Я бы постарался забыть, что Марк Красс был хозяином Метона. Поступи он по-своему, Метон был бы уже давно мертв. Красс продал его сицилийскому крестьянину, чтобы воспрепятствовать мне. И то, что я его нашел и усыновил, доказывает, что можно противостоять слепой, маленькой и злобной мести Даже самого богатого человека в мире.
Катилина надул губы.
— Как я вижу, Красс не все мне рассказал.
— Потому что Крассу не все известно. Но от меня ты тоже не все услышишь.
— А теперь и ты покраснел, Гордиан. Ну что, ты готов окунуться в холодную воду?
Как и Катилина во время предыдущей речи, я наполовину поднялся из воды. Я вздохнул и опустился на место.
— Ты защищаешь мальчика, как и следовало ожидать, — сказал Катилина. — Сейчас опасное время. Я и сам отец. Постоянно тревожусь за судьбу жены и дочери. Иногда мне кажется, что надо бы последовать твоему примеру и удалиться от мира, насколько это возможно. Жить в безвестности, как Цинциннат. Ты ведь знаешь старую историю — когда Республика была в опасности, то люди позвали крестьянина Цинцинната. Он отложил свой плуг, принял пост диктатора и спас отечество.
— А когда опасность миновала, вернулся к своему плугу.
— Да, но дело в том, что ему пришлось действовать, когда от него это потребовалось. Для мужчины повернуться спиной ко всему свету означает отказаться от возможности изменить будущее мира. Кто откажется от такой возможности? Даже если его попытки обречены на неудачу?
— Или приведут к тяжелым последствиям.
— Нет, Гордиан, когда я размышляю о мире, в котором будут жить мои потомки, я не могу оставаться безучастным отшельником. А когда думаю о том, что на меня смотрят мои предки, то не могу оставаться праздным. Мой предок стоял с Энеем, когда тот впервые высадился на Италийском побережье. Возможно, во мне говорит патрицианская кровь, советуя мне взять бразды правления, даже если их придется вырывать из рук оптиматов!
Он вытянул руку и с силой шлепнул по воде. Затем опустился и некоторое время сидел молча. Сквозь оранжевую дымку он походил на актера на сцене.
В комнату вошел раб и спросил, не желаем ли мы, чтобы он открыл кран печки и пустил свежей горячей воды. Я кивнул, и раб удалился. Через мгновение загудели трубы и вода заколыхалась. Туман сгустился, свет лампы потускнел. Я уже не мог отчетливо разглядеть лицо Каталины.
— Хочешь узнать секрет, Гордиан?
«Ох, Катилина, — подумал я, — я так много всего хочу узнать, и в первую очередь — кто такой Немо и почему он оказался в моей конюшне без головы!»
Это, на самом деле, загадка…
— Загадывать загадку и рассказывать тайну — две разные вещи. Я хочу услышать секрет. А загадки разгадывать я сегодня уже не намерен.
— Извини. Но попробуй — как человек может дважды потерять голову?
Вода завертелась маленьким круговоротом. Туман стал плотным, как на море.
— Не знаю, Катилина. И как же человек может дважды потерять голову?
— Сначала от любви, а потом на плахе.
— Ответ я понимаю, но не загадку.
— От весталки Фабии я потерял голову в первый раз, а потом едва не потерял от рук палача. Понимаешь? Мне кажется, что это хорошая загадка. Тогда я был моложе. Каким же дураком я был…
— Ты о чем говоришь, Катилина?
— Я рассказываю тебе о том, что ты всегда подозревал. Между нами с Фабией было общего не только то, что мы интересовались арретинскими вазами.
— А той ночью, в доме весталок…
— Это было в первый раз. Раньше она всегда отказывала мне. Когда закричал человек за перегородкой, мы как раз занимались любовью. На Фабии было платье, на мне — туника, и все это время мы стояли. Я-то хотел раздеться и отнести ее на ложе, но она настояла на том, чтобы не раздеваться. Но все равно это был один из самых восхитительных моментов в моей жизни. Когда человек закричал, я едва услыхал его в пылу страсти. Я сам вполне мог закричать от удовольствия. Фабия, конечно же, испугалась, оттолкнула меня. Но я уверил ее, что это безумие. Я-то еще не довел дело до конца. Если бы она меня оттолкнула, то я бы оставил лужу доказательств нашей преступной связи на полу или бы меня выдало вздутие под туникой. Так что мы едва успели до прихода главной Жрицы. Щеки Фабии налились румянцем, словно спелые яблоки. Груди ее вздымались и покрылись потом. Я все еще дрожал…
— Катилина, зачем ты мне это рассказываешь?
— Потому что ты достоин знать правду, Гордиан; ты один из немногих, кому следует это узнать. Потому что ты никогда не знал того, что случилось, до конца, а теперь знаешь.
— Но зачем мне сейчас рассказывать о том случае?
Катилина долго молчал. Сквозь оранжевую дымку я пытался определить выражение его лица, но не мог. То ли он хмурился, то ли его глаза смеялись. Потом он сказал:
— Говорят, у тебя дар — умение выслушивать людей. Любому политику нужен такой человек. Говорят, что ты умеешь вытянуть истину из любого, даже если он сам этого не хочет.
— Кто говорит?
— Ну, например, Красс. Все эти годы он не забывал вашего ночного разговора в Байях. Он не припомнит другого такого случая, когда настолько откровенно говорил с человеком. Он утверждает, что у тебя сверхъестественная способность вытягивать истину из людских сердец.
— Но только когда их сердца отягощены тайной. Если их гнетет тайное бремя.
— Какое еще бремя? — спросил Катилина.
— Каждый раз по-разному. Кто-то вынужден признаваться в своих страхах, кто-то — что причинял зло уже умершим людям. Некоторые говорят о том, как они были жестоки к другим, другие повествуют, как жестоко обращались с ними самими. Есть люди, которые совершили ужасные преступления, ушли от закона и от мести богов, но все еще чувствуют потребность кому-то признаться. Другие только воображают подобные преступления и если не свалят с плеч этот груз, то на самом деле их совершат.
— А как те, что должны были совершить преступление, но не смогли?
— Не понимаю.
— Как насчет тех, кто должен действовать, но замялся и передумал в последний момент? Встречал ли ты, Гордиан, такого человека, который бы признался, что не совершал преступления, хотя, казалось бы, должен был его совершить?
— Это что, еще одна загадка?
Несмотря на полумрак, я догадался, что он улыбается.
