Андрей Добров - Смертельный номер. Гиляровский и Дуров
– А что тогда случилось-то?
– Я тебе расскажу, только Лине – ни слова! Поклянись!
Я поклялся. Одной клятвой больше, одной – меньше – не все ли мне было уже равно?
– Значит, слушай, Владимир Алексеевич. Когда Никитины открыли свой цирк проклятущий аккурат рядом со мной, дела пошли плохо. Они, сволочи, всю публику у меня переманили. Сборы упали чуть не вдвое. И я тогда решил – рискну, последнее с себя продам, а дело их выкуплю. Потом наверстаю, когда останусь без конкурентов. Встретился со старшим Никитиным, Дмитрием, и прямо спросил – сколько он хочет? Он назвал. Сидит и улыбается – потому как знает, что таких денег у меня нет. Ну, думаю, скотина, недолго тебе улыбаться. Точно ли, спрашиваю, за такую сумму ты со своими братьями уедешь из города? Точно, говорит, только вы, Альберт Иванович, ни в жизнь мне их не заплатите. Ой ли, говорю, может, по рукам ударим? Отчего нет, говорит, ударим. Неделя вам срока. Но если через неделю денег не будет – вы мне бесплатно свой цирк отдадите, а сами из Москвы уедете и больше никогда тут дело открывать не будете. А денег он с меня спросил сто тысяч.
– Ого! – сказал я.
– Вот те и ого! Ударили по рукам. А я денежки-то нашел!
– Как?
Саламонский наклонился ко мне и громко прошептал:
– А я свой цирк заложил.
– Что?!!
– Да-да! Вот этот самый. Здание на хорошем месте – под него можно было и двести тысяч взять. А сейчас и все триста, наверное.
– Ну, ты даешь, Альберт Иванович! – покрутил я головой.
– А что мне было терять? Либо я так разорился бы – из-за конкуренции Никитиных. Либо пришлось бы мне его им отдать, когда бы я денег не нашел. Так что я цирк заложил и взял сумму под процент у одного ростовщика. Ты его знаешь, но это неважно. С условием, что через три года все верну.
– Смело! Так ты что, у Дёмки на эти самые деньги играл?
Саламонский кивнул.
– Как вспоминаю, каким дураком был, так чуть не плачу. Черт меня дернул! А если бы проиграл? А? – Саламонский поежился, но потом хлопнул меня по колену. – Так ведь не проиграл, а выиграл!
– Так цирк все еще в закладе?
Саламонский махнул рукой.
– Да нет! Я все выплатил в срок и с процентами, а закладную сжег. Но после того решил – хорош! Нельзя мне было так рисковать. Ведь все мог продуть, понимаешь?
– А Дёмка тогда знал, что у тебя есть такая сумма – сто тысяч?
Саламонский криво улыбнулся.
– Ну что, я ведь на дурака не похож, а? Нет, я про то никому не говорил. Если бы он знал – я бы оттуда с деньгами бы не ушел. Да и живым, наверное, не ушел бы. Нет, не знал он. В общем, Дёмка мне говорит – свезло, мол, тебе, Альберт Иванович. Только у меня сейчас денег таких нет. Расписку возьмешь? Я говорю, могу и расписку. А он стакан водки хлопнул и вдруг предлагает – а давай не деньгами расплачусь. Вот, говорит, я вижу, как ты на Лизку поглядываешь. Бери ее вместо десяти тысяч! А коли ты считаешь, что не стоит она таких денег, то я тебе вот сейчас расписку дам, а через три дня и деньги принесу.
– А ты?
– А я посмотрел на Лизоньку и думаю – да такая не десять тысяч стоит, а десять миллионов! Сто миллионов! Да нет! Просто цены ей нет и быть не может. Я и говорю – договорились, мол. Тут Дёмка к Лизе повернулся и говорит – слышала? Иди, вещички собирай, с барином Альбертом Ивановичем поедешь. А к нам более не приходи. Продали мы тебя, в карты проиграли. Я смотрю – она вся как будто засветилась изнутри. Упала на колени и говорит – отпустите немого со мной. Я даже опешил – что за немой? А она – он мне жизнь спас, когда я замерзала. Все равно выгнать его хотите – так, может, Альберт Иванович его в цирк пристроит. Конюхом или полотером.
– Хм… – пробормотал я. – С чего это вдруг?
– Э-э-э… – погрозил мне пальцем Альберт. – Не знаешь ты ее. С виду она вроде как просто красивая чертовка. Да… Но знал бы ты, какой она человек! Мне-то как раз и неудивительно, что она даже в такой момент не только про себя ду…
Он вдруг осекся, встал и начал мерить шагами контору.
– Черт! – сказал он. – Это что такое получается? Мне немого вовсе не Дёмка сосватал… а Лиза?
– Ну! – я предостерегающе выставил вперед ладонь. – Погоди! Не гони коней. Может, она действительно сделала это по доброте своей. А потом Дёмка его снова к рукам прибрал. Может такое быть?
Саламонский кивнул.
– Думаю, так оно и было.
– Ну, а Никитин что? Принес ты ему деньги?
Альберт оживился.
– Сам утром поехал к Никитину. Вот уж когда настал мой момент. Видел бы ты, как Димка от злости покраснел, когда я ему договор уже составленный подсунул. Он говорит, а деньги? А я ему – на! И высыпал на стол из портфеля. А вот, говорю, тебе договор, читай. Через два дня приду – и чтобы ноги твоей здесь больше не было. Ни твоей, ни твоих братьев.
– А он?
– А что он? Что ему было делать-то? Через два дня приехал с рабочими – чтобы их здание разобрали до последней доски. Да только эти сволочи меня обманули. Договор подписали и уехали. А через год вернулись и снова цирк открыли – только теперь подальше от моего.
– Да, слышал я эту историю, – сказал я. – Ловкачи.
– Обманщики, и все. Я на них в суд подал. Но проиграл. А! – махнул Альберт своей лапищей. – Я все равно кругом в выигрыше остался. Деньги ростовщику вернул, расписку на цирковое здание порвал, Лизу поселил на квартире, конкурентов прогнал, и всё! – Он немного помолчал. – Вот только потом… Аккурат после того, как Никитины уехали, и начались эти ужасы с черепом на афише. Ну, дальше ты знаешь. Правда, с Дёмкой я тогда их не связывал…
В дверь постучали. Саламонский нахмурился.
– Кого это черт принес?
В контору вошел сыщик Архипов.
– Ага, – сказал он, – насилу вас отыскал. Есть у меня к вам новость, Владимир Алексеевич, по поводу сегодняшнего.
– Какая? – спросил я.
– Канат был подрезан. Ну, даже не сам канат, а та петля, за которую госпожа Макарова держалась. Кто-то ее подрезал, да-с.
– А конюха не нашли?
Архипов отрицательно помотал головой.
– Нет. Правда, дворник соседний видел, как он уходил в сторону Грачевки. Он или кто-то на него похожий. Но судя по описанию – скорее он самый.
Архипов посмотрел на Саламонского.
– Альберт Иванович, сейчас уже поздно, да и Рождество. Так что мы поедем отсюда. Но денька через два надо бы нам с вами встретиться, а? Есть о чем поговорить.
– Хорошо, – кивнул Саламонский.
Архипов кивнул и вышел.
Попрощавшись с Саламонским, я вышел из конторы и прошел на манеж. Прожектора были уже погашены, горела только лампа в оркестровой ложе – наверное, кто-то забыл выключить. Пустые ряды кресел возвышались передо мной… как давно я не стоял на манеже цирка – уже много лет!
Впрочем, предаваться воспоминаниям времени уже не было. Сделав то, ради чего пришел, я поспешил к выходу.
20
Будущее
Через два дня утром, когда в нашем доме, наконец, воцарился мир, в дверь постучался посыльный от «Ангелов-хранителей» и передал мне приглашение от Арцакова прибыть к нему для разговора. Одевшись, я вышел на улицу. Мороз ослаб, но зато и небо, все дни после Рождества сиявшее чистой зимней голубизной, оделось в серый ватник, грозивший обильными снегопадами. Я взял сани и поехал на Остоженку. Петра Петровича я застал в его всегдашнем кабинете, как будто он никогда и не вставал из-за своего стола.
– Ну, как? – спросил я после приветствий, снимая пальто и вешая его на крючок у двери, где уже висела коричневая вытертая шуба главного «Ангела».
– Чаю хочешь? – спросил он.
– Чаю? Чаю хочу.
Арцаков вызвал какого-то из своих молодцов, и тот быстро принес чай в стаканах. Петр Петрович полез рукой под стол и вытащил снизу бутылку рома.
– А плеснуть тебе? – спросил он. – Для сугреву, по капельке?
– Можно и по две! – ответил я.
– Тогда уж по три, – ответил он. – Бог троицу любит.
Щедро сдобрив чай ромом, он пододвинул ко мне стакан и закурил кривую вонючую сигарку.
– Как ты дышишь тут со своими сигарами? – спросил я. – Ведь окошко закрыто? Тяги нет.
– А! – махнул он рукой. – Через дверь уходит.
– Узнал что-нибудь?
– Узнал.
– Что?
– Не то чтобы много, но для тебя может быть интересным.
– Давай.
Арцаков хмыкнул.
– В общем, в прошлый раз, про который я тебе рассказывал, мы все больше самого Дёмку в оборот брали. Он у них главный – ну, наша логика понятна, да? Остальные нас не интересовали. А тут я решил узнать – что у него за люди.
– Это Полковница, да? Барон там какой-то.
– Дорфгаузен. Ну да.
– А он настоящий барон?
Арцаков сморщился.
– Не.
– И Полковница тоже липовая? А как по-французски шпарит!
– Вот она как раз настоящая. Настоящая полковница – вышла замуж еще девчонкой за полковника. Но того еще в Самарканде при восстании… А она… Что тут говорить – кем была и кем стала. Есть там еще несколько человек, но это так – пара шулеров плюс разная шушера. Но интересней всего Левка Американец.
