Андрей Сеченых - Эхолетие
На последней фразе дверь открылась, и в кабинет ввалился шумный краснощекий субъект с добрыми глазами:
– Всем привет, – весело объявил он, стаскивая с себя бушлат матроса. Кинул в угол комнаты и, проходя мимо Бартенева, дружелюбно похлопал его по плечу. По комнате смерчем пронесся запах квашеной капусты и давно не мытого тела. – Не бзди, брат, все нормально будет. Соломон, Давид – чё за люди? Еврейской национальности? Давай говори, не останавливайся. Они что, за царизм? Привет, Сергей, ну чё он тут, сознался? Давай двигайся. Так, что тут у нас? – его рука протянулась к папке с делом Бартенева. Полистав её пять секунд, он разочарованно произнес:
– Серега, ну как же так, целый час, а толку ноль, и ты, Бартенев, ну чё молчишь, тут уже всё написано должно быть. Ну, нам же с Серегой стыдно, получается, мы казенные деньги даром проедаем. Так? То есть, мы зарплату получаем ни за что. Нет, шалишь, брат, мы контру исправно давим, – он продемонстрировал огромный волосатый кулачище, – и ты должен нам помочь, как сознательный гражданин.
Младший лейтенант с сожалением посмотрел на Бартенева, и от этого взгляда у Владимира Андреевича как-то похолодело на душе. Краснощекий тем временем еще раз заглянул в папку и глазами пробежал скупые показания свидетелей.
– Так, брат, – спросил он, – так кто такой Соломон и этот Давид? Говори, не стесняйся, если они там чё напортачили, так с них и спросим, а ты нам не нужен, ага?
Бартенев с удивлением посмотрел на веселого следователя и ответил:
– Так они умерли давно.
– Когда именно?
– Примерно две тысячи лет, или около того, – Бартенев пожал плечами.
Краснощекий улыбнулся:
– Издевается, во дает, – он почесал ухо пятерней и спросил, – вот скажи, сын спекулянта, ты знаешь, что у органов уже есть твои подробные показания?
Бартенев попытался с достоинством ответить:
– Мой отец – мещанин, он держал скобяную лавку, и со спекуляцией это не имеет ничего общего. И с показаниями вы ошибаетесь, я их не давал.
– За спекулянта прости, брат, серые мы, просто я думал, если торгует, значит спекулянт, а что касается показаний, погодь, – он покопался в ящике стола, достал оттуда тяжелый пресс-папье и протянул его Бартеневу, – ну вот же, читай.
Бартенев по инерции наклонился в сторону следователя и последнее, что он запомнил, был летящий в его голову канцелярский прибор и противный хруст сломанных костей носа…
Тем временем краснощекий подошел к арестованному и несколько раз сапогом приложился к бесчувственному телу.
– Семён, остановись, – младший лейтенант твердо придержал его корпус рукой, – ну что за методы!
Краснощекий выдохнул и злобно ответил:
– Ты час этого козла допрашивал, и где результат? А у меня он очухается и всё расскажет. Кстати, ты уже десять минут как свободен. А методы мои ЦК ВКП официально разрешил и одобрил.
– После твоего допроса он неделю ничего сказать не сможет. А когда придет в себя, то расскажет про убийство того же Соломона… хотя зачем я тебе это объясняю? – он надел фуражку и не прощаясь вышел.
– Во, это правильно, чего учить ученого…– улыбнулся веселый следователь. – Конвой!– крикнул он в дверь. – Арестованного в камеру…
Март 1984, г. Лисецк
Проводив Белку, Лёшка спешил по центральной улице города в сторону дома Поля. Сегодня преподаватель французского нашел после занятий Самойлова и заговорщическим шёпотом потребовал немедленной встречи. В его круглых глазах просто открытым текстом читалось: «Срочные новости! Всем внимание!». Лёшка давно уже привык к тому, что люди никогда не интересовались, есть ли у него свободное время, может ли он вообще прийти, а относились к нему как к необходимому приложению для решения своих единственно важных дел. Просто говорили, где и во сколько надо было быть, и это не обсуждалось. Ладно Белка, ей по статусу положено, но Поль, цивильный воспитанный человек – и туда же: «Алекс, сегодня срочно надо увидеться и переговорить, это важно. Жду у себя дома». Интересно, если исчезнуть на какое-то время, что будет с миром? Временный конец света? Лёшка любил пожаловаться самому себе на тяжесть бытия, но с другой стороны, за свою жизнь он не смог никому отказать в помощи, так он был устроен.
– Ну, что там случилось, – буркнул он, входя в квартиру Поля. Здесь он был уже пару раз и никак не мог привыкнуть к небывалой чистоплотности Дюваля, который умудрялся даже посуду всегда держать вымытой до блеска. Именно поэтому он криво повесил пальто на вешалку и с удовольствием поставил сапоги прямо посреди коридора.
– Алекс, у тебя всё в порядке? – Поль, как само собой разумеющееся, повесил пальто товарища ровно на вешалку, а сапоги переместил в калошницу.
– Теперь всё. «Тутси», слава Богу, закончился, – коротко бросил Лёшка, проходя на кухню и закуривая.
– Извини, не понял, – Поль досадливо поморщился и открыл форточку.
– Потом объясню, и, кстати, старик, не надо мне мерзкие рожи строить, – Лёшка улыбнулся. – Я же тебя терплю, вот и ты будь добр радоваться мне такому, какой есть. Давай рассказывай, что там?
– Алекс, кури на здоровье, – Поль смутился, – просто дым не люблю. Слушай, новости такие. Меня сегодня утром нашла Алёнка Нелюбина и пригласила завтра к шести вечера в гости, сказала, что её отец захотел встретиться. Вот, – Поль с победным видом посмотрел на Самойлова. – Что делать будем?
– Пфф, – фыркнул Лёшка, – я-то думал, что ты доконал Агафонову и теперь она уедет от своего физрука с тобой во Францию. Ладно, давай к делу, – увидев, что Дюваль надулся, Самойлов перестал шутить, – так, мы с тобой имеем следующую картину. Месяц и неделю назад ты впервые обратился к Нелюбиной, далее ты еще раз вежливо ей напомнил о себе неделю назад, если не ошибаюсь, и вот только сегодня папа соблаговолил встретиться. Поль, ты меня слушаешь? Что ты вообще делаешь?
Поль суетился возле газовой плиты с половником и что-то пробовал из небольшой кастрюли. Вид у него был в высшей степени загадочный. Он немного посолил и вернулся к общению:
– Да, да, Алекс, конечно, слушаю, я просто нам решил приготовить настоящий французский луковый суп с крутонами.
Лёшка рассмеялся от души так, что поперхнулся дымом. Прокашлявшись, он прохрипел:
– Приятно, когда о советском желудке заботятся лучшие французские повара.
Поль с невозмутимым лицом уже разливал нечто ароматное по двум тарелкам и, распаковав импортную пачку с белыми сухарями, добавил её содержимое туда же. Достал из ящика стола пару столовых ложек и одну из них вручил Лёшке:
– Алекс, я давно привык к твоим плоским шуточкам, но признаюсь честно, мечтаю о том дне, когда я могу избавиться и от тебя и от них. Бон апети, камарад, – Поль не смог до конца выдержать серьезный тон и тоже рассмеялся.
Лёшка в это время уже уплетал суп за обе щеки. Всё-таки были свои прелести у капитализма.
– Поль, ваши крутоны – это наши сухари. Непрактичный ты человек. Ну на фига было сухари через границу тащить? Ты бы еще лопату с киркой привез. И кстати, добавь еще немного. Ты мне Белку научил бы готовить, а я тогда дорогу к тебе забыл бы. Красота, ни меня, ни плоских шуток. Соглашайся.
Друзья быстро прикончили луковый деликатес, и шутливая атмосфера сошла на нет. Когда пили кофе, разговор уже перешёл в серьезное русло.
– Меня одно смущает, – Лёшка наморщил лоб. – Почему сорок дней Нелюбин не мог встретиться с тобой?
– Алекс, человек просто не мог и всё, что тут удивительного. Значит, занят он был.
– Не всё так просто, Поль. Это же тебе не сантехник. Это они вечно заняты, а чекисты всегда начеку. Думается мне, что он вообще решил эту тему замять, ну спросил, ну не ответил и всё, привет, а тут ты снова напомнил о себе. Наверняка они поругались с Нелюбиной-младшей, и как результат – завтра рандеву. План такой, с него ты ничего не получишь, рупь за два. Твоя цель – Алёнка и главное – меньше говори, больше слушай. Завтра прибудешь в гости на полчаса раньше.
– Зачем на полчаса, это же не правильно.
– Затем, – отрезал Лёшка, – Нелюбин назначил на шесть, значит, с работы придет без пятнадцати – умыться, переодеться. Ужинать скорее всего будут вместе с тобой. Пятнадцати минут тебе хватит на допрос Алёнки. Всё, спасибо, старик, я побежал. Завтра вечером сразу ко мне.
Лёшка как в воду глядел. Два дня назад у Нелюбиных дома впервые за много лет произошёл не очень приятный разговор. Алёнка в университете на перерыве между парами, случайно для неё, столкнулась с Полем, и тот очень деликатно поинтересовался относительно своей просьбы. Девушка, привыкшая легко решать любые вопросы, смутилась и пообещала сегодня же поговорить с отцом, сославшись на его вечную занятость. На самом деле она передала ему просьбу Дюваля еще месяц назад, отец обещал посодействовать, но молчал всё это время, а ей в свою очередь было неудобно его беспокоить всякой ерундой. Вечером она набралась смелости и подошла к отцу, читавшему газету :
