Дэвид Лисс - Компания дьявола

— С Эллершо и другими шишками из компании. С кем именно, даже не знаю. Я должен послать записку и извиниться. Не могу плясать под дудку Кобба, когда дядя при смерти.

— Не делайте этого, — сказал Франко. — Если благодаря этому ужину вы приблизитесь к своей цели, уверен, ваш дядя предпочел бы, чтобы вы туда пошли, вместо того чтобы сидеть у его постели с печальным видом. Вы должны найти в себе силы выполнять свой долг. А мы с вашей тетей позаботимся, чтобы у дяди было все, что ему нужно.

— Что сказал лекарь?

— Сказал, что ваш дядя может поправиться, как это уже бывало раньше, или ему может стать еще хуже. Сказал, это самый сильный приступ из всех, что были, но что будет дальше, неизвестно.

Мы пошушукались еще несколько минут. Я попытался вкратце рассказать ему о том, что произошло за эти дни в Крейвен-Хаусе. Я старался быть краток отчасти из-за того, что хотел вернуться к дяде, но также помня, что содержание моих личных разговоров каким-то образом становилось известным Коббу. Я сказал только, что по просьбе Кобба устроился на службу в Ост-Индскую компанию, где пытаюсь навести порядок в некоторых внутренних делах. Но, поскольку планы Кобба по-прежнему не ясны, трудно сказать, приблизился я к своей цели или нет.

Пока мы разговаривали, из спальни вышла тетя. На ее лице читалось облегчение.

— Ему лучше, — сказала она мне.

Я вошел в комнату и увидел, что он действительно выглядит значительно лучше, чем полчаса назад. Ему по-прежнему было трудно дышать, но лицо было уже не такое бледное. Он сидел в постели, и выражение лица у него было как у обычного человека, а не как у человека, готового отойти в мир иной.

— Я очень рад, что вам стало лучше, — сказал я.

— И я тоже рад, — ответил он. — Мне сказали, ты застал неприятную картину внизу.

— Да, — сказал я. — Дядя, мне невыносимо все это видеть, но я не знаю другого способа покончить с этим, кроме как делать все, что просит Кобб.

— Ты должен делать все, чтобы Кобб думал, будто так оно и есть, но при этом не забывай искать преимущества.

— Боюсь, то, что случилось сегодня, только начало, — сказал я. — Разве мы можем позволить играть в игры с таким человеком?

— Разве мы можем позволить превратить тебя в его марионетку? — спросил он.

— Мы оба, — сказала тетя, — мы оба хотим, чтобы ты с ним боролся.

— Но так, чтобы он ничего не заподозрил.

Я кивнул. Его слова меня ободрили, и я сказал, что полон решимости так и поступить. Но я не мог не думать о том, что мы будем делать, когда мой дядя окажется нищим, будет разорен, лишится дома и остатков здоровья. Он не был глупцом и знал, какой сделал выбор. Однако я не был уверен, что смогу это вынести.

Я провел с семьей столько времени, сколько мог, но вскоре должен был извиниться и вернуться к себе, чтобы переодеться к ужину. Переодевшись, я нанял коляску, которая доставила меня на другой конец города. Я прибыл на место назначения с завидной пунктуальностью.

Я был не так уж удивлен тем, что дом мистера Эллершо на Нью-Норт-стрит неподалеку от Кондуит-Филдс оказался красивым. Директор Ост-Индской компании должен иметь красивый дом. Однако никогда еще я не был зван в такой дом в качестве гостя, и, признаюсь, меня неожиданно одолело мрачное предчувствие. За неимением индийских ситцев, я надел свой лучший костюм из черного с золотом шелка, по всей видимости сотканного в тесных каморках Спиталфилдса или в темных коридорах работного дома. И хотя я носил на спине плод труда обманутых и угнетенных, нельзя было не отметить, что одежда сидела на мне отменно. Как говорится, все мы дети Адама, разница только в шелке.

Вежливый, но мрачноватый лакей открыл мне дверь и провел в приемную, где я был встречен мистером Эллершо, ослепительным в своем алонжевом парике и костюме из лучших импортных тканей. Его шелковый жилет был явно, даже на мой непросвещенный взгляд, изготовлен в Индии. Удивительно тонкий цветочный узор в красных, синих и черных тонах был великолепен.

— Это очень важный вечер, мистер Уивер. Чрезвычайно важный, знаете ли. Мистер Сэмюель Турмонд, член парламента от Котсуолда, сегодня здесь. Он главный представитель шерстяного лобби, и наша задача — убедить его поддержать наше предложение в палате общин.

— Отменить закон двадцать первого года? — спросил я.

— Совершенно верно.

— И как это сделать?

— Об этом сейчас не беспокойтесь. Вам нужно только слушаться меня, и все будет хорошо. И поскольку вы последний из прибывших гостей, следуйте за мной в гостиную. Надеюсь, вы не сделаете ничего такого, за что мне было бы неловко перед моими гостями.

— Попытаюсь не разочаровать вас своим поведением, — заверил я его.

— Вот и хорошо. Хорошо.

Мистер Эллершо провел меня по лабиринту коридоров в просторную комнату, где на диванах и в креслах сидело несколько гостей с бокалами вина. Единственным человеком, которого я знал, был мистер Форестер, который мастерски сделал вид, что не замечает меня.

Я был представлен миссис Эллершо, потрясающе красивой женщине, по крайней мере лет на двадцать моложе своего мужа, но которой было, по всей видимости, не меньше тридцати пяти.

— Это мой новый сотрудник, Уивер, — сказал Эллершо. — Знаешь, он еврей.

У миссис Эллершо были такие светлые волосы, что казались почти белыми, фарфоровая кожа и удивительно яркие и живые серые глаза. Она пожала мою руку, сделала реверанс и сказала, что рада меня видеть, хотя я понимал, что это не так. Не требовалось выдающейся проницательности, чтобы понять: она недовольна моим присутствием.

Эллершо, видимо, забыл, что уже представлял меня Форестеру, а Форестер ничем не выдал, что мы встречались. Он тоже представил меня своей жене, но если мистеру Эллершо повезло с женой, о мистере Форестере этого нельзя было сказать. Хотя он был сравнительно молод и имел приятную наружность, его жена была намного его старше, фактически старухой. Кожа у нее была грубой и жесткой, зубы — желтыми и обломанными, тусклые карие глаза ввалились. Однако, в отличие от миссис Эллершо, миссис Форестер была в хорошем расположении духа. Она сказала, что рада меня видеть, и я ей поверил.

Затем я был представлен мистеру Турмонду и его супруге. Член парламента был намного старше, чем Эллершо, ему было, вероятно, лет семьдесят. Он был слаб и неловок в движениях. Ходил, опираясь на трость. У него дрожали руки, когда мы обменивались рукопожатием. Однако при этом он сохранял острый ум. Говорил он с легкостью и умно, и из всех присутствующих вызвал у меня наибольшую приязнь. Его супруга, пожилая дама, одетая целиком в шерстяные ткани, добродушно улыбалась, но говорила мало.

Поскольку званый ужин в Британии возможен только при равном числе мужчин и женщин, в пару мне была приглашена четвертая дама. Для этой цели мистер Эллершо пригласил свою сестру, пожилую особу, которая не преминула сообщить, что ей пришлось отказаться от билетов в оперу, чтобы присутствовать на ужине, и это не вызывало у нее большой радости.

Не стану утомлять читателя описанием самого ужина. Достаточно того, что мне пришлось его вынести, и поэтому у меня нет ни малейшего желания ни воскрешать его в памяти, ни вызывать у читателя чувство жалости ко мне. Как это принято, за столом в основном говорили о театре и других популярных развлечениях. Я хотел высказаться по этому поводу, но заметил, что всякий раз, когда я открывал рот, мистер Эллершо делал такое страшное лицо, что я предпочел отмалчиваться.

— Ешьте спокойно, — громко сказал мне Эллершо, выпив изрядно вина. — Я велел кухарке исключить свинину. Знаете ли, Уивер — еврей, — сообщил он остальным.

— Осмелюсь сказать, это нам известно, — сказал мистер Турмонд, шерстяной лоббист, — поскольку вы неоднократно сообщали нам об этом факте. Безусловно, евреи составляют меньшинство на нашем острове, и все же полагаю, они не такая уж редкость, чтобы привлекать подобное внимание.

— Но это же поразительно. Моя жена считает, что евреям не место за нашим столом. Правда, дорогая?

Я хотел сказать что-нибудь и перевести разговор на менее неловкую тему. Однако мистер Турмонд решил, что должен меня спасти.

— Скажите, мистер Эллершо, — произнес он громко, намереваясь сгладить неловкость от замечаний Эллершо, — а где ваша очаровательная дочь?

Миссис Эллершо стала пунцовой, а мистер Эллершо принялся сконфуженно кашлять в кулак.

— Гм. Видите ли, она не моя дочь. Я получил Бриджит в придачу к миссис Эллершо после заключения брака. Выгодная сделка, я считаю. Но девушки сейчас здесь нет.

Он явно недоговаривал и не собирался ничего объяснять. Турмонд был в отчаянии, что затронул столь деликатную тему. Он попытался разрядить обстановку, но лишь усугубил неловкость. К счастью, его жена принялась восхвалять поданного фазана, и напряжение в конце концов спало.