Вторжение - Сергей Леопольдович Леонтьев
«Сейчас подойдем поближе, Федор Иванович»76, – мысленно процитировал Андрей фразу товарища Сухова из любимого фильма. Он решил обойти непонятный объект по периметру, избегая открытых участков. Всю жизнь прожив в большом городе, Андрей не умел бесшумно передвигаться по лесу, читать следы и слушать звуки. Спасло его только то, что вышедший навстречу патруль также состоял из городских жителей. А дальше помогла реакция, выработанная на тренировках в полуподпольной секции карате. Пока впереди идущий человек в военной форме понял, что происходит, и начал снимать с плеча автомат, тяжелая дубинка, соединенная металлической цепочкой с такой же дубинкой в руке Андрея, ударила его по предплечью, выводя на некоторое время из игры. Человек взвыл и схватился за поврежденную руку, мешая позади идущим принять участие в схватке. Впрочем, схватка с вооруженными противниками в планы Андрея не входила. Он развернулся и со всех ног бросился назад, к машине. Оксана не подвела. Когда Андрей выскочил на дорогу, она включила заднюю передачу, и «тройка» с визгом протекторов и натужным ревом двигателя подлетела вплотную к бегущему. Андрей, рванув на себя дверь, ввалился в салон.
– Гони! – крикнул он.
Процесс переключения передач у Оксаны пока еще не был доведен до автоматизма, занимал, по мнению Андрея, непозволительно много времени и не всегда получался с первого раза. Но сейчас она превзошла себя. Машина прыгнула вперед, Андрея вдавило в сиденье. Витя Хлебов поставил бы Оксане пятерку. Раздались хлопки, заднее стекло разлетелось, но жигуленок уже ушел за поворот. Двигатель надрывался на первой передаче.
– Переходи на повышенную, – велел Андрей и чмокнул жену в розовое ушко, зарывшись носом в завитки каштановых волос.
Глава 33
Николай очнулся в уже знакомой комнате с высокими потолками и белыми стенами. Он снова лежал нагишом и был привязан к кровати. Коля поочередно напряг мышцы рук и ног, пошевелил пальцами. Тело слушалось, ничего не болело, только в ушах стоял странный звон и, как в прошлый раз, любые попытки сосредоточиться, вспомнить, что с ним происходило, вызывали сильную головную боль. Впрочем, свою попытку бежать Николай помнил во всех деталях.
В комнату вошли три человека в белых халатах и закрывающих лица масках. На этот раз не санитары с носилками. По-видимому, медицинский персонал более высокого уровня. К одному из них, судя по поведению, главному, уважительно обращались «доктор». Это было похоже на врачебный обход. Подходили поочередно к кроватям, один измерял давление и считал пульс, другой записывал данные в журнал. Доктор обращался к пациентам. Но называл их не по фамилиям или именам, а по номерам.
«Восемьдесят девятый, как себя чувствуете?»
«Хорошо».
Вопросы не блистали разнообразием, ответы тоже. Насколько Коля мог видеть, к кровати привязан только он один. Остальные пациенты были свободны. Но попыток убежать и даже сесть или встать не делали. На вопросы отвечали ровными, какими-то механическими голосами. Делать что-то начинали только по команде. Им говорили «встаньте» – вставали, «ложитесь» – ложились.
У кровати Неодинокого троица задержалась.
– Сто восьмой, как себя чувствуете?
– Хорошо, – ответил Коля, подражая механическому голосу соседа по койке.
– Как вас зовут?
– Не знаю.
– Вас зовут сто восьмой.
– Сто восьмой, – повторил Николай механическим голосом.
– Развяжите его, – обратился доктор к ассистентам.
Те неуверенно переглянулись.
– Развяжите! – Доктор повысил голос.
Ассистенты сняли веревки с рук и ног Николая.
«Левому ногой в пах, правому с разворота кулаком в живот, доктор сам отвалит, – прикинул Коля. – А что дальше? Опять набегут охранники и эти черти в зеленом. Ладно, потерпим пока, там видно будет».
Он остался лежать, бессмысленно глядя в потолок.
– Встаньте, сто восьмой.
Коля послушно встал.
– Поднимите правую руку.
Коля поднял.
– Присядьте пять раз.
Коля послушно сделал пять приседаний.
– Хорошо, – удовлетворенно произнес доктор. – Ложитесь.
Коля лег. Доктор повернулся к ассистентам.
– Пульс, давление и на энцефалограмму.
Коля сжал зубы, стараясь не выдать эмоций.
«Ну, черт с вами, – подумал он, – делайте вашу энцефалограмму. Я еще до вас доберусь. Вы у меня сами приседать будете, по сто раз каждый, а потом отжиматься».
* * *
– Что-то ты сегодня неважно выглядишь, Толя. – Полковник с тревогой смотрел на Доктора. – Не заболел, случаем?
Доктор сгорбился на стуле, отрицательно покачал головой.
– Здоров я, Виктор, устал просто.
Полковник поднялся, подошел к сейфу.
– Ну, это мы сейчас поправим.
Он достал водку, стаканы. Доктор послушно взял протянутый ему стакан. Залпом опрокинул, подцепил вилкой шпротину из открытой консервной банки.
– Устал я, Витя, – повторил он. – Мне бы отдохнуть недельку, на рыбалку съездить. Не видеть ни твоих волкодавов, ни «отдыхающих»…
– Еще добавь: твою, Витя, рожу не видеть, – усмехнулся Полковник.
– К твоей роже я уже давно привык. Отпустишь?
– Нет, конечно, потерпи, Толя, немного осталось. Потом можешь хоть полгода отдыхать. В Крым тебе путевочку выпишем, в наш санаторий. Как там эту сестричку грудастую зовут, с которой ты… Таня?
– Света.
– Точно, Света. Потерпи.
– Да терплю я, Витя, терплю. Тебе, как старому другу, пожаловался.
– Ну как там у тебя сто восьмой? – спросил Полковник, меняя тему разговора.
– Не нравится он мне. – Доктор поморщился. – Вроде на сорок первый препарат отреагировал, команды выполняет, попыток бежать не делает, эффект диссоциации нивелировался…
– Ну вот, значит, все в порядке, что тебе не нравится?
– Энцефалограмма мне не нравится, Витя. Активность как у интактного пациента. Характерных изменений нет.
– Симулирует?
– Не пойму пока. Такое поведение симулировать трудно, показатели все в пределах, только энцефалограмма…
– Толя, ты же сам мне говорил, что энцефалограмма – дело тонкое, еще недостаточно изученное. Может быть нормальной у абсолютного психа и наоборот.
– Может, – подтвердил Доктор.
– Ну и что ты намерен делать?
– Я намерен перевести сто восьмого в корпус «Б» к «отдыхающим» и понаблюдать.
– Переводи, – согласился Полковник, – у нас по «отдыхающим» недобор, план горит. Только охрану предупреди, пусть приглядывают.
Глава 34
Июль 1980 года. Москва, посольство США
Звонок из Центра по закрытой линии застал Ричарда Лунса, советника по культуре и резидента
