Джон Сэк - Заговор францисканцев
Конрад подошел к нему.
– Где Фабиано?
Лицо отшельника перекосилось от ярости. «Он ревет, как тот судья, страдавший несварением желудка», – подумал Джакопоне, припомнив давнего знакомца по Тоди.
Кающийся ткнул большим пальцем через плечо, на дорогу в Ассизи. Серые глаза отшельника наполнились слезами, и он рукавом утер обросшие бородой щеки. Разжал кулаки и поднял глаза к небу. А потом уронил и руки, и голову.
– Энрико ушел. – Отшельник выталкивал из себя слово за словом. – Из-за самовлюбленного, развратного Фабиано, который бросил пост, умер хороший мальчик.
– Дети бросают камнями в лягушку ради забавы. – Джакопоне по-лягушечьи спрыгнул со своего насеста. – Но лягушка умирает взаправду. Он назвал меня кузеном.
– Кто?
– Ваш послушник. «Прощай, кузен, – сказал он, – я разделяю твое горе». Не знаю, почему он это сказал. У моей жены был кузен по имени Фабиано. Но он не стал послушником серых братьев. Ванна много-много месяцев оплакивала своих родных. Мы отложили венчание. Лучше бы нам никогда не жениться. Лучше бы наши родители вовсе не дали нам встретиться. Она и сейчас была бы жива, бедная девочка.
Он поднял голову, но взгляд его снова помутился.
– Все запутано, всюду узлы. Вы умный человек, фра Конрад. Вы хоть что-нибудь в этом понимаете?
12
Конрад, конечно, понимал. Он точно знал, почему Ама-та назвала кающегося кузеном и почему оплакивала смерть его жены. Но узнал он все это из исповеди Энрико и не мог нарушить святую тайну покаяния.
Отшельник пожалел бы юную женщину, потерявшую сестру, но ярость душила в нем все лучшие чувства. Он напоминал себе, что Амата сама почти ребенок, едва ли старше Энрико, но оправдания не помогали. Ему хотелось вопить. И хотелось плакать: по мертвому мальчику, по Джакопоне и его погибшей Ванне, по Амате, оплакать весь род людской, ощупью, вслепую спешащий к последнему суду. И собственное несовершенство. Всех ужасов этой страшной ночи не случилось бы, не дай он втянуть себя в лабиринт тайны Лео, останься он в своей хижине. «Chi non fa, non falla, – говаривал благоразумный отец Розанны. – Кто ничего не делает, не совершает ошибок».
А теперь им с Джакопоне придется делать что-то с худшим из плодов его решения. Надо избавиться от тела Энрико.
Он похлопал кающегося по спине.
– Идем, друг мой. Закончим наше дело. Мальчика надо похоронить в Сакро Конвенто. Братья известят его семью.
Он говорил деловито, не давая прорваться наружу печали, тяготившей душу.
Мужчины подняли носилки и двинулись дальше. Теперь, на спуске, первым шел высокий Джакопоне. Кроны деревьев над дорогой, ведущей в город, смыкались в тоннель, такой темный, что Конрад готов был поверить – он спускается в бездонную пещеру, ведущую в нижний мир. Воображение уже рисовало ему бледные асфодели, отравленные ядом трехглавого Цербера, – растения, которые собирали колдуны, чтобы приготовить смертельные зелья. Подобно древнему певцу Орфею, они спускались в самое сердце Аида, чтобы отыскать... Что отыскать?
Легендарный поэт осмелился встретиться с ужасами ада ради Эвридики, а Конрада ожидали впереди разве что несколько туманных ответов. И все же он чувствовал, что его так же неотвратимо влечет вперед – к своей собственной трагедии.
Скелет поэта, влачившийся по тропе перед ним, тоже беспокоил отшельника. После страстного выступления на площади Джакопоне постепенно соскальзывал в темную меланхолию, из которой вынырнул только раз, чтобы дать отпор напавшим на них у пещеры. Что станется с кающимся, когда они окажутся в Ассизи? Если город примет его, как покаянного грешника, никто его не обидит. Но если сочтут сумасшедшим, он подпадет под тот же закон, который преследует прокаженных, оказавшихся в стенах города. Горожане могут забросать его камнями, если не хуже. Даже уличные сорванцы в Губбио это знали.
«И, если на то пошло, что ждет меня самого?» – гадал Конрад. Если в обители Губбио его ждали, то и братия Сакро Конвенто наверняка предупреждена. А между тем разгадать загадку, заданную Лео, можно лишь по ту сторону стен братства.
Он устыдился своей робости и повторил про себя отрывок из «Отче наш», который всю дорогу всплывал в памяти: «Да свершится воля Твоя, аминь, аминь». И напомнил себе, что худшее, чем могут грозить ему братья, лишь ускорит его встречу с дорогими ему душами – фра Лео и святым Франческо.
Наконец они с Джакопоне оставили за спиной лес и вышли на скалистый голый склон. Внизу уже виднелись северо-восточные ворота Ассизи. Самый прямой путь в город, только вот такое зрелище, как отшельник в лохмотьях и мрачный безумец, несущие по улицам мертвого мальчика, наверняка соберет толпу зевак.
– Пойдем по тропинке вправо, – предложил он.
Узкая и извилистая, как ручеек, тропка змеилась по холму, уходя к городской крепости и северной стене. Там, в гордом отдалении от городского шума, стояли базилика Святого Франциска и святая обитель Сакро Конвенто. Они замерли, любуясь открывшимся внизу зрелищем, пятками упершись в редкие кустики травы, удерживавшиеся на сыпучей крутизне. Когда же они подошли к Порта ди Сан Джакомо ди Мурорупто, Джакопоне вскинул голову и крепче сжал ручки носилок. «Прямо в волчью пасть», – подумалось Конраду.
– Мир вам, братья, – окликнул отшельник городских стражников у ворот.
Те встретили их колючими взглядами и настороженно осмотрели их безжизненную ношу.
– Что с ним случилось?
– На нас напали ночью, – ответил Конрад. – Несколько человек набросились на нас в темноте и убили нашего спутника. Мы несем его тело в Сакро Конвенто.
Стражник, недобро прищурившись, присматривался к Джакопоне. Возможно, он искал на обветренной коже кающегося следы проказы. Обошел путников кругом, почесывая себе ребра с таким видом, с каким мудрый философ поглаживает бороду, и наконец махнул им проходить.
– Я за вами присмотрю, – посулил он.
Из караулки ему видна была вся площадь до верхней церкви базилики и ступеньки, ведущие в нижнюю церковь и Сакро Конвенто. Конрад просто пропихнул кающегося через площадь, подталкивая сзади носилками. Затянувшееся молчание Джакопоне беспокоило его и не прибавило им доверия стражника. Не менее подозрительно взглянул на них и привратник, чье лицо появилось за решеткой после того, как Конрад дернул за веревку дверного колокола. Тем не менее отшельник вздохнул с облегчением. Он не узнал привратника, и тот, как видно, также не знал его. Больше того, судя по презрительно вздернутой губе молодого монаха, рваная одежда незнакомцев удивила его больше трупа, лежащего на носилках.
Конрад повторил рассказ о ночном нападении.
– Мы принесли его сюда, чтобы похоронить, – сказал он. – Мальчик собирался стать нашим братом. Вот у него в поясе письмо от епископа Генуэзского для фра Бо-навентуры.
Привратник не слушал его.
– Вы собираетесь просить у нас приюта? – ледяным тоном проговорил он.
По сравнению с его голосом земля под ногами у Конрада казалась теплой.
– Я – нет. По крайней мере, не сегодня.
Он не знал, как отнесутся к его бедному заплатанному одеянию, но лицо привратника было достаточно прозрачным намеком. Если братья сочтут, что Конрад щеголяет своей нищетой им в укор, он рискует оказаться в темнице, не успев и заглянуть в библиотеку. Добравшись наконец до ворот Сакро Конвенто, Конрад отнюдь не спешил перешагнуть порог.
– За своего спутника я не говорю, – добавил он, оборачиваясь к Джакопоне, и обнаружил, что кающийся исчез – так же незаметно, как испаряется роса с черепицы.
Конрад беспомощно развел руками.
– Прошу тебя, помоги мне внести мальчика, – обратился он к привратнику. – Мой спутник...
Он не договорил, да и не сумел бы объяснить исчезновения Джакопоне.
Резко скрипнув, отворилась дверь. Монах молча нагнулся к ближнему концу носилок и втащил тело Энрико внутрь, не дожидаясь помощи Конрада. Чем скорей путник пойдет своей дорогой и избавит его от лишней обузы, говорило его лицо, тем лучше.
Конрад бросил последний взгляд на несостоявшегося послушника, на борозды, прочерченные по земле суковатыми жердями, и на рясу, служившую мертвому постелью. Он едва не забыл об убитом монахе и обгорелом копейщике!
– Еще один брат ранен, – заторопился он, – и лежит в разрушенной часовне на перекрестке Порциано – некий фра Дзефферино.
Привратник подозрительно уставился на него. Имя несомненно было ему знакомо.
– Ты бросил раненого брата и принес нам труп?
– Когда мы уходили из часовни, оба были живы. Я обещал брату прислать помощь. У вас ведь найдутся двое крепких братьев?
Монах уставился ему в глаза, соображая, что могло связывать этого оборванца с Дзефферино.
– Я все сделаю, – наконец сказал он и собирался закрыть ворота, но Конрад снова остановил его.
– Еще один вопрос, брат. В вашей общине есть некий фра Джакоба?
– Фра Джакоба? Не знаю такого. Может быть, ты ищешь сестру Джакобу? Джакоба – женское имя.
