Луис Руис - Только одной вещи не найти на свете
— Ее уже не существует, — пояснил антиквар, и чувствовалось, что ему приятно разочаровать посетителя. — Старик Маргалеф умер, а его наследники разделили добычу. К сожалению, они не выручили того, на что надеялись.
— Но где же тогда ангел?
— Разумеется, его тоже продали. — Казалось, антиквар вызывал в памяти какие-то цифры. — Но мне неведомо, кому и за сколько. Для этого надо покопаться в аукционных отчетах.
Какой-то образ яркой кометой мелькнул в мозгу Эстебана: он словно наяву увидел еще одного ангела — застывшего и холодного, с человечком, едва достающим ему до колена; ангел прятался в углу, на подстилке из старых газет, за нечищеной печью. Нурия могла заполучить скульптуру на любом аукционе и по вполне приемлемой цене; почему, например, не допустить, что наследникам Маргалефа так не терпелось пополнить свои банковские счета, что они отдавали все довольно дешево? Веки Эстебана мягко опустились, прикрыв карие глаза: да, он слишком торопился найти виноватых, а ведь самое простое объяснение, самое логичное и не грешащее литературщиной, было рядом — только руку протяни. Реставрация. Обычный заказ, и ничего больше. Некто, сеньор Икс, купил скульптуру и обратился к Нурии с просьбой почистить ее, отшлифовать и так далее — тогда он сможет выставить ангела в гостиной под стеклянным колпаком. Еще одна случайность, еще одно совпадение. Хотя когда случайностей и совпадений слишком много, они перестают быть правдоподобными; ведь случайность — не более чем скромное название, которое мы даем беглым и приблизительным зарисовкам с действительности, которую из-за нашей близорукости мы не способны воспроизвести точнее.
— Фонд Адиманты, — громко проговорил Эстебан. — Лиссабон.
—Себастиано Адиманта. — В голосе антиквара вдруг зазвучало отчаяние. — Парализованный старый чудак, за которым ухаживает молодая шведка. До автокатастрофы, превратившей его в инвалида, он называл себя медиумом. Комедиант. Основал фонд для исследования паранормальных явлений, при фонде действует еще и музей всяких диковинок. Правда, у музея есть своя специфическая тема — дьявол.
— У вас наверняка есть адрес фонда.
В глазах антиквара тотчас появилось выражение, какое бывает у теленка, обреченного на заклание.
— Я дам вам адрес, но при условии, что вы возьмете мою визитную карточку. И пообещаете, что сохраните ее, поразмыслите над моим предложением и, в случае чего, позвоните мне.
— Давайте вашу карточку. — Эстебан попытался было улыбнуться, но попыткой дело и закончилось.
На улице он увидел тяжелое небо сапфирового цвета, нависшее над куполом церкви Спасителя, похожей на кирпичного тарантула с изразцами, ползущего по крышам домов вокруг площади Пан. Держа под мышкой тщательно упакованного ангела, Эстебан шел по Пуэнте-и-Пельон. Он с удовольствием поглядывал на разбившиеся на пары и заигрывающие друг с другом манекены, на светильники и жутковатого вида игрушки, на яркую картину с геометрическими фигурами. Он сам не знал, куда направляется, и подумал, что эта бесцельная прогулка вполне соответствовала беспорядку, царящему у него в мыслях, они тоже пребывали в постоянном и совершенно бесцельном движении; мысли Эстебана, как и ноги, то капризно выбирали боковые улочки, то вдруг поворачивали под прямым углом, то делали круг, и им было совершенно безразлично, куда выйти — на широкий проспект или в узкий тупик. Эстебан не знал, куда направляется, и не знал, чего хочет: почему, собственно, он позволил Алисии заманить себя на это жалкое суденышко, потерявшее управление и отданное на волю волн, которые мотали его из стороны в сторону? У Эстебана началась морская болезнь, он мечтал ступить на твердую землю. Но отлично знал и другое, знал, какая добыча ждет его в случае удачной охоты, — это и было истинной целью, давало силы брести дальше, с трудом выдергивая ноги из трясины. Ангел, которого он теперь нес, прижимая к себе, и который по неведомой причине вдруг сделался тяжелее прежнего, был ключом к Алисии, о которой Эстебан мечтал, к Алисии, которой можно будет что-то нашептывать на ухо и не бояться, если пальцы вдруг сами коснутся ее плеча или щеки, если с губ сорвутся нежные слова — те, что должны звучать в полутьме и от которых во рту остается привкус горького шоколада.
Эстебан оказался перед факультетом изящных искусств, тут он на минутку опустил свой сверток на землю, чтобы зажечь сигарету. И вдруг без всякой видимой причины ему пришло в голову, что опасно продолжать думать в таком вот духе, опасно давать мыслям волю и разрешать весело скакать, куда им заблагорассудится, опасно произносить те слова, которые осторожность произносить не велит. Подняв ангела и снова пристроив под мышкой, Эстебан ускорил шаг. Теперь он с растущим беспокойством и совершенно отчетливо ощущал: в черепе у него появилась дырочка, и чей-то нахальный глаз заглядывает внутрь, ворошит содержимое и тщательно его изучает. Эстебан медленно затянулся, потом приказал себе застыть на месте, вдохнуть поглубже и сосредоточиться на установке: гнать прочь это абсурдное ощущение, никакого глаза нет и быть не может, все это полная чушь. Но ощущение оставалось: он с ужасом почувствовал, что глаз уже проник внутрь и разведал все, что хотел, обследовал самые потаенные уголки мозга, собирая информацию, которую Эстебан считал исключительно конфиденциальной, — о помыслах, страхах, постыдных желаниях. Эстебан чуть не закричал от отчаяния, потом попытался установить, откуда, собственно, взялся этот самый глаз, кому принадлежит; и тут же понял, что кто-то смотрит на него сзади, с расстояния в пять или десять метров, кто-то следует за ним, прячась в толпе, заполнившей улицу Ларанья. Сердце бешено колотилось в груди, отчего страх делался еще мучительней и необоримей. Эстебан кинулся бежать, покрепче обхватив сверток; раздумывать над происходящим он не хотел, сейчас у него была единственная цель — не дать противнику напасть. Рванув с места, Эстебан почувствовал, что глаз словно растерялся, но теперь он опять, как оса, вился за спиной, не отступая от своих злодейских планов. Эстебан, расталкивая парочки, взлетел вверх по улице Куна, споткнулся о бортик и чуть не растянулся на тротуаре; потом повернул на Эль-Салвадор, врезался в трех хиппи, пивших пиво, и снова встал как вкопанный: пульс стучал в запястьях, площадь мягко закружилась вокруг него, завиваясь в воронку. Продолжать бежать по прямой линии, подумал он, значит заведомо проиграть, поэтому он повернул налево, обошел церковь сзади и вынырнул на площадь Пан. Инстинктивно он решил искать убежища в знакомой лавке.
— Добрый вечер, — прохрипел Эстебан, кладя пакет на прилавок. Внос ему ударил резкий запах серы.
—Добрый вечер, — ответил великан, кивнув. — Что случилось? За вами будто сам черт гнался.
Эстебан не нашелся что ответить.
6
Замок был сбит
Замок был сбит, глиняный арлекин превратился в горсть мелких, как конфетти, осколков, усыпавших ковер в прихожей, — вот что увидел Эстебан, зайдя в квартиру на улице Католических Королей. Он скользнул взглядом дальше и убедился, что побоище отбушевало и в гостиной, так что изысканно кокетливая комната, на которую бедная Алисия потратила все свои скудные художественные способности, превратилась в мусорную свалку: выпотрошенные диванные подушки, перевернутые ящики и вдребезги разбитые об пол фарфор, стекло, керамика. Эстебан невольно присвистнул, он двигался среди этого безобразия, то и дело наклоняясь, чтобы поднять какую-нибудь фигурку без головы или попытаться сложить осколки пепельницы. Пряди каштановых волос, нахально падавшие на лицо Алисии, придавали ей беззащитный и жалкий вид — вид жертвы стихийного бедствия.
— Ну как, видел? — Слова комками застревали у нее в горле. — Какой-то сукин сын побывал у меня в гостях и от души позабавился.
Эстебан присел на корточки; под вспоротой подушкой он разглядел обломок керамического Колизея, который сам привез для Пабло в качестве сувенира из последней поездки в Рим. Словно при вспышке молнии он снова увидел витрину сувенирной лавки на виа Венето, расположенной на середине пути между складами и мясной лавкой; снова увидел бесконечные шеренги Колизеев и фонтанов Треви всех мыслимых размеров, которые нагло выстроились на всеобщее обозрение. Банальный Колизей — подарок, который выбирают для не слишком близкого человека, как и Эйфелеву башню или Хиральду, всего лишь ритуал, выполняемый поспешно и бездумно.
— И как это все произошло? — Эстебан швырнул на пол обломок собственного подарка.
— Я вернулась полчаса назад, — принялась рассказывать Алисия. — И увидела то же, что и ты. Я ходила за молоком, потом взяла напрокат фильм. А до этого мне до смерти хотелось спать, но заснуть я никак не могла.
— Что-нибудь украли?
— Украли? Нет. — Она смяла пачку «Дукадос» и бросила на пол. — Во всяком случае, до сих пор я пропаж не обнаружила. Деньги я обычно дома не держу, а те, что были, на месте. Видно, что копались в маминых бусах и брошках, но все тоже цело.
