Жан-Франсуа Паро - Мучная война
Направляясь к себе, Николя ощущал, как от волнения часто бьется его сердце. Он думал о той удаче, которую жизнь подарила ему в лице почтенного магистрата. Ноблекур стал для него тем, чем прежде были каноник Ле Флок и отец, то есть примером порядочности, стойкости и верности. Ему хотелось бы, чтобы маркиз де Ранрей увидел его в деле, и он надеялся, что оттуда, где маркиз сейчас находится, он одобряет его поступки. Привыкнув в детстве молиться на ночь, он и сейчас, ложась, попросил святую Деву и Пресвятую Анну защитить его сына. И тут же заснул тяжелым сном под тихое мурлыканье Мушетты.
Понедельник, 1 мая 1775 года
Николя резко проснулся. Откуда-то издалека до него долетал приглушенный шум. Ему показалось, что он слышит крики. Он высек огонь и зажег свечи. Мушетта шипела, задрав кверху распушенный хвост. Он услышал тяжелые шаги: кто-то с трудом поднимался по лестнице. В дверь постучали. Попросив минутку подождать, он натянул чулки, штаны, рубашку, камзол и надел башмаки. Собрав волосы в хвост и завязав их лентой, он открыл дверь и обнаружил перекошенную физиономию Пуатвена, полуодетого и запыхавшегося. У него сжалось сердце. Несомненно, что-то случилось с Ноблекуром или до улицы Монмартр дошли дурные вести о Луи. В один миг перебрав в уме все возможные несчастья, он пригласил Пуатвена войти. Не в силах отдышаться, слуга не мог вымолвить ни слова. Николя усадил его и дал выпить стакан воды.
— Ах, сударь, — наконец произнес тот, — какое несчастье! Какой ужас!
Николя по привычке взглянул на часы. Они показывали четыре часа пятнадцать минут. Стараясь не выдать своего волнения, он спросил:
— Но что случилось?
— Ах, сударь! Какая страшная смерть! Ах, он несчастный!
В груди комиссара похолодело.
— Думаю, вам надо спуститься вниз.
Со стороны лестницы снова послышались тяжелые шаги и прерывистое дыхание.
— Уф-ф! Ох, уж эта лестница… такая крутая. Прекратите… мой добрый Пуатвен… пугать Николя. Лучше расскажите… Насколько я его знаю, я… вот он, весь бледный, взор обезумевший… ох, похоже, он, как истинный друг, оказал мне честь: перепугался, решив, что я умер.
Господин де Ноблекур, закутанный в узорчатый халат и в платке, обмотанном вокруг головы, величественно вплыл в комнату. Направившись к кровати, он, кряхтя, опустился рядом с Пуатвеном.
— Ну вот! Ох, ну и подъем! Дайте отдышаться… Только представьте себе, мой жилец, булочник Мурю, найден мертвым в кадушке с тестом.
— Апоплексический удар? — спросил Николя, вспомнив полнокровное лицо мэтра Мурю.
Ноблекур изобразил на лице сомнение.
— Не думаю. Тут что-то иное. Собственно, поэтому я вас и разбудил. Я спустился, чтобы самому все увидеть и понять, что случилось. Уверен, вы, как и я, немало удивитесь. Боюсь, понадобится опытный полицейский комиссар и, возможно даже, познания старого прокурора, ибо есть подозрения относительно природы смерти булочника.
Порывшись в ящике бюро, Николя достал черную записную книжечку, где он делал заметки, когда вел расследование.
— Прежде чем мы спустимся вниз, мне бы хотелось услышать из ваших уст рассказ о том, что там произошло.
— Хорошо. Спустя несколько минут после того, как пробило четыре… Я услышал бой своих часов, тех, что с Минервой… В мои годы часто просыпаешься среди ночи и берешь книгу, чтобы заснуть… Короче говоря, я читал роскошное издание Светония, которое вы мне презентовали. Тиберий на Капри… впрочем, не будем отклоняться. Я услышал крики и шум, совершенно не свойственные ночному времени. Когда я вознамерился спуститься вниз, появился Пуатвен. Вы знаете, он спит в комнате над конюшней. И он сказал мне… но, может, он сам вам это повторит?
— Сударь, я спал, но меня разбудили крики. Затем кто-то забарабанил в дверь, ту, что выходит на узкую лестницу, ведущую к моей комнате. Я кое-как оделся и спустился вниз. Там стояли Парно, мальчишка-ученик булочника, и Фриоп, тоже ученик, оба в полной растерянности. Они только что выскочили из пекарни, где нашли своего хозяина, мэтра Мурю, без сознания. Он был…
— Больше не говорите ничего. Я хочу сам, непредвзято, составить мнение о месте преступления. Что случилось потом?
— Они стояли словно потерянные, перепуганные и отказывались входить в пекарню. Тут дело взяла в свои руки Катрина. Она отвела мальчишек в кухню и предложила им подождать. Я отправился за господином. Мы вместе констатировали смерть булочника.
— Я не стану вам ничего описывать, Николя, только сообщу одну важную деталь. Ученики булочника передали мне ключ от пекарни. Что касается двери, ведущей из пекарни в…
— Как? — удивился Николя. — Какая дверь? Я ничего про нее не знал, хотя каждый день проходил мимо пекарни.
— Понимаете, когда двадцать лет назад я сдал свой первый этаж, мэтр Мурю уже арендовал антресоль соседнего дома. Получив мое согласие и согласие другого владельца, он за свой счет проделал проход между двумя домами. Теперь в том доме живут его жена и один из его учеников.
— Один из этих двух?
— Нет, эти живут в городе.
— Однако обстановка усложняется.
— Мы оставили Катрину в пекарне следить за тем, чтобы никто не вошел и ничего не сдвинул с места. Зрелище смерти ее не пугает; на поле боя она видела картины и пострашнее.
— Еще один вопрос. Вы полагаете, это естественная смерть?
— Не стану утверждать, а положусь на вердикт, который вынесут в Шатле.
Все трое спустились вниз. Николя бросил взор на двух подмастерий, ютившихся на скамеечке. Бессильно свесив руки, они выглядели совершенно подавленными.
Подмастерья хорошо знали Николя, и при его появлении встали, приветствуя его. Под портиком, преграждая служебный вход в булочную, словно часовой перед оружейным складом, стояла Катрина. С каменным выражением лица она протянула Николя большой ключ. Когда они спустились на несколько ступеней вниз, в свете двух подсвечников, где, как отметил Николя, свечи были почти целые, перед ними предстало зрелище страшное и в то же время курьезное. Неверный свет, дрожащий от ветра, задувавшего сквозь выходившие на улицу отдушины, освещал стоявший посреди комнаты огромный чан, откуда торчали ноги и нижняя часть тела; верхняя часть тела утопала в чане. Поза тела напоминала сломанного паяца или чистильщика, мешающего белье в моечном котле. Николя попросил всех сопровождавших не ходить дальше, а сам осторожно, на цыпочках двинулся к котлу, внимательно глядя себе под ноги. Если при входе он лишь мельком бросил взгляд на труп, теперь он остановился, дабы внимательно его разглядеть.
Его поразил наряд мэтра Мурю: он никогда не видел его в таком костюме. На мельнике был фрак из грубого сукна гранатового цвета, панталоны в серую крапинку, черные чулки, рубашка с кружевными манжетами и башмаки с начищенными до блеска медными пряжками (он отметил, что на них налипли капельки грязи). Словом, воскресный костюм зажиточного парижанина. Пока он не знал, какой из этого следует сделать вывод. Трупное окоченение еще не наступило. Голова утонула в квашне, виднелись только узкая полоска затылка и хвост парика из конских волос. Лицо полностью скрывало поднявшееся тесто, приготовленное для первой утренней выпечки. Карманы мельника торчали в разные стороны, словно кто-то их вывернул, а затем не озаботился убрать на место. Присев на корточки, он поднял закатившийся под котел двойной луидор и крошечную, свернутую трубочкой бумажку; развернув ее, он прочел: «Евлалия, улица Де-Порт-Сен-Совер». Удивленный, он вложил находку в свою записную книжку. Наконец он ощупал труп. Почему курносая, сопровождавшая его и в светлые, и в мрачные дни, последовала за ним сюда, в эту мирную гавань, в жилище, столь дорогое его сердцу? Он зарисовал расположение предметов и набросал позу трупа. На собственном опыте он убедился, как легко подводит память, и сколь быстро забываются первые впечатления. Господин де Ноблекур сидел на скамеечке, внимательный и бесстрастный.
Николя попросил Катрину помочь ему. Придвинув к чану стул, он крепко схватил тело за плечи и медленно потянул на себя. Сначала из теста показались безжизненно висевшие руки, а затем голова, потащившая за собой нити и веревки из теста, прилипшего к лицу и парику. Опустив труп на пол, Николя откинул голову и увидел открытые и слегка помутневшие глаза и плотно сжатые губы. Сорвав висевшую на гвозде тряпку, он отчистил лицо от муки и теста. На бледной коже не было заметно следов удушья. Но так как он прекрасно помнил, что пятидесятилетний булочник вдобавок к короткой шее отличался полнокровием, он вполне мог скончаться от апоплексического удара. Но почему он упал носом в тесто?
Помыслив, Николя решил, что самым правильным будет отправить тело в Шатле, вызвать Сансона и Семакгюса, ибо он доверял только им, и, как обычно, провести вскрытие в мертвецкой. Но прежде следует как можно точнее запомнить обстановку пекарни, где нашли тело булочника, предупредить госпожу Мурю, расспросить свидетелей, посмотреть, как они будут отвечать на его вопросы, и при этом не пропустить ничего важного. За годы службы он понял, что малейшая невнимательность, ничтожнейшая деталь, забытая или незамеченная, равно как и спешка, всегда чреваты ложными версиями и досадными ошибками. Также следовало предупредить квартального комиссара и убедить его передать это дело ему. Последнее, впрочем, сделать легче всего, ибо его имя, репутация и авторитет, приобретенный и подкрепленный доверием двух начальников полиции, устраняли предубеждения и помогали избегать недовольства, нередко приводящего к ссорам. В данном случае дело упрощалось, так как комиссар Фонтен являлся давним знакомцем Николя. Когда господин де Ноблекур подвергся нападению возле дверей собственного дома[18], Фонтен вел расследование в доме старого магистрата. Катрина, привыкшая видеть смерть на поле битвы, удалилась и, предупреждая просьбу комиссара, вскоре вернулась с большой мешковиной, взятой, судя по исходившему от нее запаху, в конюшне. С усилием закрыв глаза покойнику, она накрыла тело. Помещение вновь приобрело свой повседневный облик. Николя еще немного пошарил по углам, останавливаясь и что-то записывая в черную книжечку.
