Валерия Вербинина - Одна ночь в Венеции
Итак, убийца очень скоро понял, что вещи, которые он похитил в графском доме, прямиком приведут к нему. Поэтому поспешил от них избавиться. Почему бы, в самом деле, не бросить их в пруд? Если так, не исключено, что где-то там по соседству валяется и фарфоровая фигурка, изображающая урок музыки… И ключ от черного хода тоже.
Однако убийца не слишком умен, сказал себе Папийон. Ведь, убив графа, он легко мог вернуть ключ на место, чтобы не возбуждать подозрений. Не так ли?
Кроме того, преступник посообразительнее не стал бы прикасаться к вещам. Взял бы только деньги. Причем не оставил бы без внимания ящики стола в кабинете, где люди нередко хранят наличность…
Через два часа Бюсси вернулся.
– Патрон, я его нашел. Взял прямо в морском министерстве, где господин Ансеваль числится мелким служащим.
– Где он?
– Я оставил Мелло присматривать за ним. Да, и на мизинце у него то самое кольцо. Золотое и очень дорогое.
– Веди его сюда.
Сосед часовщика Ройзена был приведен, но едва увидев его лицо, Папийон сказал себе: «Не он».
Это был тщедушный молодой человек в очках, русоволосый, с длинным носом и той особой печатью уныния на лице, которая безошибочно выдает окружающим слабое существо, которым можно помыкать. Комиссар мог поклясться, что Ансеваля не любят девушки, недодают сдачу торговцы, толкают на улице мальчишки и презирают консьержи. Такие люди трепещут перед властью, даже если не сделали ничего плохого, и Папийон не сомневался, что задержанный в два счета поведает ему все до последней мелочи.
– Имя и фамилия?
– Гюстав Ансеваль. Я…
– Сколько вам лет? Где проживаете?
Ансеваль съежился, едва слышным голосом отвечая на вопросы. Комиссар внимательно посмотрел на золотое кольцо, красовавшееся на мизинце чиновника и явно ему великоватое.
– Вы узнаете эту вещь?
Гюстав покосился на часы, перевел взгляд на лицо комиссара и съежился еще сильнее.
– Так я и знал… – пробормотал он. – Никогда мне не везло! А тут вдруг такая находка… Но я их не крал!
– Вас никто и не обвиняет в краже, – внушительно промолвил Папийон. – Лучше расскажите в подробностях, где вы их нашли.
– Я знал, что все плохо кончится, – заныл Ансеваль. – Как же иначе? Но, господин комиссар, я тут ни при чем! У меня старенькая мать… совсем слепая…
– Сочувствую, – спокойно произнес полицейский. – Но, видите ли, нам очень нужно знать, где именно вы нашли часы, которые отнесли часовщику Ройзену и… и кольцо, которое я вижу на вашем мизинце.
Дрожа всем телом, Ансеваль снял украшение и положил на стол. Комиссар осмотрел перстень – судя по всему, перед ним действительно была печатка покойного графа, та самая, которая исчезла из его спальни.
– Не подумайте ничего дурного… – пробормотал молодой человек едва слышно. – Я нашел эти вещи в Булонском лесу.
– Булонский лес огромен. Где именно вы их нашли?
И Ансеваль рассказал, что вчера он собирался встретиться с девушкой, но та не пришла. Гюстав ждал ее, ходил туда-сюда по берегу пруда и внезапно уловил в воде золотой блеск.
– Мне показалось, в воде находится какой-то предмет… хотя это могла быть и просто рябь от солнечного света. Но тут я увидел нечто вроде цепочки, подумал: была не была… и забрался в пруд. Дно там скользкое, я, со своим везением, сразу же упал в воду и чуть не утонул… Только я способен утонуть на глубине в один метр! Я весь промок, но, раз уж дело зашло так далеко, решил не отступать. И, наклонившись, стал шарить руками по дну. А потом глазам своим не поверил, когда вытащил часы…
– Однако у вас хватило сообразительности наклониться снова и пошарить еще, – со смешком заметил комиссар.
Ансеваль с ужасом покосился на него.
– Нет, что вы! Я сразу же поспешил на берег! Там снял ботинки, вылил из них воду…
– Вы полезли в воду в ботинках? – хмыкнул Папийон.
– Ну… ну да…
Комиссар посмотрел в открытое молодое лицо и тихо вздохнул.
– А вот когда шел обратно, – заторопился Ансеваль, – заметил на дорожке кольцо. Тоже золотое…
Просто день Шлимана[11] какой-то, усмехнулся про себя комиссар.
– Что было дальше?
– Дальше? Я подумал, что часы и кольцо будут искать… Купил утреннюю газету и стал просматривать объявления о потерянных вещах. Но не было ни одного, которое подходило бы к найденным мной. Тогда я отнес часы к часовщику… ведь механизм пострадал от воды…
– Бюсси! – крикнул комиссар.
В дверь тотчас же просунулась темноволосая голова с идеальным боковым пробором.
– Да, патрон?
– Тулонжон уже вернулся?
– Да.
– Давай его сюда! А месье покамест передай Мелло, пусть запишет и его показания.
Бюсси увел Ансеваля, и через минуту перед Папийоном предстал невысокий, ладный, ничем не примечательный человечек в штатском. Это был один из двух агентов, которые посменно следили за передвижениями Михаила Корфа.
– Где барон был вчера?
– У себя. Около трех вышел, купил газету. Прочитал только первую страницу, где сообщалось об убийстве, скомкал и выбросил в урну. Потом сел на омнибус, доехал до Булонского леса…
Карандаш в руках Папийона с хрустом сломался. Так что, юный Шлиман сказал правду? Вся его несуразная история вовсе не ложь?
– Что он делал в Булонском лесу? – каким-то чужим, непохожим на свой голосом спросил комиссар.
– Гулял по берегу пруда. Бросал камешки в воду…
– Камешки? Ну… ну…
Неожиданно Папийон стукнул кулаком по столу и выругался.
Тулонжон выпучил глаза. Агент отлично знал, что комиссару известны все бранные слова французского языка, а также провансальского и бретонского. Но шеф почти никогда не употреблял сильные выражения в присутствии подчиненных, поскольку считал, что грубость разъедает человека, как ржавчина металл. Стоит только начать, и вскоре уже двух слов не сможешь связать без брани, даже если в ней нет никакой нужды.
– Ладно, – проворчал Папийон, немного успокоившись. – Что было потом?
– Потом к нему присоединился его брат. Забыл вам сказать: тот тоже… ну, вроде как следил за ним.
– А после того, как брат подошел к нему, барон уже не бросал камешки, – усмехнулся Папийон. – Верно?
– Вроде бы так, – подумав, ответил агент. – А что?
– Бери Мелло и того свидетеля, который сейчас у него, возьми с собой еще кого-нибудь, если нужно, и езжайте в Булонский лес, – распорядился комиссар. – Пусть Ансеваль, тот самый свидетель, покажет вам, где именно нашел часы и кольцо убитого. Осмотрите там все как следует – в пруду и вокруг пруда. Ищите остальные украшения, фигурку севрского фарфора и ключ. Сдается мне, они должны быть где-то неподалеку.
– Так дело раскрыто, патрон? – почтительно поинтересовался агент. – Преступник – Корф? А как же его алиби?
– С алиби я еще разберусь, – буркнул шеф. – Если что найдете, немедленно дайте мне знать. Ясно? Немедленно!
И он махнул рукой, отпуская Тулонжона.
Как известно, на ловца и зверь бежит. А комиссар Папийон был очень хорошим ловцом. Как раз когда он размышлял, взяться ли ему для начала за горничную балерины или нажать на саму мадемуазель Корнелли, к нему явился Бюсси и доложил, что явился месье Ашиль Гуже, консьерж дома на бульваре Османа.
– Зови, – без колебаний приказал Папийон.
Месье Гуже вошел, расправив хлипкие плечи и нацепив на морщинистую физиономию выражение человека, который решил ничего не скрывать.
– Мы разговаривали с вами вчера, господин комиссар, – робко начал мужчина. – Вы, вероятно, не помните меня? Я работаю консьержем в доме, где живет русская балерина.
– Прекрасно вас помню, – ответил Папийон, ничуть не погрешив против истины.
– Мне чрезвычайно неприятно говорить, но вчера меня убедили вам солгать. – промолвил месье Гуже после паузы. – Речь идет о том, что в ночь со вторника на среду я будто бы открывал дверь барону Корфу.
– Я вас слушаю, продолжайте, пожалуйста.
– У меня очень острое зрение и хорошая память. Госпожа Корнелли пыталась меня убедить, что именно в ту ночь я впустил к ней барона, но это неправда. В ту ночь я открывал дверь только месье Монтё с третьего этажа и гостям актрисы Денеж из бельэтажа. Я имею в виду, она живет в бельэтаже…
– Я вас понял.
– Более того, готов подтвердить на суде, что в ту ночь господин Корф не был на бульваре Османа, по крайней мере, не входил в дом, в котором в настоящее время проживает балерина Корнелли.
И консьерж, откинувшись на спинку стула, победоносно перевел дух после столь длинной и удачно закругленной фразы.
– Сколько вам дала госпожа Корнелли? – напрямик спросил полицейский.
Но месье Гуже был не Ансеваль, и он только тонко улыбнулся.
– Истина превыше всего, господин комиссар. Уверяю вас, госпожа балерина умеет быть очень настойчивой, но по зрелом размышлении я понял, что меня ввели в заблуждение, и поспешил вас об этом известить.
– Полагаю, однако, что сумма была меньше тысячи франков, то есть награды, которую Анатоль Ковалевский собрался вручить тому, кто поможет найти убийцу его брата, – как бы между прочим уронил Папийон.
