Дмитрий Дивеевский - Альфа и Омега
Они настигли его через день, ближе к Дивееву, когда он стал о них забывать. Снова та же «Волга» и те же парни с пустыми глазами.
– Ну что, урод, милостыни набашлял?
– А как же, мне и ведьмы, и лесные упыри подают. А больше здесь никого нету.
– А ну-ка покажи мошну, самокат долбаный.
Они снова обыскали его, но ничего не нашли.
– Слышь, пацан, мы так не играем. Каждый раз, когда мы проезжаем, ты должен сдавать налог. Понял?
– А если нечего сдавать, то что?
– То на хрена ты нам нужен, загрязнять окружающую среду? Тут и так одно говно вокруг. Мы тебя на удобрения переведем. Так что шансов у тебя больше нету. Скоро поселок будет с автобусной остановкой. Вот возле нее попасись и после нам результаты предъяви. Хорошо? А чтобы не забывал, мы тебе еще один фирменный знак ставим. Под другой глаз.
Звонаря снова ударили и искры посыпались в его мозгу. Бандиты уехали, а Иван понял, что больше не сможет терпеть их издевательств. Что там калика перехожий говорил про бесочеловеков? Господь ведь людей запрещает истреблять. А те, кто над инвалидами глумятся, разве люди? Звонарь посмотрел на свои натренированные непрестанным трудом руки. Его пальцы набрали силу металлических щипцов и ему ничего не стоило раскрошить человеку горло. «Нет, не по силам мне выносить эту мразь. Не такую я жизнь прожил, чтобы с ней мириться. Что будет, то и будет», – подумал он и покатил дальше.
Пятый день был самым трудным. Холм следовал за холмом, и Звонарь выбивался из сил, сверля десятки отверстий на каждом подъеме. Скорость его продвижения резко уменьшилась. Он одолел за день не более километра, а до Дивеева оставалось еще не менее пятнадцати. Однажды его взял на прицеп колхозный грузовик, но через пару километров ему надо было поворачивать к торфоразработке. Пришлось отцепиться.
Звонарь увидел знакомую «Волгу», когда лес закончился и он уже выезжал на открытое пространство. Узнав за стеклом веселые лица, вдруг сообразил: «Да не денег им надо, какие от меня деньги! Они над моей беспомощностью издеваются, бесов в себе тешат. Бесочеловеки!». Он остановился, поставил коляску на тормоз и, разминая пальцы, поджидал своих мучителей. А те, веселясь и вихляясь в предвкушении развлечения, с бутылками пива в руках подходили к нему, громогласно сообщая, что ждут башлей. Вся действующая часть его тела напряглась, превратившись в налитый силой клубок мускулов. Мысли Ивана остановились, он лишь чувствовал в себе нарастающую ярость, которая поднялась к горлу, стесняла дыхание и затемняла зрение. Если бы ему в голову вдруг пришел голос разума, он уже не услышал бы его. Чека, которая взрывает гранату, была выдернута и счет шел на мгновения. Первым к коляске приблизился тот, который дважды бил Ивана в лицо, видимо, специалист по «фирменным знакам». Будучи в игривом настроении, он хотел погладить дурашку-инвалида по голове, прежде чем убедиться, что у него пустая мошна. Второй остановился рядом, глотая пиво из горла бутылки.
– Ну что, урод, где наши денежки? – глумливо осведомился первый, наклоняясь к Ивану. Не глядя на него, Звонарь выбросил правую руку вбок, схватил бандита через нежную ткань спортивных брюк за мошонку и сжал свою железную клешню. Будто спелая слива разъехалась под его пальцами в бесформенный жидкий комок. Бандит истошно завизжал, изо рта его ударила струя жидкости и он стал оседать перед коляской, стремительно покрываясь синевой. Иван подхватил выпадавшую из его рук бутылку и точным броском расквасил лицо второму, который даже не успел понять, что происходит. Парень упал, схватившись за голову, и начал с воплями корчиться в траве. Звонарь снял коляску с тормоза и подъехал к нему поближе. Он знал, что первый подохнет от болевого шока. Но что делать с этим? В памяти его всплыл афганский мальчик, лицо генерала Гариева, стыд от того беспамятного озлобления. Но ведь сейчас совсем другое. Это не беззащитные люди, а бездушные твари. Если второго выродка оставить в живых, он сегодня же приведет новую шайку бесочеловеков, и его разорвут на части. Нет, надо принимать решение. Звонарь мгновение помедлил, затем вынул из-за спины бур, размахнулся и вонзил его в шейный позвонок бандита. «Пусть меня Бог накажет», – подумал он, засунул инструмент на место, с силой крутанул колеса коляски и поехал дальше.
Бог его не наказал. Совсем напротив. Тот колхозный водитель, который вез Ивана на прицепе, уже груженный торфом догнал его и дотащил до Дивеева оставшиеся километры. Это спасло Звонаря, потому что горьковская банда потеряла следы тех, кто завалил ее братков на лесной дороге.
14. И путь твой лежит через боль
Звонарь не узнавал Дивеева. Он бывал здесь когда-то в детстве, и его память сохранила утопавший в грязи поселок, разрушенные купола огромных храмов, навоз вдоль длинных рядов сараев да кучки пьяных мужиков. Теперь все переменилось. На каждой улице кипела жизнь. Храмы обросли лесами, на которых суетились муравейчики строителей, сигналили прохожим грузовики со стройматериалами, рабочие ремонтировали дороги, восстанавливали еще какие-то строения, а главное – на улицах Дивеева было много людей. Не только тех, кто приехал добровольно трудиться, но и просто богомольцев, пришедших поклониться святым местам. В народе уже прошел слух о том, что мощи Серафима каким-то чудом найдены в Александро-Невской лавре в Питере и будут возвращены на место. Словно предваряя это событие, люди восстанавливали давно забытые тропы поклонений. Стоянки для автотранспорта заполняли автобусы, колхозные грузовики, такси и частные легковушки. Несмотря на прохладную погоду, в Серафимовом источнике принимали купель.
Мелодия необычайного народного праздника проникла в душу Ивана. Не разгульного и бесшабашного, а тихого и торжественного, уже позабытого на Руси. Здесь он был виден в просветленных лицах людей, в их поведении, во всей атмосфере, которая витала над толпой. «Господи, хорошо! – подумал Звонарь. – Не зря я сюда приехал. Благость какая здесь, все будто просветленное. Надо просить Его о помощи, здесь Он присутствует. Чувствую его!»
Иван сидел в каталке на возвышении, под которым находился источник. Источник представлял собою мощный родник, забранный в цемент и выплескивавший воду через широкую трубу. Ниже трубы был сооружен деревянный желоб, в который мог лечь человек. Вода шла настолько сильным потоком, что легший туда моментально становился мокрым. Звонарь с любопытством наблюдал за двумя пожилыми женщинами, уже принявшими купель в исподних рубахах и теперь обсыхавших на холодном воздухе. Они разговаривали о чем-то между собой, и казалось, им совсем не зябко. По обычаю обтирать святую воду нельзя, а надо дождаться, когда она сама высохнет.
Рядом с Иваном топтались два мужичка, местные жители, которые уже научились приспосабливать местные особенности под свои скромные питейные потребности.
– Ну что, солдат, помочь тебе искупаться-то? – спросил один из них. – Только рублишко нам на опохмелку выпишешь?
– Я бы рад, ребята. Да ограбили меня бандюки в лесу. Нет ни копейки.
– Ну, так мы тебя и за бесплатно. Божеское же дело, а?
– Я бы с радостью. Затем сюда и ехал.
Мужики осторожно скатили коляску с Иваном к источнику, сняли с него куртку и штаны, оставив в нижнем белье.
– Ну, с Богом?
– С Богом, ребята!
Они подняли его на руки и положили головой к трубе. Ледяной холод обжег тело и он мгновенно покрылся пульсирующей, вызывающей электрические уколы влагой. Подержав Ивана с минуту в купели, мужики подняли его, посадили в каталку, набросив сверху одежонку. Потом развернули коляску вверх, на бугор и двинули ее. И тут Звонарь вскрикнул. От пояса вниз по ногам ударила молния, заставив ноги дернуться.
– Больно, – прохрипел Иван, – ногам больно.
– Паралик излечился, – тут же зашумела толпа, – чудо явилось, чудо!
Люди бросились к коляске, в надежде увидеть чудесное излечение. Но Звонарь только скрипел зубами:
– Больно, больно, Господи, нестерпимо…
Ему было не до чуда. Та часть тела, которая уже больше года ничего не чувствовала, теперь горела пожаром. Он едва не терял сознание от одуряющей боли, лицо его сжалось в печеное яблоко. Ни счастливого чувства освобождения от недуга, ни осознания чуда… только боль.
– Плохо болезному, – со вздохом сказала какая-то тетка. – Доктора бы ему.
К Звонарю приблизилась пожилая женщина.
– Я медсестра, что с вами?
– Ноги были парализованы, а после купели словно обожгло. Болят нестерпимо…
– С точки зрения медицины это невозможно, а по православному – это чудо. Давайте, я отвезу вас в барак для строителей. Там тепло и спокойно. Если надо будет – сделаю болеутоляющее. Только не знаю, нужно ли оно в таких случаях.
Вместе с двумя мужчинами и в сопровождении толпы она отвезла Ивана во временный барак, где жили строители храма, обтерла его собственным полотенцем и натянула куртку. Ноги, продолжавшие изредка конвульсивно содрогаться, она одевать не стала, видимо, любопытствуя, что с ними происходит. Иван изнемогал от боли, а она профессионально осматривала его и говорила:
