Зорич - Марина В. Кузьмина
— Господа! Продолжим, не отвлекаясь на мелочи. Я очень хорошо знаю эту заморскую птицу. Раз так легла карта, отдыхаем!
А тут ещё, в поддержку и желая подогреть заскучавших завсегдатаев, на сцену, стуча каблучками, выпорхнуло изящное создание. В красной сорочке с широкими рукавами, в длинной, до пят, чёрной юбке, укороченной спереди так, что всем были зазывающе видны красные туфельки красотки.
Последним штрихом в антураже был громадный гребень в тугом узле собранных на затылке иссиня-чёрных волос.
— Однако, — протянул покорённый Карп Петрович. — Какая испаночка!
Два проснувшихся гитариста, напяливших на головы широкополые шляпы так глубоко, что даже глаз не было видно — торчали одни носы, — начали любовную интрижку с равнодушной красоткой, вызывая её на диалог стуком своих каблуков. Получив ответный перестук с третьей попытки, кабальеро на радостях так безжалостно дёрнули струны, что Карп Петрович забеспокоился:
— Порвут ведь, черти!
Но всё обошлось. Красотка, кокетливо поглядывая через плечо, поднесла к лицу раскрытый веер. Замерла на мгновение. Притихли и гитары. Показав характер, несговорчивая девица, подняв руки кверху, исполнила в замершей тишине дробное соло каблучками и крутнулась по оси, прихватив на ходу широко распахнутую юбку. И в сопровождении грянувших аккордов проснувшихся кабальеро выдала такое, что вконец сдавшийся, обалдевший Карп Петрович промычал потрясённо:
— Боже мой! Как она это делает!
Его привёл в себя требовательный голос Корфа:
— Господа, не отвлекаться! Вперёд! К приятным неожиданностям!
И пошло, как всегда, и поехало. Добровольно взявший на себя обязанности распорядителя, тамады и участника торжества Исидор Игнатьевич показал себя капризным человеком, не раз заявляя половому, что не терпит на столе пустых бутылок.
Отведав молочного поросёнка с хреном в гречневой каше, селяночку с белорыбицей и тёплыми, из печи расстегаями, компания приуныла. Выполнивший своё обещание Евгений Иванович, положив голову на плечо, стал деликатно посапывать. Карп Петрович сник со скрещёнными руками поверх тарелки с заливной осетриной. Один тамада, тараща глаза, размахивал руками, бормоча шепотком что-то. Ситуацию изменил расторопный половой, призвав на помощь швейцара и кучера. Они по одному загрузили компанию в экипаж. Половой насыпал полный картуз конфет и сунул в карман кучеру бутылку «Мадеры», сказав:
— Так приказано!
К дому гостеприимной Светланы Васильевны подъехали далеко за полночь под аккомпанемент возмущённых собак всех прилегающих улиц.
Проснувшиеся поутру, ближе к полудню, они безропотно пили, чередуя для полноты эффекта, под присмотром Светланы Васильевны рассол капустный с рассолом огуречным. А Светлана Васильевна сидела рядом со смущённым Корфом, стыдливо прячущим глаза, и всячески подчёркивала свою особую симпатию к Исидору Игнатьевичу, донельзя довольная.
Глава десятая
«Похоже на то, что зима теперь одолела осень окончательно. Сколько было отступлений, а сейчас, смотри-ка, сколько снега навалило», — думал Антон, прокладывая новую лыжню.
Его охотничья тропа белой лентой вилась по склону долины. Побитая затяжными холодными дождями, потерявшая свой летний цвет, но не лёгшая ещё трава торчала из-под снега бурыми островками. Ярый бежал впереди, рыскал по сторонам. Пропадал среди кустарников и появлялся вновь. Зима пришла безморозной. Деревья с чуть поредевшей листвой, с пышными кронами ушли в зиму.
«На дубах, — размышлял Антон, — полно желудей. Значит, кабаны не уйдут далеко, к кедровникам. Зима, по приметам, будет снежная, но не холодная. Не будет проблем ни пташкам, ни зверушкам. На мхах на болотах полно клюквы, брусники, а на рябинах вон сколько красного, больше, чем белого».
Размышления Антона прервал Ярый. Он выгнал из-под заваленного снегом куста здоровенного косого. Саженными прыжками, мелькая среди кочек серым пятном, он исчез из виду прежде, чем Антон поймал его на мушку.
Долина, заросшая лиственным мелколесьем, закончилась большой поляной, а на ней — несколько высоченных белоствольных берёз. На ветвях ближней, разглядел Антон, целая стайка тетеревов кормилась почками. Подойти ближе помешал хрустнувший под лыжей сучок. Вспугнутые птицы взметнулись по сторонам, но дуплет догнал их, и два тетерева, трепеща крыльями, сметая снег с ветвей, упали на землю. Антон, нагнувшись, протянул руку к птице, когда где-то позади появился странный свистящий звук. Удивлённый Антон, неловко повернувшись, наступив лыжей на другую, упал на бок да так и остался лежать, провожая глазами плавно промелькнувший над ним в безмятежно-спокойном небе, пугающий своими размерами, матово-металлическим отливом диковинный предмет. Обхватив руками голову испуганно прижавшегося к нему Ярого, Антон, потерявший связь с явью, сел, покрутил головой, посмотрел в глаза пса, произнёс негромко:
— Что это?
Ярый, заскулив, лизнул его в лицо. «А куда же он делся?!» — оттолкнув Ярого, Антон поднялся на ноги. Прицепив птиц к ремню, постоял, раздумывая.
— Так, Ярый, если мы пройдём пару вёрст, то дойдём до каменной гряды. Ниже каменистая осыпь, песок. Она спускается далеко вниз. Там мелкий кустарник. Деревьев нет, они ниже. Если эта страшил ина где-нибудь и села недалеко, то мы её увидим. Пойдём?
Ярый, виляя хвостом, смотрел на хозяина.
— Молчишь? Значит, согласен!
Пройдя редкий лесок, вышли на каменный выступ, который тянулся в обе стороны огромными валунами, опускаясь вперёд несколькими сотнями саженей заснеженной безлесной равниной. А дальше — сплошная тайга. Во все стороны, до кромки неба. Слева каменная гряда, поднимаясь пластами, продвинулась к вершине Крутой безликой пустошью с торчащими кое-где громадными соснами с кряжистыми, искривлёнными буйными ветрами, жёлтыми стволами с растущими едва не от земли ветвями. Густо-зелёные дебри внизу, едва покрытыми снегом вершинами, подавляли своей бездушной молчаливой отрешённостью. Каждый раз, бывая здесь, Антон испытывал два чувства: восхищения и собственной малости. Этот уходящий в бесконечность мир вокруг завораживал и пугал. Так и теперь.
Антон сбросил снег с большого камня, положил рукавицы, сел на них и, опёршись на ружьё, посмотрел вокруг. Тишина и безжизненный покой. Лёгкий ветерок лишь подчёркивал это. Таинственный гигант исчез. Ни следа пребывания! Впрочем, Антон обратил внимание на поляну посреди леса — на ней не было снега, одна пожелтевшая осенняя трава. Бегавший вокруг Ярый подошёл к Антону, положив голову на колени, посмотрел в глаза. Антон потрепал пса за уши:
— Ты прав! Пойдём домой!
Вставая, он совершенно бездумно краем глаза уловил какое-то движение у леса, на краю уходящей вниз равнины. Всмотрелся, и разом исчезла расслабленная леность. Это
