Алексей Чертков - И белые, и черные бегуны, или Когда оттают мамонты
Знал бы Гулидов в начале своей карьеры, что за финансовый гений дремлет в этом неприметном на вид пареньке, отличающемся от сверстников разве что склонностью к демагогии да небольшой шепелявостью, не стал бы дважды отказываться от его предложения поработать с ним в банке. Но это дело прошлое. Сейчас они оказались по разные стороны баррикад…
Гулидова впустили в просторную залу. Среди дорогих картин, тяжёлых портьер, росписей и зеркал он не сразу различил с любопытством взирающих на него гостей, упрятавших свои тяжёлые телеса в глубокие кресла с высокими закругляющимися спинками, выступающими вперёд на уровне лица.
– Разрешите представить вам, господа, моего давнего приятеля Гулидова, нашего медиагуру, волшебника-самоучку, бля, обеспечивающего нам молниеносно-победную избирательную кампанию! – Рвачёв по-приятельски похлопал вошедшего приятеля на спине, но руки не подал.
«Отчёт держать будешь. А о том, что стряслось, пока ни гу-гу, не в этом кругу. С глазу на глаз переговорим», – прошептал он.
Так как сидящих перед ним частенько показывали в теленовостях и в передачах с криминальным уклоном, Гулидову не составляло труда узнать в присутствующих «звёзд» национального эфира. В одном из кресел восседал всегда скучающий, с кислым выражением лица банкир Нипорукин. Рядом с ним – по-царски величественный бывший сенатор и президент «Международного промышленного банка развития корпораций» Пузачёв, потрясающий окладистой бородой. Ближе к окну – находящийся в международном розыске беглый министр финансов Московской области Карманов.
– Здрасьте вам, – без энтузиазма поприветствовал он честную компанию.
Банкиры в ответ соизволили слегка кивнуть головами, обременёнными заботой о сохранении своих капиталов и радением за судьбу отечества.
– Ну-с, начинай, бля! – поторопил его Рвачёв.
– Хочу сразу предостеречь: денег больше не дадим, и так потратились на Евромайдан сверх лимита. Знаю я вашего брата, – подал голос Нипорукин.
– Вот-вот, – поддакнул Пузачёв.
– Я не за деньгами явился. За правдой.
– Ха-ха, – разразился гомерическим гоготом Карманов, – вот уж насмешил, голубчик! «За правдой»! Ха-ха-ха! Правда – она по нынешним временам дорого стоит. Не по Сеньке шапка! Бери ниже – проживёшь дольше.
– Постой, уважаемый! – урезонил банкира Рвачёв. – О чём речь, старина?
– Мне совершенно ясно, что вы затеяли грязную игру. Ставка в ней – целостность государства. Да и бабло в кампанию вы не своё вкладываете, а забугорное. Разве не правда?
– А вас не учили, молодой человек, что считать деньги в чужом кармане дело постыдное? – вскипел Пузачёв. – Ты кого привёл, Викентий? Опять с быдлом связался? Ты всё поставленное нами на кон спалить хочешь? Я отказываюсь слушать этого мерзавца! Гони его взашей!
– Справедливо, – поддакнул Нипорукин и попытался отхлебнуть виски из широкого стакана, но поперхнулся кусочком льда и закашлялся.
Пока приводили в чувство раскрасневшегося от распирающего кашля бывшего президента алмазной компании «АТОКА», Рвачёв в бешенстве, страшно вращая глазами, вытолкнул Гулидова в соседнюю комнату и оставил под присмотром охранника.
Возвращения Рвачёва пришлось ждать долго. Заговорщики совещались. Подслушать, о чём они говорили, не представлялось возможным. Пришлось разглядывать убранство апартаментов. Внимание Гулидова привлёк камин с порталом из нефрита, украшенный вырезанными фигурками людей, исполняющих причудливые па из «Камасутры». Когда глаза немного привыкли к блеску позолоты и зеркал, он уже смог разобрать, что сцены соития мужчины и женщины изображены практически везде: на картинах, потолке, обоях, диванных подушках, обивке кресел. Можно было только удивляться фантазии художников, создавших такое обилие интимных сцен и позиций.
– Изволь объясниться! Бля! Ты уже, можно сказать, стал членом команды, и такое отчебучиваешь, – начал неприятный разговор Рвачёв. – Какая муха тебя укусила? Бля! Ты же не пассионарий какой-то. Или с перепоя ты в неадеквате?
– Нет уж, дудки, в шайку к тебе я не нанимался, – решил не оправдываться Гулидов. – По закону действовать или дыры в нём использовать – всегда пожалуйста, а тут криминал в государственном масштабе!
– Чистеньким хочешь остаться? Не выйдет! Я тебе говорю – не выйдет! Ты слишком далеко зашёл, бля! За какое такое государство ты глотку дерёшь? В современной России у тебя нет будущего! Все посты в регионах розданы родственникам, а в центре – друзьям. Они двадцать лет открыто грабят страну!
– Не они, а все вы!
– Замолчи! А кто не без греха? Мы свои капиталы умом и горбом наживали. Ну, ещё кое-чем, конечно… Ты за страну, где неконтролируемая миграция отняла у русских рабочие места? Привела к разгулу этнопреступности? Бля! Превратила улицы городов в гетто? Где на законы плюют все кому не лень? Где правит Басманное правосудие? Где государство скинуло с себя социальные обязательства? Ты за такую Россию готов лезть на баррикады?
– Я за страну без такой мрази, как ты и твои дружки. С вашей бесовской риторикой! Вот где истинная беда. А с мигрантами и бессовестными чиновниками мы и без вас разберёмся!
– Не разберётесь! Объявятся другие – ещё более наглые и беспощадные, бля! Поэтому должны прийти мы – образованные и успешные, гедонисты и сибариты, которые выведут эту помойку в лоно цивилизации. Мы очистим страну от чурок, создадим новый порядок. Все должны работать, а не языком молоть. Бля! Только достойным и избранным открыт путь к благам. А всякий там плебс и недомерки должны знать своё место. Мы должны, наконец, возложить на себя ответственность за будущее русской нации!
– Обыкновенный фашизм – вот к чему приведут ваши россказни! Как только кто-то начинает культивировать национализм вкупе с борьбой за власть, так сразу из всех щелей повылазят рогатые железные каски нацизма.
– Пусть проявится здоровый русский дух! Он сметёт вонь и плесень со своего пути. Мы уже финансируем добровольческие отряды, бля! Нас не остановить!
– Смотри, как бы ученички не съели своих пастырей. Окраины-то все из националов состоят.
– Тебе что, аборигенов стало жалко? Насмотрелся на родные развалюхи и колдобины? Сопли распустил!
– Распустил. Это мои сопли, и что хочу с ними, то и делаю. Вы даже не замечаете, как далеко зашли в своей жажде власти. Как продали страну, оболванили народ, сделали его нищим и убогим! Заигрались в коммерцию, бизнес, акции, стали их же рабами, электронными роботами. Вместо иконы – кредитная карточка, вместо молитвы – ПИН-код от неё. Стариков отправили на кладбище, работоспособных – с голоду пухнуть, а молодёжи сунули в руки компьютерные игрушки – живи не хочу!
Вот, сунули мне в метро листовку «Подари себе будущее!». Безмозглая молодёжь! Не «подари», а создай своё будущее – потом и кровью, знаниями и умением, навыками. И такой её сделали вы! Это на ваши деньги эшелоны и фуры заморского шмотья и гавна несутся на наши прилавки! Это на ваши бабки строятся стеклянные коробки офисов вместо детских садов и яслей! Это ваши банки всучивают безработным и неимущим кредиты под заоблачные проценты, чтобы потом отобрать у них жильё, а самих выбросить на помойку! Это на ваши капиталы строятся заводы по производству пойла и суррогатов, которыми травится народ! Это ваши тёлки и сыночки бахвалятся с телеэкранов своими богатствами! Это всё сделано вашими руками, вот этими белыми, холёными, пухлыми ручонками! И нечего на зеркало пенять, коли рожа крива!
– Экую сволочь я пригрел на своей груди! Бля! Правильное решение мы приняли – в расход тебя за глупость и выходки плебейские. Тем более что дело своё ты уже сделал, назад его не повернёшь. Туда тебе и дорога, бля! Эй, охрана! Слышите меня? – обратился он в видеокамеру, висящую над статуей Аполлона из белого итальянского мрамора. – В номер повышенной комфортности его, к остальным. Пусть охладится. И подайте мне полковника! Срочно! Тьфу ты, тюрьму, что ли, уже пора свою строить? Кто же знал, что кругом иуды и предатели?! Бля!
– Я буду приходить к тебе в кошмарных снах, Рвачёв! Помяни моё слово.
– Помяну, помяну, бля! На большее не рассчитывай. Адью, мой друг строптивый! Меня ещё курочки мои ждут, а я тут с тобой энергию понапрасну растрачиваю. Прощай!
***Камерой это подсобное помещение на конюшне, куда втолкнули Гулидова, назвать было трудно. По полу разбросана солома, вдоль стенок – несколько узких деревянных лавок, в углу – корыто для свиней, над ним – рукомойник, рядом – параша, на окне – решётка. На одной из лавок, поджав под себя ноги, в позе Ваджрасана сидела молодая женщина. Из-под подола мятой юбки выглядывали голые грязные ступни, рюши на белой кофточке чем-то испачканы, в нечёсаных волосах приютились многочисленные соломинки. Руки воздающей асану покоились перед собой, спина ровная, ненапряжённая. Нижняя часть лица женщины была свёрнута в левую сторону – не иначе как родовая травма, так как операционных последствий он не заметил.
