Николай Свечин - Пуля с Кавказа
Благово решение Пестова одобрил. Старшему филёру показали сорок шесть альбомов с фотографическими портретами уголовных, и он не опознал среди них «франта». Тогда Павел Афанасьевич под большим секретом отвёз Пестова в Военно-Учёный комитет, и там агент подробно описал Енгалычеву наружность неизвестного. Генерал порылся в железном ящике и извлёк оттуда кусок картона.
– Этот?
– Так точно, ваше превосходительство: он.
– Рехнуться можно… – пробормотал несолидно директор канцелярии ВУК. – Сам Тейле объявился… Думал, никогда его больше не увижу. Вы учтите, что зверюга ещё тот, слежку чует за версту.
Благово отправил Пестова в коридор, и когда генералы остались одни, сказал:
– Колись, Ваня, что за зверь такой. Одно дерьмо хлебаем.
– О-хо-хо… Ложки разные, а дерьмо одно, ты прав. Мартин Тейле. Полунемец-полуфинн. В турецкую войну служил начальником передвижного телеграфного пункта в корпусе Гурко. Был разоблачён, как турецкий шпион. При попытке ареста застрелил двух жандармов и бежал в Румынию, где и исчез. Его перекупили англичане. Тейле закончил их секретную шпионскую школу в Лидсе и стал тайным курьером. Нам известно о четырёх его посещениях России; возможно, их было больше. В восемьдесят третьем при задержании убил помощника делопроизводителя ВУК подъесаула Власова. Хороший был офицер… Тейле снова скрылся, и с тех пор больше мы о нём не слышали.
– Опасный?
– Очень. А ещё хитрый, смелый, наблюдательный, осторожный. А гляди ж ты, вернулся!
– Арестовать твоего Мартына?
– Если пупок не развяжется. Попробуй поводить его по городу. Тейле всего лишь курьер, хоть и высокого ранга. Интересны его связи. Если заметит слежку – сразу бери. Предупреди людей. Пусть стреляют! Лучше в ногу, но можно и в голову – заслужил.
Поэтому утром возле трактира «Бессарабия» дежурило уже шесть агентов при двух экипажах, в одном из которых было костюмно-гримёрное депо. Руководить операцией Павел Афанасьевич поставил самого надворного советника Мукосеева, начальника Летучего отряда. Вице-директор остался ночевать в своём кабинете. Выспался он плохо, встал поэтому раздражённый и старался не покидать здания департамента в ожидании новостей.
Мужчина в ярком жилете не спеша шёл по Александровскому парку. От него разило водкой, он курил папироску и фальшиво насвистывал «Стрелка». Зеркальных витрин в парке не предвиделось, гуляка не оглядывался, не завязывал шнурков и, казалось, вёл себя беззаботно. Вдруг он подошёл к группе парней в грязных фартуках, пивших на скамейке пиво. Сказал им несколько слов, сунул одному в руку бумажку и пошёл дальше. Парни, на вид хулиганы, принялись о чём-то спорить. Агент Ветошников, следовавший за Тейле на удалении пятидесяти саженей, заподозрил недоброе. И действительно, как только он поравнялся с парнями, те вдруг молча и беспричинно набросились на него и начали избивать. Получив сильный удар в лицо, Ветошников упал. Его принялись молотить ногами… Наконец, закричала женщина, следом раздался полицейский свисток, и хулиганы убежали в сторону Сытного рынка. Агент с трудом поднялся. Из разбитой губы хлестала кровь, несколько рёбер, видимо, были сломаны. Сзади подбежал помощник – агент Майбородов, который и дал спасительный свисток.
– Иди за ним, – отмахнулся от предложения помощи Ветошников. – Я уж сам. Заметил он меня!
Слежка за Тейле превратилась теперь в погоню. Деваться ему, казалось, было некуда. По Кронверскому проспекту ехал экипаж с двумя филёрами, по шоссированной дорожке парка – второй экипаж с Пестовым; Майбородов поджимал шпиона пешком. Между тем, Тейле ускорил шаг и шмыгнул в балаган восковых фигур, расположенный возле цирка госпожи Рост. От проспекта немедленно выдвинулся агент Попов и стал у чёрного хода балагана. Через минуту он доложил старшему филёру:
– Перебежал в Зоологический сад.
– Ловко! Ты иди с Майбородовым туда, я здесь останусь, а твой напарник пусть едет по проспекту вперёд и встаёт у западного выхода.
Однако замысел Пестова не удался. Вскоре из ворот зверинца выбежал Майбородов и прыгнул в экипаж:
– Гони в объезд! Он через ограду перескочил.
– Попов где?
– Следом побежал.
Пролётка на бешеной скорости вылетела из ворот парка, что напротив Введенской, и повернула налево. Вскоре на углу Кронверкского проспекта и Татарского переулка филёры увидели своего товарища: тот сидел на тумбе и, как будто, отдыхал. Когда подъехали поближе, обнаружилось, что Попов держится за левый бок, а между пальцев у него вытекают алые струйки крови.
– К Мытнинскому побежал… – сквозь зубы, с трудом, выговорил агент. – На Зверинской свернул… направо…
И повалился без сознания.
– Майбородов, останься с ним, перевяжи, – приказал старший филёр. И сильно ткнул возницу в спину. – Гони!!:
Все дальнейшие усилия сыщиков ничего не дали: Тейле как в воду канул. Два экипажа с оставшимися в строю агентами перешерстили весь район между Большим проспектом и Малой Невой. Наконец Пестов звериным чутьём взял след. Он завалился на пристань у Тучкова буяна, показал кассиру полицейский билет, а затем карточку шпиона.
– Был таковой?
– Были, – уверенно ответил кассир. – Убыли на Кронштадт. Водкою от них разило – страсть!
Из Департамента полиции полетела телеграмма на остров Котлин, но Благово сделал это больше для проформы. Он сразу заявил Енгалычеву:
– Не полезет ваш Тейле в мышеловку. На острове ему спрятаться негде.
Вице-директор не ошибся. Среди пассажиров парохода, встреченного в Кронштадте полицией, шпиона не обнаружили. На вопрос капитану, ссаживал ли он кого на берег, тот покаялся:
– Было дело. Херый[96] один забузил. Выпусти меня, говорит, на Гутуевом острове, и всё! Приятель у него там, вишь-ли, служит; сюприз решился ему сделать. Приятелю.
– И ссадили?
– Так он сотельный билет давал! Как тут не ссадишь? Пьяный, денег без счёту. По-надле Морского каналу и ссадил.
Енгалычев успел распорядиться выставить возле британского посольства засаду, но Тейле в неё не пришёл. Миновали сутки. В больнице, не приходя в сознание, скончался агент Попов. О совместной операции Департамента полиции и военных пришлось доложить министру внутренних дел. Благово получил от начальства нагоняй, но отнёсся к нему равнодушно – его намного больше расстроила смерть филёра. Действительный статский советник заявился на Адмиралтейский проспект, 12[97] и спросил у хмурого, тоже не выспавшегося Енгалычева:
– У посольства по прежнему?
– Да. Пусто.
– Где собираешься его искать?
– Город большой… А ты что бы посоветовал?
– Насчёт Кноппа не думал?
Енгалычев нахмурился.
– А ты ведь прав. В «Бессарабии» они об нём говорили!
– Расскажи мне про эту личность.
– Ну… там уже целое семейство этих Кноппов наплодилось. А началось всё с Людвига. Он приехал в Россию в 1840 году и основал известный торговый дом. Сейчас дедушка уже старенький, живёт под Бременом в замке Мюленталь. В России бывает лишь наездами. Здесь он сильно разбогател, стал бароном. А ведь сын торговца табаком и дочери красильщика! Сейчас Кнопп владеет контрольными пакетами акций в десяти предприятиях, и ещё в пятнадцати состоит крупным акционером. Высоковская, Вознесенская, Екатерингофская, Кексгольмская мануфактуры, Московский купеческий и Учётный коммерческий банки, Андреевское торгово-промышленное товарищество. Дедушка Людвиг контролирует всю доставку хлопка в Россию, ввоз всех станков для текстильной промышленности, да и почти всю эту самую промышленность.
– А откуда у него такие деньги?
– Добрые люди помогли. Скажем так: через Кноппа британский капитал влияет на нашу купеческую среду. Чтобы хлопок брали только американский, а станки покупали только английские. И чтобы не совались, куда не надо. Например, на азиатские рынки.
– Понятно. А шпионство?
– И шпионство, конечно. Но так, что не подкопаешься. Из русских Кнопп выбирает в компаньоны исключительно старообрядцев: Хлудовых, Солдатенковых, твоих любимых Морозовых. Им и кредит, и скидки…
– Чего же в этом плохого? Наши, русские капиталисты. Какая разница, как они крестятся – двумя перстами, или тремя? И кредит – дело полезное…
– Ты не задумывался, почему это одним кредит, а другим – хрен с мылом?
Благово желчно рассмеялся:
– Что, Ваня, ты уже и Хлудова с Морозовым в шпионы записал? Лечиться тебе надо.
– А некогда пока. Ты хоть знаешь, что твои любимые беглопоповцы даже слова «Россия» в разговорах не употребляют? Перекашивает их от этого слова. Говорят: «Палестины». Эвфемизм у них такой. Морозовы все в Англии учились. Викула Елисеевич на острове годами живёт, совсем своим там заделался. У Тимофея Саввича прозвище Англичанин. А у Михаила Абрамовича – Джентльмен. Неплохо? Арсений Иванович, твой конфидент, по-английски шпарит без малейшего акцента. И думает тоже по-английски.
