Элизабет Редферн - Музыка сфер

— Ничего лучше я не мог бы пожелать, — с жаром ответил Александр. — Вы тоже астроном, доктор Ротье?

Ротье иронично помахал рукой.

— Я никак не могу претендовать на какие-либо заслуги. Когда позволяет время, я работаю над собственным замыслом сравнения величины ярчайших звезд, однако мои познания, конечно, ничтожны в сравнении с вашими. Кстати, скажите мне, откуда вы узнали о нашем сообществе?

— У нас, полагаю, есть общий знакомый, — ответил Александр поспешно. — Персиваль Оутс, мастер по очкам, проживающий в Кларкенуэлле. — На мгновение он ужаснулся, что допустил очередную ошибку, так как Ротье будто застыл. Но тут же доктор благодушно закивал и сказал одобрительно:

— Персиваль? Разумеется. Такой превосходный мастер.

— Он помог мне с моделью Юпитера. Сделал для меня ключ к ней.

Доктор обернулся и оценивающе посмотрел на модель, все еще в окружении восхищенных любителей.

— Видимо, луны Юпитера вас особенно интересуют. И вы исследуете этот сложнейший феномен совсем один?

— Не совсем. Видите ли, я имею честь переписываться с Пьером Лапласом касательно планетных орбит, а также лун Юпитера.

— Вы переписываетесь с самим Лапласом? В Париже? — Изумление и восхищение Ротье не оставляли никакого сомнения.

— Да, — сказал Александр. — Разумеется, Лаплас пишет на эту тему многим другим и ценит их мнения. Вы, наверное, знаете, что он и его коллеги надеются, что их исследование движения лун Юпитера поможет в определении широт. — Внезапно его лицо вытянулось. — Но, может быть, мне не следовало упоминать здесь мосье Лапласа? Вы же тут все изгнанники. Сомневаюсь, что к человеку, сотрудничающему с нынешним правительством вашей родины, кто-либо из вас способен чувствовать что-либо, кроме неприязни. Простите мне мою бестактность.

Ротье вновь наполнил их рюмки и покачал головой:

— Ничего подобного. Не извиняйтесь. Видите ли, жизнь Лапласа тоже подвергалась опасности. Прошлым летом на исходе развязанного Робеспьером террора ему пришлось спешно бежать из Парижа. Но положение изменилось, Лапласа, как и других мужей науки, призвали назад в Париж. Чтобы выиграть войну, мосье Уилмот, чтобы отправлять огромные корабли плавать по морям, чтобы отливать пушки все больше и лучше, правительству, даже якобинскому правительству, необходимы ученые.

— Но сами вы, доктор, не вернетесь на родину?

Ротье поколебался.

— Нет, — сказал он, — в Париж я не вернулся бы. — Он протянул руку за рюмкой. — Но, знаете, последнее время я часто думал, как было бы хорошо восстановить связь с прежним коллегой, каким был Лаплас. Особенно теперь, когда его изгнание позади. Тем не менее не так-то легко отправлять письма в Париж, особенно теперь, когда столько моих друзей по Académie мертвы или в изгнании. — Он задумчиво оглядел Александра. — Скажите, если бы я дал вам письмо для Лапласа, вас не очень бы затруднило вложить его в ваш собственный пакет для Бюро?

Сердце Александра преисполнилось радости.

— Никакого затруднения, доктор, но я понятия не имел, что вы с Лапласом старые друзья.

— Вернее, коллеги, — поспешно поправил Ротье. — Одно время я сотрудничал с ним, когда был врачом в Hôtel-Dieu. Лаплас писал свой трактат о вероятности. Для своих исследований он провел несколько недель в больнице, изучая вероятность смерти пациентов. — Он помолчал и продолжал, нахмурясь: — Он установил, что у вас, если вы бедны и истощены недоеданием, вдвое меньше вероятности выздороветь, чем у тех, кто более обеспечен. Мы, врачи, разумеется, могли бы сказать ему это с самого начала. Но Лаплас, хотя и превосходнейший человек, принадлежит к тем, кто любит сводить все к статистике.

— Да, — кивнул Александр. — Достоверности Лапласа иногда могут показаться самонадеянными. Однако в нашей переписке он блестящ без малейшей вымученности.

— Бесспорно, — согласился Ротье. — Но разве ваши письма не изымаются? Разве вы не сталкиваетесь с трудностями, отправляя и получая эти письма?

— Я пишу ему через посредство Королевского общества, — ответил Александр с некоторой гордостью. — Общество обладает особыми почтовыми привилегиями. Письма его членов без помех отправляются прямо по адресам на родине или в Европе. — Он наклонил голову с виноватым смирением. — Разумеется, моя работа особой важности не имеет.

— Вы слишком скромны, мой друг. Полагаю, вы достигли многого. И как, наверное, утешительно знать, что занятия астрономией и точными науками признаются настолько важными, что их поощряют даже в наши тяжелые времена. — Ротье поднял рюмку, предлагая тост: — За мужей науки!

— За мужей науки, — повторил Александр.

Они осушили свои рюмки.

— Боюсь, я завладел вами слишком надолго, — сказал Ротье, взглянув на часы. — Но прежде чем я верну вам свободу, еще один вопрос. Августа сказала мне, что вы изучали теорию Тициуса о планетарных орбитах. Говоря между нами, вы верите, что эта исчезнувшая звезда действительно существует?

— А вы — нет, доктор?

Ротье заколебался.

— Я бы очень хотел поверить. И все-таки столько астрономов пытались доказать ее существование и терпели неудачу.

— Но Гай же ее видел. Он определил ее! — удивленно воскликнул Александр.

— Да, может быть, — сказал Ротье, нахмурившись. — Хотя я не могу не замечать физических и умственных последствий столь напряженного устремления к цели. — И вновь он заколебался. — Боюсь, Гаю не идут на пользу вспышки надежды, вновь и вновь его обманывающие.

Внезапно доктор умолк. Он смотрел через плечо Александра на дальнюю дверь. Александр оглянулся и увидел, что Августа де Монпелье стоит там одна, бледная от тревоги, ища кого-то взглядом в переполненной гостиной.

— Увы! — тихо сказал Ротье. — Боюсь, это наглядный пример того, о чем я только что говорил. Вы меня извините?

Он поспешил к Августе. Она сказала ему несколько слов, видимо, вполголоса, но с отчаянием умоляя его о чем-то, и тут же ушла, так и не войдя в гостиную. Ротье быстро вернулся к Александру, его лицо тоже омрачала тревога.

— Как я и опасался. Брат мадам де Монпелье захворал. Простите, но мне придется вас покинуть.

— Разумеется. Но я не знал, что он был дома.

— Некоторое время назад вы его слышали. Он играл на клавесине.

Небесная музыка. Гай. Ганимед.

— Я крайне сожалею, что он нездоров.

Ротье коротко кивнул.

— Мне нужно идти к нему. Но, если позволите, я скоро навещу вас с письмом к моему старому коллеге Лапласу.

— Разумеется, — горячо сказал Александр.

Ротье коротко пожал руку Александру и поспешил к двери, через которую покинула гостиную Августа.

XVIII

То, что Кометы способны уничтожить Миры, каковые могут оказаться на их пути, сомнению не подлежит, учитывая их колоссальную величину, скорость и огненную природу; и более, чем вероятно, судя по огромному ничем не заполненному расстоянию между планетами Марс и Юпитер, что там некий мир могла постичь подобная полная Гибель.

Все гости Монпелье в некотором расстройстве чувств готовились удалиться, так как известие о том, что брат Августы заболел, разнеслось по гостиной мгновенно. Александр медленно шел за ними по широкой галерее второго этажа к лестничной площадке, и тут его взгляд привлек клавесин, полускрытый за отворенной дверью небольшой комнаты. Он направился к этой двери, будто влекомый неведомой силой. Инструмент теперь был нем, хотя освещавшие его свечи, ярко пылая в канделябрах, словно ожидали возвращения кого-то недавно ушедшего.

Александр всматривался внутрь комнаты с жаждущим томлением в сердце. Стены были занавешены шелком соломенного цвета, переливавшимся в озарении свечей. На столике, темно поблескивая, лежали три пустые трубы для телескопов, такие же, как лейденские в мастерской Персиваля.

Александр, сам не понимая как, прошел мимо них к клавесину. Отгороженный от всего мира, он ощущал себя так, точно был в доме один. Глядя на клавиши слоновой кости, истертые частым употреблением, он позволил кончикам пальцев слегка их погладить и вновь мысленно услышал музыку, которую больной извлекал с их помощью.

На крышке клавесина лежали большие листы бумаги, и Александр увидел, что их покрывают паутинки нотных знаков и строчки букв.

«Il est impossible de contempler les étoiles cette nuit pour chercher celle qui est perdue…»

«Сегодня невозможно наблюдать звезды, искать ту, которая потеряна».

Он отпрянул. Он же шпионит! Как его братец будет им доволен!

Исполненный внезапным отвращением к себе, он покинул комнату, спустился по широкой лестнице в переднюю. Почти все гости уже отбыли. Лакей распахнул перед ним дверь, и он поспешно вышел, ощущая себя вторжением в теперь затихший дом. Снаружи он неуверенно остановился на ступеньках крыльца рядом с немногими еще не уехавшими гостями, которые в неверном свете факелов ждали, когда подадут их кареты. Александр смотрел, как они один за другим уезжали по подъездной дороге, которая выводила на Кенсингтонский тракт. Стоя там в одиночестве среди теней, он думал: «Как я доберусь домой в Кларкенуэлл?»