Николай Свечин - Пуля с Кавказа
– У входного отверстия рваные края, лучше их зашить, чтобы ткани быстрее срослись, – пояснила она. – А выходное отверстие почему-то аккуратное…
– Это я сделал, шомполом. Вытолкал пулю из канала, и куски материи затем.
Докторша поглядела на Лыкова с удвоенным интересом:
– Снова вы меня удивляете. Давненько уж мужчины меня не удивляли! Они обычно плохо переносят боль. Намного хуже, чем мы, женщины.
– Вы, кажется, вообще недолюбливаете мужчин?
– Вот ещё глупости! – фыркнула Атаманцева. – Для чего же ещё жить, если не для любви?
Лыков начал уже чувствовать неладное. Между тем Лидия Павловна в три стежка ловко и аккуратно стянула рану и заметала нить; осталось только отрезать её кончик. Однако эскулапка не стала прибегать к помощи ножниц, хотя Лыков и видел их в её саквояже. Она прижала к себе руку Лыкова, прильнула губами и ловко откусила нить возле самого основания. Сыщик не почувствовал никакой боли; ему даже было приятно. Закончив с шитьём, «жевешка» не отпустила руку сыщика, а продолжала прижимать её к своей груди. Алексей чувствовал, как под его пальцами часто-часто стучит сердце докторши. Ситуация сделалась весьма двусмысленной. Я же женат, подумал он. Я не должен! Ах, Варенька! Но отдёргивать руку ему уже не хотелось…
– Ну, как? – Атаманцева требовательно заглянула в глаза коллежскому асессору. – Всё хорошо?
– Да. Благодарю вас.
Наконец, Алексей решился освободить руку, но его держали крепко.
– Послушайте, – начал он просительным тоном, – отпустите уже меня. Я женат. У меня двое детей. Два мальчика…
– Мне всё равно, хоть три девочки.
– Но я люблю свою жену!
– Да и любите на здоровье. Но только она там, далеко, а я здесь. Или я некрасива? Не в вашем вкусе?
– Вы очень интересная женщина! Но… я же не свободен!
– Какие глупости вы говорите. Это условности. Которые ничегошеньки не значат между прогрессивными людьми.
Не избалованный женским вниманием, Лыков был сильно озадачен. Никогда ещё его не соблазняли столь откровенно и настойчиво. Он решил действовать по-другому.
– Лидия Павловна! Там, за дверью, стоит барон Таубе. Он красавец, согласитесь, и он холост. Возьмите себе его! Право, Виктор Рейнгольдович много достойнее меня.
– Знакомый тип мужчины! – отвечала докторша недовольно. – Ваш барон смазливый развращённый самец. Он так на меня глядел, словно я должна была отдаться ему тут же, на пороге. Оставляю его для светских потаскух. Мы, прогрессивные женщины, смотрим на душу мужчины. А не на его внешность. А вы, Алексей Николаевич, просто не знаете себе цену. Любили ли вас когда-нибудь? Скажу правду: ни одна женщина не устоит пред вами, увидев ваш торс! Любая! Любая станет хотеть вас, как хочу сейчас я. И не собираюсь этого стесняться, слышите? Не смейте больше говорить мне про вашего противного барона!
Но тут за дверью, совсем близко, дзенькнула шпора Таубе. Лыков мягко, но настойчиво высвободил руку. Атаманцева тут же встала и принялась укладывать инструменты в саквояж. Потом насмешливо посмотрела на Алексея. Тот почувствовал, что его щёки краснеют, как у гимназиста. Чёрт! чёрт!
– Завтра в полдень явитесь ко мне на перевязку. Ходить вам вполне по силам, и даже полезно. Поняли?
– Так точно, Лидия Павловна.
– Я квартирую в доме вдовы Али-хаджи. Это неподалёку, возле рыночной площади. И не манкируйте медицинским уходом!
Атаманцева удалилась. При этом, в отличие от Алексея, она отнюдь не выглядела смущённой. Эта женщина знала, чего хочет, и шла к цели смело, не обращая внимания на условности. Лыков и Таубе проводили её до ворот, после чего барон сказал:
– Ах, какая! До чего же ей должно быть здесь трудно! С одной стороны дикари-горцы, с другой – наше серое офицерство… И она. Независима, красива… Ты не знаешь, Лидия Павловна замужем? Держит себя весьма свободно, но всякое бывает…
– Вдова.
– Шайтан разбери, она ещё и свободна! Но я почувствовал, что не понравился ей. Уж как старался, стрелял глазами «двойным зарядом»[83] – всё не в прок. Да, Лёха?
– Ну, не знаю. Ты всегда влюблял в себя женщин, толпами.
– Только не эту. Лидия Павловна отнеслась ко мне совершенно равнодушно. Ведь так? Наверняка сердце её занято! У подобных женщин всегда есть друг, наперстник…
Во двор, попыхивая на ходу трубкой, вошёл Артилевский.
– Эспер Кириллович, вы очень кстати! Кто такая Атаманцева?
– Это здешняя «жевешка».
– Понятно; но что она за человек?
– Эх… – войсковой старшина приосанился и тронул себя за ус. – Лидия Павловна дама в наших краях знаменитая. Настоящая эсприфорка[84]! Женщина самостоятельного поведения. Не развратного, а именно самостоятельного.
– А в чём разница?
– Госпожа Атаманцева сама решает, кого ей любить, и не дозволяет себя шапронировать[85]. Очень разборчива и для большинства мужчин абсолютно неприступна. Мне, например, не удалось привлечь к себе её внимания… Но уж если любит, так любит! На зависть другим.
– У неё есть кто-то?
– У таких женщин, барон, всегда есть кто-то. Дроля, как это называется у казаков. Ей стоит только свистнуть. И всегда это человек достойный. Сейчас, к примеру, таковым является председатель казённой палаты Потков-Подкова. А до того был майор Рейнеке, георгиевский кавалер.
– И как же к этому относится общество?
– Общество? Оно завидует избранникам Лидии Павловны. Грязь к ней как-то не пристаёт. Во-первых, у нас на Кавказе нравы много терпимее, чем в ваших холодных столицах. Во-вторых, госпожа Атаманцева формальная вдова и вольна делать, что хочет. Она и делает, что хочет…
– Кстати, – вступил в разговор Лыков, – она сказала мне, что вдовой стала как раз из-за Гамзата-пешукчи.
– Это так.
– И что она ему за это почти благодарна… Будто бы, её муж был домашний деспот.
– Ну… капитан Атаманцев не был, конечно, никаким деспотом. Просто ему досталась такая необычная женщина… А он совсем обычный, как все мы. Ему было с ней трудно.
– Зачем же он на такой женился? Зачем она за такого пошла?
– Очень даже понятно, зачем. Политическая ссыльная. Оторвана от дома, от родителей, одна в чужом краю. Да кому хочешь на шею бросишься от такой тоски! Первому, кто пожалеет. Первым оказался капитан Атаманцев.
– Детей у них не было?
– Не было.
На этом разговор о докторше прекратился. Таубе с Артилевским ушли – они занимались поиском в ауле явок Лемтюжникова. В этом им помогал приехавший из Гуниба здешний исправник. Ильин с Даур-Гиреем тоже где-то пропадали, и Лыкова никто не тревожил. Весь вечер он думал, как ему повести себя завтра. Понятно, что у себя на квартире Лидия Павловна продолжит своё наступление, и звенеть шпорами под дверью там будет уже некому.
Алексей так ничего и не решил. В душе молодая интересная женщина, конечно же, волновала его. Сыщик давно был в отъезде и истосковался по ласке. Но что он скажет дома? Как ляжет потом, по приезде, с Варенькой в постель? Словно ни в чём не бывало?
Ночью ему, почему-то, снились грудастые русалки. Они были похожи на жриц любви с нижегородской ярмарки: красивые, наглые. И манили коллежского асессора за собою в море…
Утром Алексей встал, кое-как дотерпел до полудня, а перед самым выходом всё-таки обтёрся губкой с уксусом. Но ничего не произошло. Лидия Павловна едва успела сменить сыщику повязку. Лишь только их дело подошло к душевным беседам, лишь только она положила его руку себе на пышное колено, как вдруг прибежала взволнованная аварка. Оказалось, что у жены чанки[86] Саида начались преждевременные роды. Атаманцева скрипнула зубами, схватила свой саквояж и ушла по вызову. Раздосадованный Алексей вернулся на этапный двор, где узнал, что ему надо срочно отбыть в Гуниб.
Глава 15
В крепости Гуниб
– Собирайся, едешь со мной, – приказал Таубе, надевая шарф[87]. – Говорят, полковник Бонч Осмоловский настоящий кавказец, но лучше приодеться – как-никак, начальник округа. Так что, прицепи георгиевскую ленту.
Лыков начал прилаживать полоску чёрно-оранжевой ткани к черкеске.
– Зачем он нас вызывает?
– Лемтюжников прислал ему письмо.
– Ух ты! И о чём же?
– Собственно письмо адресовано мне. Полковник не счёл возможным вскрывать пакет в моё отсутствие, но желает знать, что в нём. Я его понимаю. Приедем, вскроем втроём и обсудим, что прочитаем.
– А Эспер Кириллович не едет с нами?
– У него есть дела в ауле. Они с исправником кое-что уже раскопали. Оказывается, у твоего приятеля Гамзата-пешикчи был в Карадахе кунак. Сейчас им занимаются.
– А Ильин с Даур-Гиреем?
– Ты ранен; ещё на пару дней мы задержимся здесь. Не назначать же им с казаками строевых занятий! Пусть отдыхают. В горах силы им понадобятся. Готов? Поехали!
От Карадаха до Гуниба всего четырнадцать вёрст по приличной дороге. Лыков уже бывал в крепости ранее. В 1878 году, излечившись от первого ранения, он получил направление именно сюда. Затем в составе отряда охотников ловил абреков в Андии и Ичкерии. Теперь он возвращался на место своей военной молодости уже зрелым человеком, мужем и отцом… На правах бывалого кавказца Алексей всё показывал барону, и рассказывал.
