Диана Стаккарт - Королевский гамбит

Леонардо вышел из тени.

— Это я, придворный инженер, — резко ответил он и показал на тележку, где лежало бесчувственное тело. — С одним из учеников случилось несчастье, когда мы занимались важным поручением его превосходительства. Не заставляйте нас мокнуть под дождем. Мы должны как можно быстрей доставить юношу к хирургу.

— Да, конечно. — Стражник быстро принял стойку смирно и повернулся к своему приятелю, с любопытством смотревшему на тележку: — Что мешкаешь? Не видишь, что с тобой говорит Леонардо. Быстро пропусти его.

Второй воин выпрямился.

— Откуда мне знать, кто это? — возмутился он и, прежде чем вернуться к воротам, бросил на учителя подозрительный взгляд. — Ты же знаешь, что нам велено никого не впускать и не выпускать.

Все еще что-то бормоча про себя, он распахнул калитку, через которую мы прошли раньше и через которую ходили в замок и из замка, минуя запертые громадные ворота. Он стоял в стороне, пока мы толкали тележку в узкий проход, и я чувствовала, когда он закрывал тяжелую деревянную дверь за нами, его взгляд на наших спинах.

Солнце уже закатилось, и двор замка освещал свет, падавший из окон и открытых дверей. После наступления темноты подул холодный ветер, принесший несколько дождевых капель, упавших мне на лицо. Вдали загрохотал гром, и я поняла, что через несколько минут небеса разверзнутся и мы промокнем до нитки.

— Отнесем его к хирургу? — смущенно спросила я. Ибо Леонардо катил тележку в противоположном направлении от цирюльни возле конюшни, где обычно занимался своим ремеслом.

Учитель презрительно фыркнул.

— Я был у него, и его кабинет не годится даже для здоровых людей. Я отвезу его к себе. Отправляйся туда сам и скажи, чтобы он шел ко мне.

Когда он отдавал распоряжение, прогремел новый удар грома. Я не стала дожидаться, пока сверкнет молния, а помчалась к главному крылу замка на поиски лекаря герцога. Если удача не повернулась спиной ко мне, он по-прежнему у себя, а не ушел в зал, где трапезничает прислуга поважней, не желавшая общаться со всякой мелюзгой.

Я чуть не сбила его с ног, когда нырнула в открытую галерею, проходившую вдоль всего крыла здания. Это был низкорослый, лысеющий мужчина, тонкие ноги которого едва ли могли служить надежной опорой для громадного живота его; тем не менее он носил его с такой же важностью, как и свою длинную мантию травянисто-зеленого цвета.

— Леонардо, э? — недовольно пробурчал врач, отряхиваясь, когда я, поправляя сбившийся жакет, объясняла, кто послал меня. — Не понимаю, почему герцог так доверяет какому-то художнику. И что надо от меня великому Леонардо?

Я сбивчиво объяснила. Когда я замолчала, он снова пробурчал себе под нос и покачал головой:

— Ха, я изумлен, что он снизошел до меня, ведь я, по его мнению, хуже осведомлен в вопросах строения человеческого тела. Ну а теперь перестань мямлить, мальчик. Я же не сказал, что не приду, — проговорил он, когда я, опасаясь отказа, принялся возражать ему. — Жди здесь, я схожу за инструментами.

Он повернулся, прошел по галерее и вошел в закрытую дверь. Мне показалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле всего две или три минуты, прежде чем он вновь появился, на сей раз с деревянным сундучком. Сунув мне его в руки, он нетерпеливо кивнул головой:

— Идем, что ли, веди меня к своему хозяину, и покончим с этим.

Немного пошатываясь под тяжестью сундучка, я направилась к мастерской так быстро, как могла. Лекарь едва поспевал за мной, и холодный ветер, несущий бурю, раздувал его мантию. Повернув за угол главной мастерской, где я и остальные ученики занимались своими повседневными делами, я заметила слабый огонек свечи в окне соседнего здания.

Это были личные покои учителя, где он проводил время, когда не пропадал в своей второй мастерской в городе. Здесь у него было место для сна и особая мастерская, куда, насколько мне известно, никого из нас не пускали. Здесь он проводил самые сложные опыты для Лодовико, создавая современные боевые машины и хитроумные приспособления для войска Моро. Были ли они практичней бронзового льва, никто из нас не знал, хотя упорно ходили слухи о лодках, способных двигаться под водой, и мостах, раскрывающихся над реками.

Помещение, куда мы с хирургом вошли, было небольшим и скромно обставленным: обыкновенная кровать, большой стол с двумя скамейками по бокам и еще один, меньшего размера стол, заваленный книгами. На одной стене висели полки, где стояли чаши, кубки, книги и даже звериные черепа. Яркий свет нескольких светильников озарял все вокруг — это было необходимо для человека, проводившего большую часть ночи в занятиях. Что касается его личной мастерской, в нее, скорее всего, попадали через вторую дверь на другом конце комнаты… дверь, которая, к сожалению, была закрыта.

Леонардо положил бесчувственного юношу на большой стол, превратив его в кровать с ворохом одеял, и колдовал над ним. Миска рядом с ним была полна воды темного цвета, а возле нее валялась покрытая красными пятнами тряпка. Он смыл кровь с лица юноши, и, взглянув на него, я убедилась, что это действительно один из двух вчерашних разносчиков, с которыми прошлой ночью мне довелось столкнуться. Впрочем, мне не дали возможности рассмотреть его черты, ибо лекарь, проскочив мимо меня, обратился к Леонардо.

— Полагаю, вы уже провели собственное обследование? — без вступления угрюмо осведомился он. — И каков же ваш диагноз, синьор Леонардо?

— Юноше нанесли удар по голове, вероятно, каким-то тупым предметом, всего несколько часов назад, — холодно ответил учитель. — В отношении второй раны я в настоящий момент сказать ничего не могу, но очевидно, что она серьезна и нуждается в немедленном лечении, не то он умрет.

— Хорошо, позвольте осмотреть его.

В то время как хирург ощупывал его грудь, Леонардо обратился ко мне:

— Дино, ты сделал все, что мог. Сходи на кухню и раздобудь себе что-нибудь на ужин, ведь из-за меня ты не разделил вечерней трапезы со своими товарищами. Когда вернешься, я скажу тебе, понадобятся ли в дальнейшем твои услуги.

Я понимала, что лучше не возражать. И поскольку я заметила в руках хирурга то, что напоминало молоток и долото, мне не захотелось долее здесь стоять и стать свидетелем того, что здесь должно было случиться. Поэтому я стремительно вышла в дверь, через которую вошла.

Дождь лил уже не на шутку, и к тому времени, когда я добралась до кухни, мои волосы и жакет прилипли к телу. Я встряхнула головой, как одна из дворняг с конюшни, и дождевые капли полетели во все стороны. Я, вероятно, представляю собой жалкое зрелище, без сожаления подумала я, счищая с обуви грязь.

Но, возможно, мне удастся использовать мой растрепанный вид, решила я, вдруг ощутив голод, когда аппетитный запах жареной говядины — блюда, предназначенного для стола знатных лиц, — дошел до меня. Я устроилась в проходе, втянув голову в плечи от холода, отнюдь нешуточного, и ждала, когда кто-нибудь из поваров обратит на меня внимание.

— Дино, это ты? — раздался развязный голос. — Что ты здесь стоишь и капаешь на пол?

На миг растерявшись (кому на кухне известно мое имя), я тут же признала крепкую, черноволосую служанку, пробегавшую мимо меня, когда я дрожала в проходе от холода. Когда она уперлась кулаками в полные бока и широко улыбнулась мне, я вспомнила эту молодую женщину, проявлявшую ко мне чрезмерный интерес… Вернее, к Дино.

— П-привет, М-Марселла, — стуча зубами, проговорила я и залилась краской, что лишь удивило ее, и ее улыбка стала шире. — Мой хозяин отправил меня на кухню раздобыть что-нибудь на ужин. Он сказал, что из-за него, чересчур задержавшего меня, я не смог присоединиться к остальным подмастерьям во время вечерней трапезы.

— По крайней мере, он хоть немного беспокоится о тебе, что нельзя сказать о большинстве здешних хозяев, — проговорила она, многозначительно поглядев на одного из поваров, бранившего у очага своих незадачливых подопечных. — Подожди там, за бочонками, — она указала на бочки, за которыми прошлой ночью я сбросила облачение разносчика, — а я тем временем посмотрю, найдется ли для тебя миска супа и кусок хлеба.

Я повиновалась и, обтершись найденным там полотенцем, стала ждать, исполнит ли она свое доброе намерение. Хотя я и чувствовала себя немного виноватой за обман — подвергала бы она себя так охотно навлечь гнев хозяина из-за Дельфины? — этим вечером мне не хватило благородства, чтобы ради чистой совести отказаться набить себе живот едой.

Спустя несколько минут Марселла вернулась, и через щель между бочонками я увидела, что она несет блюдо, накрытое льняной материей. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что на нее не обращают внимания, она юркнула ко мне за бочки.

— Вот, — с улыбкой произнесла она, подавая мне миску. — Это будет повкусней того, что вам обычно достается на ужин.