Дж. Джонс - Пустое зеркало
— Вы ведете какие-то записи, дневник?
Климт удрученно мотнул головой.
— Ничего, Климт. Думаю, пока они ограничатся этим последним убийством. Я советую вам не показываться в своей студии до окончания обыска. Присутствие полицейских, несомненно, будет вас злить, а перебранка с представителями власти нам не нужна. Они, конечно, предъявили вам ордер на обыск?
— Не знаю. Один помахал у меня перед носом какой-то бумажкой.
— Вот что, Климт. Отправляйтесь домой, поспите. Скажите маме, что вам нездоровится.
— Мне нужно быть в Сецессионе. Там уйма дел. У нас в следующем месяце первая выставка, а строители до сих пор не закончили.
— Прекрасно. В таком случае отправляйтесь в галерею. А свою студию обходите стороной, пока я не выясню, что происходит.
Климт облегченно вздохнул.
— Вертен, вы само благородство. Я знал, что на вас можно положиться. А еще говорят, что у адвокатов нет души.
Полчаса спустя Вертен, высокий, худощавый, в хорошо сидящем дорогом костюме и коричневом котелке, вышел на залитую ярким солнечным светом Йозефштедтер-штрассе. И тут же начал насвистывать мелодию из «Летучей мыши» Штрауса. Это было очень не похоже на него, насвистывать, да к тому же что-то из оперетки, — но такое сейчас у него было настроение.
Он чувствовал прилив бодрости и энергии. И причина этому — дело Климта. Адвокат неожиданно понял, что все последние шесть лет страдал. Ему не хватало адреналина, который поступал в кровь, когда он занимался уголовными делами. Вчерашняя беседа с Гроссом помогла ему это понять. Его жизнь стала удушающе скучной.
Гросс, конечно, выдающаяся личность. Еще не такой старый, пятьдесят два года, крупный, краснолицый, узкие усики, вокруг лысины венчик седоватых волос. После выхода в свет в 1893 году сенсационной монографии «Расследование преступлений» он сразу стал известен в Европе и Америке. В этом году ожидается появление его следующего труда «Психология преступления». Гросс также начал выпуск ежемесячного альманаха «Архив криминалистики». Недавно в университете города Черновцы, в Буковине, императорским указом была учреждена кафедра криминалистики, и заведовать ею был назначен профессор Гросс. По пути к месту службы он на несколько дней остановился в Вене.
Вчера за ужином Гросс был чрезвычайно оживлен. Рассказывал Вертену о своих последних делах. Затем удивил тем, что, оказывается, видел труп четвертой жертвы пратерского маньяка. Это ему устроил Майндль, бывший помощник, с которым он работал в Граце. Теперь Майндль занимал довольно высокий пост инспектора венской полиции.
Гросс не мог рассказать Вертену о ранах, какие нанес убийца своим жертвам, потому что дал слово инспектору Майндлю хранить тайну. Только заметил, что это «ужасно и отвратительно».
Вертен, которому в принципе до всего этого не было никакого дела, тем не менее слушал Гросса с напряженным интересом.
А теперь вот случай с Климтом только подтвердил, что последние шесть лет Вертен не живет, а прозябает. Ему просто необходимо снова начать вести уголовные дела. Без них он закиснет.
«Хорошо, что я устроил себе отпуск, — подумал он. — Отдохну от этой скукотищи».
На прошлой неделе Вертен закрыл свой офис на августовские вакации. Через несколько дней ему предстояла поездка к родителям в поместье в Верхней Австрии. Так почему бы эти дни не посвятить делу Климта.
Студия художника располагалась в дворовом флигеле посреди сада. У входа дежурил дородный полицейский с копной темно-рыжих волос, отражавших солнечные блики.
Вертен дотронулся до края шляпы. Полицейский кивнул. В своей плотной синей форме он, должно быть, сильно потел.
— Здесь что-то случилось, господин полицейский?
— Ох уж эти художники. — Полицейский мотнул массивной головой в сторону студии. — Никогда не знаешь, что они вытворят.
— Действительно, они все довольно странные, — согласился Вертен.
Но полицейский оказался неразговорчивым, и Вертену ничего не удалось из него вытянуть. Он вернулся на улицу и, продолжая весело насвистывать, направился к Ринг-штрассе, где в отеле «Бристоль» остановился Гросс. На углу у цветочницы он купил красную гвоздику и вставил ее в петлицу.
Да, черт возьми, он снова начинал чувствовать вкус жизни. Какое счастье, что старый друг и коллега Гросс оказался в эти дни в Вене, чтобы инициировать его пробуждение. Нет, это не может быть случайностью. Это рука судьбы. Он усмехнулся. Судьба в его размышлениях не фигурировала уже много лет.
К Гроссу он шел с полной уверенностью, что криминалист непременно заинтересуется. Это же чрезвычайно любопытно, что в совершении пратерских убийств подозревают Густава Климта, самого скандального среди венских художников.
Глава вторая
В отеле привратник сказал Вертену, что герр доктор утром отправился в Музей истории искусств и обещал вернуться к обеду в двенадцать тридцать.
Солнце припекало, но адвокат решил пройтись пешком в тени платанов по Ринг-штрассе. Войдя в музей, он сразу свернул направо к величественной мраморной лестнице, на верху которой находился зал Брейгеля. Потолок вестибюля перед залом расписал Климт, когда еще работал в классическом стиле.
Гросс стоял в стороне от нескольких групп посетителей, которые внимательно слушали экскурсоводов, рассказывающих о фламандском художнике свои обычные байки. Вертен знал, что криминалист мог бы добавить еще парочку в их репертуар, поскольку был знатоком Брейгеля. Мало сказать знатоком. Под псевдонимом Марсель Вайнтрауб он опубликовал часто цитируемую монографию о стилистических особенностях раннего творчества фламандского мастера, однако свое увлечение не афишировал. Криминалисту не пристало разбрасываться по мелочам, сказал он однажды в разговоре с Вертеном.
Адвокат невольно залюбовался Гроссом. Гигант, два с лишним метра ростом, на голову выше любого в зале, внимательно изучал человеческую комедию на брейгелевской «Игре детей», что-то записывая в блокнот в сафьяновой обложке.
Приблизившись, Вертен намеревался хлопнуть старого друга по плечу, однако Гросс его опередил.
— Не поднимайте шум, Вертен, — произнес он, не оборачиваясь. — Вы оказались здесь случайно или искали меня?
Затем криминалист сунул блокнот в карман пиджака и с видимой неохотой отвернулся от картины.
— Последнее, — ответил Вертен.
— Понимаете, внял совету супруги, — сообщил Гросс, видимо, решив объяснить свое присутствие здесь. — Она настаивает, чтобы я не отрывался от художественной жизни.
Вертен усмехнулся:
— Вот как, герр Вайнтрауб?
Гросс, очевидно, забыл, что однажды, выпив за ужином несколько рюмок сливовицы, признался Вертену в своем пристрастии к Брейгелю.
Однако сейчас замечание адвоката его нисколько не смутило.
— Выкладывайте, дружище. Что такого важного случилось, что вы выследили меня здесь? Разумеется, я рад вас видеть, но…
Вертен отвел его в угол зала, рассказал об утреннем визите Климта и о своем намерении защищать художника в суде.
Гросс потер свои большие руки, как проголодавшийся человек при виде яств, расставленных на обеденном столе. Звук получился довольно громкий. Несколько находящихся в зале пожилых дам неодобрительно посмотрели в его сторону.
— Великолепно, — проговорил он, не думая понижать голос. — Я полагаю, вы рассчитываете на мою помощь?
— Конечно, если вы располагаете временем.
— Разумеется! — воскликнул Гросс, заработав еще несколько сердитых взглядов в свою сторону. — Для интересного расследования у меня всегда найдется время. К тому же в Буковине мне пока нечего делать.
Гросс быстро пошел к выходу. Вертен последовал за ним.
На первой ступеньке главной лестницы Гросс внезапно остановился.
— С чего начнем? Вот в чем вопрос, Вертен. Я думаю, первым делом нужно проверить, имеет ли художник алиби на другие четыре убийства.
— Я этим уже интересовался, — сказал Вертен. — К сожалению, Климт дневник не ведет.
Гросс махнул рукой:
— Чепуха. Проверить всегда можно, и времени для этого достаточно. Кроме того, нам следует убедиться еще кое в чем. А именно, не совершил ли герр Климт преступление на почве страсти. Наши французские друзья называют это сексуальными мотивами. Предположим, натурщица была его любовницей. В порыве ревности он ее убивает, а затем, придя в себя, приходит в ужас и, чтобы скрыть преступление, тащит убитую в Пратер, чтобы это выглядело как очередное злодеяние маньяка.
Вертен кивнул, соглашаясь.
Гросс оживился еще сильнее.
— Впрочем, это тоже довольно легко проверить. Вертен, проводите меня к телефону. Мне нужно кое-куда позвонить.
Недалеко от музея проходила линия недавно пущенного трамвая. Они доехали до остановки Альзе-штрассе и прошли несколько кварталов в сторону городской больницы. Гросс ничего не объяснял, а Вертен не спрашивал. Впрочем, стук колес экипажей мог помешать говорить. Ими была заполнена вся мостовая. От едкого запаха конского навоза у Вертена защипало в носу. Он в очередной раз посетовал, что Вена по-прежнему живет в начале девятнадцатого века, хотя на пороге двадцатый. Автомобилей почти не было видно, зато на улицах города разъезжали разнообразные конные экипажи. Наряду с трамваями ходили омнибусы и конки.
