Макс Коллинз - Синдикат
На его лице была написана великая скорбь, и более того – полная сокрушенность.
Потом он доверительно улыбнулся.
– Знаешь, что планирует Фрэнк? – спросил он невинно.
– Нет.
– Ну, соображай.
– Я.... Я не знаю.
– Давай, давай. Подумай.
– Войну кланов. На днях он хлопнул Ньюбери.
Капоне усмехнулся, проговорив:
– И вовремя! Эта задница прыгала из стороны в сторону всякий раз, как на его дорожке дул ветер. Он свое должен был получить четырнадцатого февраля двадцать девятого года. Поверь, можно, конечно, убивать кого-нибудь время от времени, но нельзя делать этого постоянно. Есть ведь и неприкосновенные личности.
– Кого вы имеете в виду?
– Кто-нибудь вроде мэра большого города.
– Что?!
– Сермэк. Фрэнк собирается прикончить Сермэка.
Он откинулся назад, пыхнул сигарой и улыбнулся мне – без сомнения наслаждаясь выражением моего лица.
– Вы шутите, – сказал я.
– Ну да, я шучу. Заплатил тебе «кусок» и перевез сюда на «экспрессе», чтобы рассказать историю своей жизни.
Я подумал.
– Я видел Нитти в больнице, – сказал я. – Он, конечно, ненавидит Сермэка. Думаю, вполне возможно, что он способен выкинуть что-то вроде этого... Но, мне кажется, это...
– Сумасшествие? Это самоубийство, Геллер! Времена тяжелые. Бизнес на пьянстве вот-вот прикроется. И я уже готовлюсь перенести дела в более тихие места.
У меня отлично пошло дело с профсоюзами, например. Это наше будущее, Геллер. Но этого будущего не будет, – особенно для моего бизнеса, – если парень, которому я его передал на сохранение, хлопочет, как застрелить мэра Чикаго.
– Помилуй, Боже, не собирается же он собственноручно в него стрелять?
– Да нет! Он не настолько глуп!
– Как же это должно произойти?
– Точно и я не знаю. Вот за этим ты и приехал.
– Я?!
– У меня есть свои связи; я узнал кое-что, но, к сожалению, не все. Знаю приблизительно, где и когда. Мне даже известно, кто наемный убийца.
– Так расскажите.
– Сермэк собирается во Флориду. Желал бы я быть на его месте! Собирается во Флориду, вот в чем дело – чтобы не убили. Он собирается в Майами для патронажа[17]. Знаешь, королевство Сермэк просрал, когда до последней минуты поддерживал Аль Смита и не удосужился представить на съезде такие важные для партии голоса. До последней минуты он надеялся на победу в выборах, но обгадился, и теперь собирается поехать в Белый дом умолять президента простить его. Обхохочешься, король патронажа сделался попрошайкой! Так вот, Сермэк там пробудет неделю или около того. И в течение этой недели в какой-то момент и раздастся выстрел. Фрэнк считает, что, убив его не в самом городе, он избежит столкновения с полицией. Господи! Так или иначе – это все, что мне известно.
– Вы сказали, что знаете, кто убийца.
– Известно, кого они планируют использовать на сегодняшний день, но его ведь можно и поменять. Мне сообщили об этом в прошлом месяце, а все меняется каждый день! Вот почему я послал за тобой, Геллер. Ты коп и отлично с этим справишься. Сможешь спокойно сидеть у Сермэка на хвосте, даже если тебя заметят. Ты не бандит, просто уважаемый гражданин в отпуске. А будучи копом, ты сможешь, если надо, использовать оружие. У тебя будет разрешение, не волнуйся. Ты там будешь как частный сыщик с лицензией и с правом ношения оружия. Связи с Майами у меня есть; так что за этим проследят.
– Масса народу сгодилась бы для этого, Аль. Почему все-таки я?
– Фамилия наемного убийцы не имеет значения. Но дай-ка я тебе намекну – он блондинистый, около двадцати восьми-тридцати лет. И ты встречался с ним раньше. – Он усмехнулся. – Уловил?
Я уловил. И внезапно понял, какую услугу оказал ему однажды, какого рода работу сделал, не зная даже, что она предназначалась для него.
Летом 1930 года Джейк Лингл спускался по ступенькам в туннель под Мичиган-авеню к станции «Иллинойс-Сентрал», чтобы успеть на час тридцать специальным до Вашингтон-парка на скачки. Пока он проходил туннелем, с залихватски сдвинутой на затылок соломенной шляпой, читая колонки скачек и куря сигару, ему в воротник сзади уперся пистолет тридцать восьмого калибра, и пуля пробила голову. С так и оставшейся в зубах сигарой он замертво ткнулся в лист с результатами скачек.
Его убийца, блондин, в такой же соломенной шляпе, в светло-сером костюме, ростом около пяти футов десяти дюймов, около 160 фунтов весом, по возрасту приближался к тридцати. Он держал «пушку» в левой затянутой перчаткой руке и, как только Лингл упал, бросил «бульдог» на пол и побежал. Он промчался сквозь испуганную толпу вверх по лестнице, по которой спускался Лингл, вылетел на Мичиган-авеню, пересек ее, побежал на запад по Рэндолф-стрит, где регулировщик-полицейский, услышав чей-то крик «Держи его», кинулся в погоню. Коп был от блондина на расстоянии руки и хорошо разглядел его, но споткнулся, а убийца, свернув в переулок и выскочив на соседнюю улицу, затерялся в толпе.
Таким вот образом и был застрелен Джейк Лингл, репортер. И Чикаго, а особенно его работодатель, полковник Роберт Мак-Кормик (который никогда не встречался с этим служащим – у него их было четыре тысячи), были прямо-таки изнасилованы. На следствии стало очевидно, что этот полицейский репортер активно работал в среде гангстеров, что «он слишком много знал» и его, беднягу, по-видимому, убрали. Полковник, босс Лингла, через газету «Трибьюн Тауер» предложил за информацию об убийстве награду до пятидесяти тысяч. Павший герой, этот «солдат на передовой» в войне с преступностью, должен быть отомщен.
И вдруг, к смущению всего Чикаго и владельца газеты Мак-Кормика, публика узнала о весьма интересных фактах жизни Джейка Лингла – репортера стоимостью в шестьдесят пять долларов в неделю из газеты «Триб»: его доход за предыдущий год легко перевалил за шестьдесят тысяч долларов; в гангстерских кругах он был известен как «неофициальный шеф полиции», потому что власть, которой он обладал, была так же велика, как и такса, которую нужно было платить, если вы хотели открыть подпольный кабак или бордель, или что вы там еще желаете; у него была машина «линкольн» с шофером, он владел одним летним домом на побережье озера Мичиган, а другим – во Флориде; он проживал в апартаментах отеля Стивенса, когда бывал в Чикаго; он постоянно и с одинаковым успехом играл на сырьевой бирже и на скачках, его ближайшим другом был комиссар полиции, после Аль Капоне, конечно, подарившего ему пряжку на пояс, инкрустированную бриллиантами, бывшую на нем в тот момент, когда его застрелили.
Пушка, из которой застрелили Лингла, а впоследствии ее же использовали в день святого Валентина, привела к Питеру фон Францису, поставщику оружия.
Тот уверял, что продал несколько таких игрушек Теду Ньюбери.
Было известно, что Ньюбери находился в лагере Капоне, и это заставило некоторых поверить, что «Большой Парень» отвернулся от своего старого друга Лингла. Тем более, что Капоне, который находился в тюрьме в Филадельфии, давая интервью прессе, комментировал убийство Лингла крайне пренебрежительно.
Джек Зута, связанный с группой старого Багзи Моурена, по-видимому, недвусмысленно подозревался в организации убийства Лингла. После того, как его раскололи копы, Зута убили, кажется, люди Капоне, отомстив за смерть Джейка, доброго старого кореша Аля.
Это не удовлетворило полковника Мак-Кормика, и он организовал свое собственное расследование, и в конце концов объединенные усилия городской конторы адвокатов и нанятых «Трибом» следователей привели к парню по имени Лео Бразерс.
Ходили слухи, что следователи вышли на Бразерса с помощью самого Капоне, горевшего желанием помочь снять в Чикаго напряжение, нагнетаемое прессой в связи с убийством Лингла, особенно положение ухудшилось с 14 февраля 1929 года.
Бразерсу, террористу рабочего союза, бежавшему от властей Сент-Луиса, был тридцать один год, волосы вьющиеся, светлый шатен. Он храбрился все время, пока шли предварительные заседания, и даже во время суда; говорили, что его арестовали ради успокоения толпы. Одним из его адвокатов был штатный сотрудник «Триба», Друг самого Лингла. Другим адвокатом был Луи Пикет, тоже друг Лингла, видевший репортера незадолго до убийства и поэтому бывший еще и свидетелем на этих важных слушаниях.
Всего было пятнадцать свидетелей. Четырнадцать из них находились с Линглом в туннеле и видели убегающего киллера. Семеро считали шатена Бразерса блондином; семеро других придерживались противоположного мнения. Так что Бразерс был признан виновным и приговорен к подозрительно «мягкому» сроку за столь хладнокровное убийство – четырнадцать лет; приговор, который лучше всех прокомментировал сам Бразерс:
– Я мог это получить просто стоя на голове.
Повсюду придерживались мнения, что обвинение прокурора было выиграно пятнадцатым свидетелем. Свидетелем, определившим Бразерса как блондина (добавив восьмой голос к тем, кто смог опознать киллера), хотя этого свидетеля в туннеле не было, он находился на улице: регулировщик, который преследовал киллера и почти схватил и который ясно его видел. Этим человеком был я.
