Палач приходит ночью - Валерий Георгиевич Шарапов
Тут ему Микола и врезал — не от злости, а чисто для науки, чтобы знал, где языком не стоит молоть. И прикрикнул грозно:
— Где Звир?!
— Так кочует, — с трудом вернув дыхание, ответил бандеровец. — Склады заполняет.
Это было не первое свидетельство, что бандеровцы и немцы отныне лучшие друзья. И живут душу в душу.
Мы недавно перехватили письмо от куренного УПА своему агенту.
«Друже Богдан.
Пришлите 16 человек к нам в курень, которые будут работать на строительстве моста. Я договорился с немецким капитаном, что мы построим мост для переправы немецких войск, за что они дадут нам подкрепление — два батальона со всей техникой. Совместно с этими батальонами мы очистим от красных партизан лес и дадим свободный проход в тыл Красной армии своим войскам УПА, которые там ждут.
На переговорах мы пробыли в течение 15 часов, немцы нам устроили обед.
Слава Украине. Командир куреня Орел».
Наш куратор, теперь уже подполковник, прилетел в очередной раз с Большой земли. Ознакомился на месте с ситуацией. То, что бандеровцы сотрудничают с немцами, его нисколько не удивило, и он пояснил:
— Так они договор заключили. Немцы вооружают УПА, создают им всякие склады. Десятки тысяч единиц оружия. Пулеметы. А УПА воюет с коммунистами.
— То есть с нами, с партизанами, — уточнил я.
— Ну, партизаны для «гансов» не главная головная боль. Немцы понимают, что Украина будет освобождена в ближайшие месяцы. И что мы пойдем дальше. Чтобы спасти хотя бы свои владения, им нужны те, кто будет бить в спину РККА.
— Вот же бандеровские шкуры продажные, — покачал я головой. — А сколько криков было, как они за украинский народ с гитлеровцами бьются!
— И что, отважно бились?
— Бились — сильно сказано. Но все же стычки бывали. И немцы их тоже били.
— Милые бранятся, только тешатся, — хмыкнул подполковник. — Есть у бандеровцев в Германии добрый дядюшка, оказывающий покровительство.
— Кто?
— Абвер. Военная разведка.
Ну, все, что он сказал, в общем-то укладывалось в мою картину действительности. И только подтвердило предыдущие выводы.
СД, гестапо, фельджандармерия, конечно, преследовали бандеровцев за нарушение общественного спокойствия. Да и сам вождь Бандера сидел в тюрьме за буйный нрав, объявление самостийности, хотя ему намекали: не надо самодеятельности, здесь земля немецкая, протекторат. Переоценил себя. Ну а еще за растрату переданных Германией средств и за кровавую мясорубку, которую устроил своим соратникам — последователям Мельника. Кстати, мельниковцы вообще идеально вписались в немецкую систему, большинство полицаев были из них, также как и карательные отряды, и расстрельные команды.
Игры с бандеровцами вел абвер. Там собрались интеллектуалы и манипуляторы. Им было давно понятно, что народ в массе своей оккупантов на Украине не слишком жалует. И был пример Белоруссии, которая вообще почти вся записалась в партизанский отряд. Чтобы на Украине такого не произошло, недовольство решили выплеснуть в рамках националистических организаций, достаточно хорошо контролируемых и прикормленных, где количество германской агентуры зашкаливало. А чтобы пудрить мозги простому народу, создавая иллюзию борьбы за независимость, давали зверушке иногда покусывать хозяйскую длань — не слишком сильно, не слишком больно. Если и случались серьезные стычки оуновцев с немцами, то чаще случайно. А так на каждом заседании ОУН, когда буйные и наивные «патриоты» требовали решительных мер в борьбе с немцами, все это забалтывалось, сглаживалось абверовскими агентами, в результате принималось решение: немцев не трогать, чтобы не вызывать ответные меры в отношении мирного населения.
Сейчас же вообще бандеровцы и немцы перестали скрывать свои милые отношения. Однажды при налете на небольшой немецкий гарнизон нам достался любопытный приказ.
«С руководителями национально-повстанческой армии успешно проведены переговоры и достигнута договоренность:
Немецкие части не подвергаются нападению со стороны членов УПА.
УПА засылает лазутчиков, преимущественно девушек, в занятые врагом районы и сообщает результаты разведотделу боевой группы.
Пленные Красной армии, а такие советские партизаны препровождаются в разведотдел для допроса, местные чуждые элементы используются боевой группой на работах.
Чтобы на мешать этому необходимому взаимодействию, ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Агентам УПА, которые имеют соответствующие удостоверения за подписью наших офицеров, или тем, кто выдает себя за члена УПА, разрешать беспрепятственный переход, оружие оставлять при них. По требованию агента предоставлять им быстрейший доступ в разведотдел.
2. Члены частей УПА при встрече с немецкими частями для опознавания поднимают левую руку с раздвинутыми пальцами к лицу, таковых не задерживают, это означает их взаимопонимание.
Генерал-майор СС Шмидт Бреннер».
Все было ясно. ОУН полностью лег под «фрицев»…
Глава восемнадцатая
После Нового года события понеслись вскачь. РККА быстро продвигалась вперед и вот уже вовсю освобождала Галицию. Оккупации приходил конец.
Наш отряд в числе десяти подобных входил в соединение генерал-майора Федорова. В марте нам поступил приказ двигаться вперед, к польской границе.
Погода была снежная, потеплело резко, повсюду слякоть. Через реку, где было окно в линии фронта, на подконтрольную РККА территорию прошло несколько отрядов. Наши люди были страшно голодными и замерзшими. Все перепуталось, по мосткам шли бойцы, переносили грузы. Падали в воду. Но выбирались.
А уже днем мы вышли на тракт и соединились с частями Красной армии. Точнее, с мотострелковым батальоном, который двигался на запад.
Вояки, побитые войной, закаленные бесконечными маршами, в изношенных шинелях и тулупах, несмотря на естественную на войне потрепанность, выглядели браво и молодцевато. На нас посматривали с любопытством и некоторой иронией. Оно и неудивительно. Перед ними были разношерстно одетые лесные люди, бородатые, продубленные холодами и солнцем, перевязанные пулеметными лентами, кто в папахе, кто в треухе. Одно слово — партизаны.
Ход колонны тут же затормозился. Сперва нас держали на прицелах бронемашины — во избежание эксцессов. Но потом все расслабились. Пошли братания, обнимания. Смех, подковырки, подколки.
А я стоял в каком-то ступоре, глядя на это. Как-то смущенно и глуповато улыбался. И по щекам моим текли слезы.
Понимал умом, что я заматерелый партизанский разведчик. Повидавший такое, чего люди видеть не должны. Прошедший не через одно персональное чистилище. И все равно не мог сдержать слез. Свои! Теперь вокруг будут только свои!
Очнувшись, обратил внимание, что не у одного меня глаза блестят от слез. Блестят они и у сурового начальника разведки. И у эмоционального замполита, который по привычке тут же зацепился языком с новыми людьми. И даже у всегда сдержанного, являвшегося для нас
