Златорогий череп - Стасс Бабицкий
Мармеладов миновал ветчинный угол, облизываясь на копченые окорока, потом будку подметочных дел мастера, — его молоток издалека слышен, будто дятел по дереву стучит, — и вышел к галантерейщикам. Приметил со спины торговца, блестящего лысиной, подошел ближе — рассмотреть. Но уже по голосу понял, что ошибся. Такой сочный бас подделать невозможно, вон как раскатывает:
— Мыльный шар-р-р за пятак. Никто таких не предложит. Бер-р-ри!
И годами намного старше Ираклия будет. Рядом с ним переминался с ноги на ногу мужичок в сивом кожухе.
— Мне бы подешевше? Можно’ть?
— А то! Можно’ть и вовсе задарма.
— Эт как?
— Насыпь золы в чугунок, вскипяти с водой да в печи р-р-распарь.
— Не. Эт пусть деревенские щелоком моются.
— Вот и я говорю: бер-р-ри мыло Невского товарищества. Девять гер-р-рбов на одном куске оттиснуто! А стоит всего два алтына.
— Не. Я лучшей у Брокара огурца возьму.
— Не советую. Один пер-р-репутал и закусил таким огурчиком и пузыр-р-ри из ушей полезли. Насилу спасли!
Последние слова он кричал уже в сивую спину, раздраженно фыркая. Повернулся к соседу, пожилому купцу, сидящему среди отрезов с веселенькими ситцами.
— Пр-р-редставь, Нилыч, французик этот ломает всей Москве прибыток. Помнишь, он пару лет назад удумал — за целковый косметический набор отдавал? Помада-духи, мази всякие.
— Ну, дык. Очереди стояли ажно до биржи. Полицию три раза звали, ибо дрался народ за эти наборы.
— А теперь, сучий потр-р-рох, зверей из мыла нарезал. «Покупай собак, котов, любых цветов!» — передразнил он зазывалу. — И ещё огур-р-рцы зеленые продает, каждую пупырышку на них видно. А хуже всего то, что эта кр-р-расота стоит копейку!
— Копейку? — ахнул Нилыч. — Разорится же ж!
— Ох, если бы… Он этих копеечных мыл за год на мильен пр-р-родаст, — лысый заметил интерес в глазах прохожего и метнулся к прилавку. — Мыло чер-р-рное, из самого Петер-р-рбурга.
— А кокосового нету?
— Нету. Вот, Шуйское бер-р-ри! Самое отменное.
— Моя хозяйка кокосовое любит. Остальные, грит, противны-я.
— И этот к Брокару ушел, — посетовал купчина. — Да я и сам, пр-р-ризнаться, по пути домой загляну к супостату. Куплю для младшенькой зайца р-р-розового.
Сыщик зашагал дальше. Мимо длинного ряда, где продавали гармони.
— Черепашка! Самая мизерная! Легчайшая на вес. Убедись-ка, — юнец в нанковой тужурке спрятал инструментик в карман штанов. — Завсегда с собой носить удобно.
— Гармошка-сапожок, — кинулся наперерез широкомордый дядька. — Смотри, парень, красная. На свадьбе наяривать!
Тут он и впрямь сыграл что-то залихватское, а после притопнул ногой.
— Однорядка! Вологодская! — выкликал третий, не вставая с насиженного места. — За шесть с полтиной!
На второй этаж вела лестница, словно бы пережившая артобстрел. Только вместо ядер сюда целый день летели червивые яблоки, гнилые апельсины, битые яйца, квашеные помидоры, капустные листья и прочая ботва. Пахло здесь не так приятно, как у парфюмеров, все морщились и ускоряли шаг. Сыщик, зажимая нос, взбежал наверх и столкнулся с детиной в красном кафтане. Тот даже не заметил, продолжая скандалить:
— Это что? Граждане, родненькие, вы гляньте! Нет, вы гляньте, гляньте…
Люди боязливо вытягивали шеи, но подходить не отваживались. Верзила потрясал большой сырной головой, разрезанной пополам.
— Это, по-вашему, сыр? — спросил он Мармеладова, стоящего ближе всех.
— Сыр.
— Хороший, швейцарский, — поддакнул торговец, растирая покрасневшее ухо.
— Да какой же тут сыр? — изумился кафтан. — Сплошные дырки. Полпуда взял, а там целые пещеры выжраны. Мыши погрызли? Или сам исковырял?
Толпа замерла в сладко-трепетном предвкушении потасовки. Продавец, уже получивший затрещину, отодвинулся и спрятался за спину сыщика.
— Разве я за дырки платить должон?! А?
— Не должон! — зашумели зеваки.
— Слыхал, нехристь? Гроши верни! — амбал шмякнул оба сырных полукруга на прилавок. — Ну или того…
— Ч-чего?
— Сыру нормального дай.
— Эт можно-с! — воспрял духом бакалейщик.
— И чтоб никакой иностранщины!
— Извольте-с. Наш, костромской. Наиприятнейшего вам аппетиту!
Детина отломил изрядный кус от сырной головы, осмотрел пристально, понюхал, шевеля ноздрями, и остался доволен.
— Теперь в расчете!
Торгаш ухмыльнулся, радостно потирая руки. Швейцарский-то куда дороже отечественного, так что выгода на его стороне. А дырки можно в ресторацию продать, там орава посетителей сметет все, что подадут на стол, не моргнув глазом.
Сыщик добрел до центральной площадки второго этажа, расчищенной от торговых мест. Митя и доктор уже ждали его там.
— Мимо! — крикнул почтмейстер издалека.
— Похоже, затея с картой увела нас по ложному следу, — Мармеладов вытащил пистолет из шляпы, разрядил и спрятал в карман.
— От всей этой прогулки я весьма проголодался, — признался Вятцев. — Мы сегодня не обедали, а уже ужинать пора. Где же коробейники?
Он помахал рукой двум разносчикам, но те не спешили подходить, поглощенные беседой.
— А в Верхних рядах ценники придумали, — говорил тот, что с чубом.
— Это что же, как в пассаже? — его рябой коллега поправил петлю от лотка, чтоб не терла плечо. — Написана цифирь на бумажке и торговаться нельзя?
— Агась!
— Они разве немые? Или ленивые?
— Дураки оне набитые, вот что. Как можно не пособачиться за копейку?! Потом год приварку не видать!
Доктор, обиженный их невниманием, оборвал довольно грубо:
— Хорош трепаться! Почем изюм?
— По двадцати копеек фунт! — откликнулся чубатый.
— А по десять отдашь?
— По десять? А чего ж не отдать. Забирайте. Но только полфунта.
— Глядите, какой шутник выискался!
— За шутки денег не берем-с!
— А я калачи за бесценок уступлю, — неожиданно предложил рябой. — Только забирайте сразу все пять!
Почтмейстер удивился столь резкой перемене коммерческой тактики.
— Откуда такая щедрость?
— День на исходе. Вскорости нас сторожа начнут из рядов выгонять. А этот, с горбатым носом, такого страху на меня нагоняет. Прям жуть! В прошлом месяце он зыркнул на старика Горкина, а тот на следующий день помер. Уж лучше я заработаю чутка поменьше, но уберегусь от сглаза!
— Ну, не
