Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий
Надев на арестованного наручники, оперативники повели его вниз. Встречавшиеся в коридорах сотрудники Наркомата в страхе расступались, пропуская процессию из восьми мужчин с мрачными строгими лицами.
Толстый заместитель наркома едва поместился на заднее сиденье между Васильковым и Егоровым. Он по-прежнему тяжело дышал и пребывал в крайней растерянности.
Заметно потяжелевший автомобиль комиссара Урусова покатил по вечерним улицам Москвы. «Темнеет. Вот и минул день, а у нас еще невпроворот работы, — покручивал зажатую между колен трость Старцев. — Как минимум час на допрос и столько же на обыск, затем подготовить протоколы, доложить комиссару. Это еще час-полтора…»
Из расчетов вытекало, что рабочий день закончится далеко за полночь, выспаться опять не получится. А ведь помимо перечисленных дел было еще одно, не менее важное: Бойко с командой молодых оперативников искал следы пропавшего бандита со странным именем Равель. Похоже, только он мог пролить свет на последние годы жизни и обстоятельства странной гибели Павла Баринова.
«Жив ли тот Равель или давно сгинул в пучине лихих лет? А если жив, то как найти его в огромном городе? — вздыхал Иван Харитонович. — В Москве сейчас жителей изрядно прибавилось: демобилизация, реэвакуация… Три с половиной миллиона человек. Из них полтора — мужского пола. Ежели откинуть детвору со стариками, то… все равно останется много. Очень много…»
Глава шестнадцатая
Москва, Аптекарский переулок; август 1945 года (несколько дней назад)
Так уж вышло, что в этот ненастный августовский денек настроение у Барона было преотличным. Редко в последние годы его баловала судьба. Где-то допускал просчеты, где-то не везло. А иной раз звезды на темном небосклоне так нескладно сходились, что судьба попросту воротила нос и верное дело вдруг выходило боком. Как тогда, в декабре 1943-го, когда они с молодым Валькой решили кидануть[212] коммерческий продовольственный магазин в Армянском.
Казалось бы, все тогда предусмотрели. Трижды побывали в просторных торговых залах, затариваясь то водкой, то куревом, то консервами. Заодно присматривались к устройству залов и коридоров. Несколько дней околачивались рядом, изучая главный вход, заложенные мешками огромные витринные окна, соседние здания, подворотни, проходные дворы. Разузнали все до самой последней мелочи. Выбрали темную ночку, прихватили по две холщовые торбы для ценных «гостинцев» и отправились на дело. Планировали влезть через окно и за пару часов сделать несколько ходок до расположенной неподалеку надежной хаты. Говядина и куры, три сорта колбасы и свиное сало, сливочное и растительное масло, шоколадные конфеты и алкоголь… Ежели в каждую ходку выносить по четыре доверху набитых торбы, то за ночь можно озолотиться. Базарные барыги такие товары оторвут с руками.
Прибыли на место. Барон встал на шухере и подавал инструмент. Только что прибившийся к нему Валька шустро вскарабкался по мешкам с песком до самого верха, где виднелись приколоченные к раме доски. Начал их потихоньку отрывать. Все шло путем, покуда из магазина не высунулся сторож с револьвером. Откуда он там взялся — сам черт не ответит. Ведь узнавали, наводили через дальних корешей справки — не охранялся по ночам тот магазин в Армянском. Не охранялся! Но, видать, незадолго до памятной ночки охрану выставили, и Барон с Валькой крепко влипли.
Не везло Барону со сторожами и охранниками. За два года до той злосчастной ночки на подмосковной продуктовой базе Паша напоролся на трех участников Гражданской войны и потерял половину банды. Теперь вот опять нарвался на умелого стрелка. Тот завалил бедного Вальку первым выстрелом и двумя пулями подранил Барона. Хорошо подранил: одна пуля прошила бедро, вырвав кусок мышцы; другая навылет саданула по икре. Чудом он доковылял до надежной хаты, там осмотрел простреленные ноги, обработал и перевязал раны. А потом с месяц жил впроголодь — одна рана воспалилась и никак не хотела подживать. Ближе к весне кое-как выкарабкался.
* * *В Москве давно стемнело, близилась полночь. Во второй половине августа ночи стали прохладными; стояли последние погожие деньки. В сентябре наверняка небо затянет хмарью, зарядят дожди, задуют холодные ветры, с деревьев полетит желтая листва.
Барон спешил на хату, где хоронился от легавых последние три месяца. Он часто менял ночлег, а в феврале 1944-го, стоило немного поджить раненым ногам, вообще покинул Москву и около года кантовался у знакомца в Воронеже. Потом через того же знакомца справил себе картинку[213] от свежего дубаря[214] и вернулся обратно в Первопрестольную, где занялся поисками исчезнувшего сейфа с ювелиркой.
Перед тем как свернуть с Доброслободского переулка в Аптекарский, Барон остановился и потянул из кармана початую пачку папирос. Он завсегда останавливался на этом углу и, закуривая, осторожно смотрел по сторонам. Лишь убедившись в отсутствии ливера[215], шагал дальше. Сегодня он не изменил привычке и снова задержался возле старого купеческого дома.
В Аптекарском было пусто. Вспыхнувшая спичка на миг ослепила. Паша закурил папиросу, дважды затянулся, поглядел вдаль, в сторону Денисовского переулка. И там никого.
Зато позади мелькнула чья-то тень. Или показалось?..
Тень никуда не торопилась, не пряталась, шла своей дорогой. Что ж, и такое случается — Барон понимал, что проживал в районе не один. Кто-то возвращается с гулянки, кто-то топает на ночную смену…
Попыхивая папиросой, Паша продолжил путь домой. До уютной и спокойной квартирки оставалось полтора квартала. Там было полбутылки сулейки, небольшой шмат сала, хлеб и пучок зеленого лука.
* * *Сегодня Барон пребывал не просто в отличном настроении. Он был почти счастлив. Вчера удалось встретиться с работягой по фамилии Макура. Одному Богу известно, сколько времени и сил угробил Паша Баринов на то, чтобы разыскать этого человека. Он ведь не опер, не легавый, не прокурор. Ксивы не имеет, в учреждения не вхож. С ним и разговоров-то никто вести не станет. А он-таки его разыскал!
Рыжий штукатур в составе строительной бригады в октябре 1941-го восстанавливал пятиэтажку в Безбожном переулке. Он был одним из тех четверых крохоборов, которые за двадцать вшивых целковых подняли тяжеленный сейф из квартиры № 8 в квартиру № 12.
«Господи, все было так просто! — криво усмехнулся и сплюнул сквозь зубы Барон. — Всего-то и требовалось той ночью немного дольше пошевелить задницей: подняться по лестнице, прошерстить пятый этаж. Сейф преспокойненько дожидался в большой трехкомнатной квартире. Надо же быть таким бажбаном!»
Да, в ту ночь ему с Фомой-сандалем не пофартило. Но теперь-то он своего не упустит! Адресок известен. Удалось высветить и личность той суки, что позарилась на чужой куш. Сука оказалась не простая, а знатная — аж цельный заместитель наркома! Но это не меняло расклада. Перед острым кнопарем[216] всяк становится трусливым и сговорчивым. Как в церкви перед Господом. Самый простой вариант: подкатить к литеру[217] вечерком на лестничной клетке, приставить перышко к горлу и потолковать. Опосля совместно с ним подняться в квартирку, заставить открыть замок стальной дверцы. А там уж как масть пойдет…
В искренность и честность кумачовых лозунгов советской власти Барон не верил никогда. Не верил и в то, что сучара из двенадцатой квартиры сдал содержимое сейфа в осиное гнездо[218]. Во-первых, для такого исхода нужно быть до гангрены отмороженным пролетарием, а описанный Макурой дядя на такого не походил. Во-вторых, честный простофиля нанимать работяг тащить сейф на пятый этаж не стал бы. Простофиля все делает просто и прямолинейно, как вагоновожатый трамвая: куда проложены рельсы, туда и катится. Вот и этот пожелал бы остаться в памяти потомков круглым бажбаном и отправил бы помощника звонить в ментовку, потом дождался бы легавых и передал им находку.
