Макс Коллинз - Двойник
– Вам обязательно нужно грубить мне?
– Забавно, но такой же вопрос постоянно задает мне один агент ФБР. А я считаю грубым, когда тебя швыряют лицом на тротуар и стреляют несколько раз в спину.
Она прикрыла рот ладошкой и уставилась на пол широко раскрытыми глазами. Ее всю затрясло. Казалось, она сейчас зарыдает, но слез пока не было.
– Присядьте, Полли. – Я показал ей на кресло напротив стола.
Она кивнула, села, продолжая сжимать в руках сумочку. Ноги были крепко сжаты, как у девственницы во время первого свидания. Она даже дрожала, как дрожат девственницы.
Я сел за стол и показал ей на лампу, которую все же хотел зажечь. Она уже не возражала. Я включил лампу, она горела не ярко, образовав круг на столе и тускло освещая комнату.
Она еще раз осмотрела комнату.
– Это кровать Мерфи?
– Вы первая, кто ее узнал.
Она недовольно взглянула на меня, постепенно успокаиваясь.
– Что это значит?
– Это грубое замечание, забудьте о нем.
– Хорошо. Вы... вам не интересно, почему я здесь?
Я пожал плечами.
– Наверное, мне следовало удивиться, но я плохо себя чувствую. Может, завтра я об этом и подумаю, если, конечно, вы сами сейчас не объясните.
Я пытался быть ироничным, но ничего не выходило.
– Мне жаль, что вы себя плохо чувствуете, – сказала Полли.
– Дружки вашего бывшего мужа избили меня несколько дней назад.
– Дружки моего бывшего мужа?
– Да. Он ведь работал в полиции Восточного Чикаго, не так ли?
– Да... Ну и что?
– Вы развелись с ним пару месяцев назад. Это был не скандальный развод?
Она вопросительно посмотрела на меня. Мне нравился ее рот.
– Поставлю вопрос иначе: вы расстались друзьями или нет?
Она пожала плечами.
– Наверное.
– Вы встречались с ним... когда работали в отеле «Костур»?
Она снова кивнула, потом спохватилась.
– А я-то думала, что вы плохо себя чувствуете.
– Такая хорошенькая девушка придает мне силы. Я действительно чувствую себя гораздо лучше. И никак не могу понять, что же вы здесь делаете?
Она мрачно уставилась на круг света от лампы на столе.
– Я об этом тоже думаю. Эта игра начинала надоедать.
– Если вы не знаете, почему оказались здесь, то лучше вам уйти. Я не хочу, чтобы вас видели здесь.
– Почему? – удивилась она.
– Я и так почти вляпался в это дело. Если мне повезет, то, когда начнут вынюхивать копы и пресса, меня, может, не будут трогать. А с вами я окажусь полностью в дерьме.
Она оперлась на локоть, подперев лоб ладонью. Это делало ее похожей на ребенка, который в первый раз столкнулся со смертью. Потом наконец сказала:
– Тогда я пойду.
Но она продолжала сидеть, похожая на волшебного эльфа.
– Послушайте, Полли. Фрэнк Нитти мне советовал Держаться по возможности в стороне от этого дела. Несмотря на это я все равно сегодня был там, у входа в «Байограф». Мне пора исчезнуть из «Мелодрамы на Манхэттене».
Полли закрыла глаза и постаралась выдавить большую слезу, которая медленно потекла по щеке, пробежалась по губам и подбородку, оставляя блестящую дорожку. Наконец слеза шлепнулась на стол, как одинокая капля дождя.
– Клянусь, я ничего не знала, – вымолвила Полли, вытирая лицо.
– О чем вы ничего не знали?
– Что его убьют.
– А что вы думали, они станут с ним делать?
– Я ничего не думала. Я даже не знала, что он Диллинджер!
– А он действительно был Диллинджером?
Она подняла голову и удивленно посмотрела на меня, пытаясь понять, что я еще задумал.
– Что?..
– Он был Диллинджером?
Глаза ее раскрылись еще шире, как у актрис немого кино.
– Ну, так говорили...
– Кто? Кто и когда вам сказал, что это был Диллинджер?
– Ну... Я слышала, что говорили люди из ФБР перед тем, как мы с Анной побежали по аллее. На некоторое время я вернулась к ней на квартиру, и она призналась, что с самого начала знала, что это был Диллинджер.
– Она призналась, что привела его туда специально, чтобы до него могли добраться агенты ФБР?
Полли покачала головой.
– Анна просто сказала, что знала, что он – Диллинджер. И потом посоветовала мне идти домой... и несколько дней не высовывать носа.
– А вместо этого вы пришли ко мне. Она снова покачала головой.
– Нет, я сначала поехала в ресторан.
– "Эс энд Эс"?
– Да, они уже закрывались. Одна из девушек – Максин пошла со мной в кафе напротив, и мы выпили пива. Она не хотела этого делать... говорила, что неприлично ночью двум девушкам сидеть в кафе и пить пиво. Но Максин понимала, что мне был нужен кто-то, с кем можно было поговорить, потому что я была расстроена.
– Что вы ей рассказали?
– Ничего особенного, сказала, что Диллинджер убит. Ей стало интересно, откуда мне это известно, и я сказала, чтобы она прочитала об этом в завтрашних газетах. И еще призналась ей, что у меня нехорошо на душе.
– Да, слишком много всего произошло за последнее время.
– Почему вы так говорите?
–Потому что происходящее помогает не вспоминать о том, как меня избили дружки вашего бывшего мужа.
– Почему вы все время об этом говорите и ведете себя так, будто знаете то, чего не знаю я.
– А что вы знаете?
Она откинулась назад, подальше от света, так что ее лицо в полумраке трудно было различить. Но я прекрасно слышал ее голос.
– Анна предложила мне... встречаться с этим парнем. Чтобы его занять. Чтобы он был...
– Доволен и счастлив?
Она вздохнула.
– Да, счастлив. Можно я закурю?
– Ладно, только пепел стряхивайте в пепельницу.
– Где она?
Я придвинул к ней пепельницу. Это был маленький кружок стекла с толстыми краями и надписью «Отель Моррисон».
Полли зажгла сигарету, и ее оранжевый кончик засветился в темноте. Выпустив дым из ноздрей, начала говорить.
– Он был приятным и добрым парнем. Мне нравилось повсюду с ним ездить на такси. Два раза он давал деньги, чтобы мы с Максин могли сходить на ярмарку. Один раз он мне дал сорок долларов и предложил съездить и купить себе что-нибудь. А потом дал еще пятьдесят долларов, чтобы я смогла сходить к зубному врачу. Но на эти деньги я купила одежду. Когда он узнал об этом, то даже не рассердился.
– Он хорошо к вам относился.
Полли сквозь клубы дыма покивала головой.
– Нам было весело друг с другом.
– Как вы думаете, кто был этот парень?
– Он говорил, что работает в Управлении торговли и зовут его Джимми Лоуренс.
– Вы поверили ему?
– Нет, у него за ушами были шрамы от пластической операции, и я решила, что это какой-то жулик, которого Анна «пасет» для «Бойз».
– Вы хотите сказать, для этой группы.
– Наверное. Я плохо разбираюсь в таких вещах.
– Зато Анна разбирается.
– Конечно, она же – «мадам», не так ли?
– Это вы меня спрашиваете?
Ее синие глазки загорелись огнем.
– Вы надо мной издеваетесь, чувствуете себя важной шишкой, да?
– Простите, пожалуйста.
Она снова выдохнула дым.
– Да, больше сказать нечего. Он любил одеваться, был весьма аккуратным и чистым, и еще у него была хорошая улыбка.
– Поэтому делать его счастливым, как просила Анна, оказалось не так уж сложно?
– Вот, черт возьми, в чем дело. Мне он начал нравиться. Правда, Геллер, я просто начала сходить по нему с ума. Он был приятным человеком, хорошо относился ко мне и был добрым. Но он не мог быть добрым и милым, одновременно оставаясь при этом Джоном Диллинджером. Разве я не права?
– Кажется, правы.
– Я не могла предположить, что полюблю его. Знаете, ему очень нравилась песенка из фильма с Джоан Кроуфорд, который мы смотрели в «Марбро». – Она начала напевать приятным тоненьким голоском: «Всю ночь я только мечтаю о тебе...».
У нее задрожали губы и по щеке потекла слеза.
– У него был хороший голос?
– Он пел и не фальшивил, обожал фильмы и всегда ходил на просмотры новых картин.
– Да, до сегодняшнего вечера. Вам он по-настоящему понравился, да?
– Да.
– Вы не знали, что его собираются сегодня убить?
– Нет.
– Но вы хотя бы понимали, что рано или поздно он погибнет?
– Нет! Я и не знала, что он Диллинджер!
– Зачем вы пришли ко мне, Полли?
– Мне было известно, что вы следили за нами. Об этом мне сказала Анна.
– Она так и сказала? А не сказала она вам, почему я это делал?
– Нет, но предупредила, чтобы я не говорила Джимми, что за нами следят.
– И ничего не объяснила?
Полли отрицательно покачала головой.
– Нет, ничего.
– А вы сами не подумали о причине?
– Мне следовало делать то, за что платили.
– Хорошо, что вы хотя бы честно в этом признались.
– Нат, я говорю правду, поверьте.
– Тогда объясните, зачем вы пришли ко мне. Полли прокашлялась.
– Мне хотелось, чтобы вы знали, что я не имею никакого отношения к тому, что произошло у кинотеатра, что я, можно сказать, «невиновна».
Я чуть не свалился с кресла.