Убийство по-китайски - Анастасия Юрьевна Попандопуло
Здание, в котором располагалась контора, находилось достаточно далеко внизу, почти у самого причала. Большой каменный двухэтажный дом в классическом стиле имел на первом этаже складские помещения, и обычно всякий день на дворе толпились подводы, суетились приказчики с учетными книгами, бранились грузчики и извозчики, сновали конторские клерки. Сейчас же за воротами было пусто, массивные двери складов оставались заперты, и только у двери в торце дома – той, что вела к лестнице в контору, – растерянно мялся старик-швейцар.
Я спрыгнул с коляски, сунул деньги кучеру, быстро пересек двор и подошел к швейцару.
– Кто сейчас в конторе за главного? – спросил я, пытаясь держаться солидно. – Проводите меня в контору и доложите, что с поручением от губернатора по поводу анализа отчетности.
Старик окинул меня испытующим взглядом, скользнул по истертым башмакам, по легкомысленной расцветке пледа, покивал и сообщил, что контора закрыта, потому что хозяин преставился. Я его перебил, сказал, что как раз убийство Трушникова и привело меня сюда, попытался пройти внутрь, но старик меня не пускал. Я повысил голос, раздосадованный глупой и внезапной помехой. В это время окно на втором этаже приоткрылось, и в него выглянул Иван Федорович, видимо, привлеченный шумом.
– Господин Федоров! – закричал я. – Велите меня пустить. Я по поручению губернатора в связи с трагическими событиями.
Окно захлопнулось, и через несколько минут я уже поднимался по лестнице. На втором этаже сопровождавший меня молодой клерк толкнул дверь с табличкой «г. Федоров», и я оказался в небольшой очень аскетично обставленной комнате, в которой, к немалому своему изумлению, застал довольно многочисленное общество. Помимо хозяина кабинета, в этот день в конторе был господин Ли с большей частью своей свиты. Очевидно, они собирались обсуждать дела, поскольку перед Иваном Федоровичем на столе лежали какие-то бумаги (несколько листков, на русском и на китайском, как я успел заметить). Впрочем, как только я вошел, он поспешил спрятать их в папку, которую тут же передал Ли. Я поздоровался, прошел к столу и, дождавшись приглашения, сел так, чтобы видеть всех присутствующих.
– Итак, Аркадий Павлович, чем обязан вашему визиту?
Тон Ивана Федоровича был сух, и я сразу ощетинился.
– Простите, но я пришел не к вам. Я хотел бы увидеть управляющего. У меня, как вы знаете, есть определенные полномочия и обязанности, в рамках которых я собираюсь действовать.
– Под обязанностями вы понимаете, я полагаю, проведение расследования?
– Несомненно, – кивнул я. – Я очень тороплюсь, поэтому прошу вас оказать мне содействие и проводить к управляющему либо тому, кто сейчас исполняет подобные обязанности.
– Вы спешите… и намерены заниматься нашими делами… – Иван Федорович помолчал. – Позвольте дать вам совет, не делайте ни того ни другого. Спешка приводит к ошибкам, а стремление, простите, копаться в чужом белье порой оборачивается трагедией.
Я посмотрел ему в лицо, потом перевел взгляд на господина Ли. Тот сидел, слегка отвернувшись, явно испытывая неловкость от происходящего. Я вспыхнул, нарочито откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– Милостивый государь! Я понимаю, что вы являетесь частью семьи покойного, но это не дает вам права вмешиваться в ход расследования. Я намерен встретиться с управляющим и попросить его выдать мне для анализа бухгалтерские книги за последние пять лет. Это мое право, более того, это моя обязанность.
– Вы обиделись на меня? Впрочем, как угодно. Я вам дал совет. Уверен, вы его еще вспомните. Что касается управляющего – его нет, как нет и отчетности. Насколько мне известно, все, что вы хотите видеть, сейчас на Дворянской в конторе поверенного моего отца.
Я молчал.
– Вы что же, мне не верите? Думаете, скрываю? Мне незачем этого делать. Я сам, если хотите знать, пришел сюда почти с той же целью и тоже опоздал.
– И захватили с собой китайцев, надо полагать?
– Нет, господин Ли пришел сюда самостоятельно. Мы договорились кое-что обсудить. В конторе это удобно. Вот и все. Кстати, он говорит по-русски и может вам подтвердить.
Я взглянул на китайца. Тот покачал головой.
– Да, все так. У нас частная беседа. Совершенно частная, деловая беседа.
– Вот именно. Господин Ли хочет продать, а я – купить. Мы – коммерсанты. Это естественно. Теперь, надеюсь, у вас вопросы ко мне иссякли?
Я действительно тогда растерялся и не нашел ничего лучшего, как откланяться. Впрочем, ушел я не сразу, расспросил секретаря и швейцара об управляющем и отчетности. Они оба подтвердили то, что мне сказал Иван Федорович. Я еще побродил по конторе (совершенно пустой и какой-то заброшенной). Заглянул на склады, зачем-то пересчитал хранящиеся в одном отсеке тюки с чаем. А когда вышел со склада, то заметил, что Иван Федорович стоит на крыльце. Китайцы, видимо, только уехали (дворник затворял ворота). Увидев меня, Иван несколько насмешливо, как мне показалось, поклонился. Я ответил на поклон, снова накатила досада. Я хотел было пойти за ним, чтобы что-то ему сказать, но не придумал что, развернулся и вышел к пристани. Извозчика я не брал – решил идти домой пешком, наказывая себя за неудачу, за глупость, за… не знаю что. В общем, вернулся я уставшим, разбитым, недовольным. В прихожей нашел записку от Бориса. Он писал, что не застал меня дома, но обязательно заглянет еще. Рядом стояла бутылка мадеры. Я подивился, с чего это мой друг так расщедрился, но отнес это на какую-то неожиданную его удачу. Я подхватил бутылку, попросил Марфу подать пару пирогов погорячее, самовар и пошел в свою комнату. Чувствовал я себя скверно, и не только морально. Холод, сырость, дурные мои башмаки и склонность к простудам – все складывалось для меня несчастливо. Я скинул обувь, пиджак, завернулся в плед и сел к столу. Горячий чай с пирогами я решил дополнить каплей мадеры и сразу лечь в кровать на пару часов. Так и сделал. Простуда уже брала свое. Голова начинала наливаться болью, в носу щипало, чай казался мне горьким, пирог – безвкусным, мадера отдавала болотной травой. Я ожидал, однако, что после еды мне станет легче, как обычно
