Калифорния на Амуре - Анонимус
Однако надворного советника Загорского трудно было отнести к простым обывателям и еще труднее было его напугать, поэтому сейчас он спокойно смотрел с высоты своего роста на русую макушку господина Назарова, который сидел за обширным столом, покрытым зеленым сукном, и при появлении посетителя не только не соизволил встать со стула, но даже и головы не поднял от бумаг, которые он, очевидно, тщательнейшим образом изучал. Впрочем, такая неопределенность продолжалась совсем недолго.
– Ну-с, господин надворный советник, отдаете ли вы себе отчет в том, по какой причине были вызваны в жандармское управление? – басовитый баритон штабс-ротмистра, казалось, поднимался вверх прямо от поверхности стола, как будто бы с Загорским ни с того ни с сего вдруг заговорила сама мебель. – И понимаете ли вы, чем именно может это вам грозить?
Странная улыбка скользнула по губам Загорского.
– Разумеется, понимаю, – отвечал он иронически. – Вызван я был сюда потому, что задолжал вам двенадцать щелчков за проигранную партию в штос, и грозит это мне тем, что эти самые щелчки я вам, хоть и с некоторым опозданием, но благополучно выдам.
– Вот черт, – проговорил Назаров, поднимая на Нестора Васильевича круглое румяное лицо, на котором хитро горели голубые глаза, – как же ты меня узнал после стольких лет, да еще не видя моей физиономии?
– Руки, – коротко отвечал Загорский. – У тебя, Николас, со времен кадетского корпуса на безымянном пальце левой руки остался небольшой ожог… После неудачного химического опыта, помнишь?
Назаров озадаченно осмотрел свою левую руку, засмеялся, встал из-за стола и заключил надворного советника в дружеские объятия.
– Хотел тебя разыграть, но, как всегда, неудачно, – сказал он. – Какими судьбами у нас в Нижнем?
Загорский коротко отвечал, что в Нижнем он проездом и едет кое-куда по личному делу.
– Знаю я твои дела, – пробурчал Николас, – его превосходительство господина тайного советника сопровождаешь. Вчера во второй половине дня в город явились.
– А если знаешь, чего же спрашиваешь? – парировал Нестор Васильевич. – И, кстати сказать, ты-то сам как оказался в Нижнем, да еще и в должности жандармского командира. Ты ведь, насколько я помню, в драгунах служил?
Назаров только руками развел: не сошлись характерами с начальством. Один раз не сошлись, второй – вот он на все плюнул, да и перешел в жандармы. Служба не слишком почетная, зато нужная государству, да и оплачивается недурно. Но, впрочем, что это они все о нем да о нем? Пусть лучше Нестор скажет, как ему самому служится. Он ведь, как известно, по дипломатическому направлению пошел. Служба, кажется, недурная, вот только опасная немного…
– Опасная? – удивился Загорский. – Что же в ней опасного, позволь узнать?
– Ну, как же, – отвечал штабс-ротмистр, – ни для кого не тайна. Не ровен час, друже, на встречу с Создателем отправят. Иде же несть ни болезней, ни печалей, ни воздыхания, но жизнь бесконечная.
Загорский удивился: кто же это его отправит-то и почему вдруг?
– Да уж найдутся добрые люди, отправят, – как-то многозначительно отвечал Николас. – Возьми хоть других дипломатов. Кто-то же отправил на тот свет Грибоедова, Куммерау, или вот, к примеру, Александра Бёрнса? Разве же они не погибли страшной смертью при исполнении своих дипломатических обязанностей?
– Ну, ты уже берешь крайности, эксцессы, – пожал плечами надворный советник. – Все это случилось во время войны, в краях суровых, диких: Афганистан, Иран, Турция – и все в том же роде.
– Ну, а Маргари́? – прищурился Назаров. – Тот самый, Август Раймонд? Он ведь, кажется, погиб не во время войны и не в Афганистане каком-нибудь, а как раз в твоем любимом Китае…
Надворный советник нахмурился.
– Во-первых, не Маргари́, а Ма́гэри, – сказал он. – Во-вторых, не могу понять, чего ты от меня добиваешься своими жуткими историями?
Назаров обезоруживающе улыбнулся: да ничего он не добивается, просто рад видеть старого друга, сделавшего к тому же прекрасную карьеру. Известного, между прочим, не только как отличный дипломат, но и как замечательный детектив. Вот только что, скажите, такому гениальному детективу делать в дипломатическом ведомстве? Ему бы в их жандармском корпусе врагов отечества ловить. Вот бы где он с его талантами развернулся! Да он у них через пять лет был бы не надворным советником, а целым генерал-майором, звался превосходительством, вся грудь в орденах, а там, чем черт не шутит, и сам сделался бы шефом жандармов – с его-то умом!
– Понятно, – сказал Загорский, несколько успокаиваясь, – с этого и надо было начинать. Так бы прямо и сказал без околичностей, что вербуешь в жандармы. Мне, между прочим, уже от вашего шефа генерала Оржевского передавали кое-какие предложения на этот счет.
– И что ты сказал? – прищурился Назаров.
– Сказал, что подумаю.
– И что надумал?
– Ничего. Мне и в дипломатах неплохо.
Штабс-ротмистр вздохнул и уселся обратно за стол. Вот пусть только Нестор не обижается, а как был он дураком, несмотря на весь свой ум, так дураком и остался. Что такое, в конце концов, дипломатия? Нынче здесь, завтра там, а то еще загонят в какую-нибудь Антарктиду – и соси там лапу, околевай на морозе…
– Нет у нас с Антарктидой дипломатических отношений, – прервал его Нестор Васильевич, – хотя бы потому, что это и не государство никакое, а гигантский кусок промороженной земли. С кем там дипломатические отношения налаживать – с пингвинами?
Назаров только руками развел. Насчет Антарктиды это он, конечно, фигурально выразился. Пусть не Антарктида, пусть Африка. Сошлют в какой-нибудь Тунис и прыгай там с голой задницей по пальмам купно с аборигенами до конца жизни.
Загорский заметил, что у Николаса несколько превратные представления о быте и развлечениях тунисцев. Так или иначе, переходить в жандармы он не намерен. И, более того, удивлен, что его пытаются переманить, используя для этой цели его дружеские чувства к Назарову. Засим, пожалуй, он откланивается: перед отъездом еще хотел сходить посмотреть ярмарку, а вечером покидает Нижний.
Назаров опустил глаза – было видно, что ему немного стыдно за разыгранное перед Загорским представление.
– Ну, прости, Нестор, прости, – проговорил он сокрушенно. – Сам понимаешь, человек я подневольный, что велели, то и делаю. Хотя, признаюсь, и сам был бы рад видеть тебя в наших рядах…
Надворный советник отмахнулся – ничего, не стоит разговоров. Впрочем, беседа их все равно была полезна: он узнал, что за ним присматривают подопечные господина Оржевского, все равно как за бомбистом каким-нибудь. Хотя, видит Бог, бомбист и революционер из него никуда не годный.
Назаров только было открыл рот, чтобы ответить на этот ехидный пассаж, как дверь растворилась без стука и на пороге возник вахмистр Песцов. Вид он имел взволнованный, а аккуратные каштановые усики вздыбились, как будто при виде землетрясения. Штабс-ротмистр перевел на него недовольный взгляд.
– Ну, – сказал он несколько раздраженно, – что еще стряслось?
Вахмистр опасливо покосился на Нестора Васильевича.
– Мне заткнуть уши? – иронически осведомился Загорский.
Штабс-ротмистр секунду мялся, потом все-таки велел подчиненному говорить смело: его высокоблагородие наш человек, его бояться нечего.
– Так что позвольте доложить – господина Забелина убили, – слегка откашлявшись, промолвил вахмистр.
Назаров с грохотом поднялся, на пол повалился стул, на котором он сидел. Он вышел из-за стола, буравил взглядом сжавшегося вахмистра.
– Как – убили? – рявкнул он. – Кто?!
– Острым предметом в бок, по видимости – ножом, – вытянувшись во фрунт, отвечал Песцов. – Прямо в доме у мещанина Шкодина, он там комнату снимал.
– Вот дьявол! – сказал Назаров. – Только этого для полного счастья нам и не хватало!
И в полном расстройстве уселся прямо на стол. Загорский с интересом следил за эволюциями его лица, на котором ярость быстро сменилась глубоким разочарованием.