Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

Вдруг зазвонил телефон.

Это был начальник охранки. Мартынов с необычайной любезностью говорил:

— Дорогой Аполлинарий Николаевич, очень хочется вас увидать. Надо обсудить тревожащий всех вопрос относительно Александрова. Не затруднило бы вас, милый Аполлинарий Николаевич, ко мне заехать, а?

— Хорошо, буду через час.

…Соколов вновь пришел на Тверской бульвар, поднялся по знакомой лестнице дома № 22 к подполковнику Мартынову. Здесь его ждал приятный сюрприз — прибывший из Петербурга новый товарищ министра, в недалеком прошлом начальник московской охранки и приятель Соколова генерал Сахаров.

Генерал, сухой, подтянутый человек лет сорока, при виде Соколова вскочил с кресла, облапил знаменитого сыщика, расцеловался. Правда, для сей процедуры товарищу министра пришлось встать на носки, а Соколову малость пригнуться.

Сахаров радостно улыбался:

— Граф, сколько мы с тобой распутали сложных дел!

Они стали вспоминать, как минувшим летом занимались политическими убийствами в Москве — члена большевистской партии, важного осведомителя по кличке Хорек и его подруги, проститутки Клавки. Именно эти преступления в конечном итоге привели их в гнездо большевизма — в Австро-Венгрию, в деревушку Поронин, откуда всей подрывной и террористической работой руководил Ульянов-Ленин.

Но это были дела минувшие. Теперь им предстояло нечто новенькое.

Поговорив о разных пустяках, Сахаров спросил главное:

— Что вы, коллеги, думаете об исчезновении прокурора Александрова? Уже неделю полиция и охранка бьются над этим делом — без полезного результата. Государь меня на два дня для контроля сего дела в Москву прислал. И приказал ежедневно докладывать о ходе розыскной работы: «Надо дать понять террористам, что мы не позволим безнаказанно похищать важных государственных служащих».

Мартынов принял озабоченный вид, деловито добавил:

— И Государь прав. Доложу вам, Евгений Вячеславович, что московское начальство близко к сердцу приняло это загадочное происшествие. За ходом розысков внимательно следит градоначальник Москвы генерал-майор Шебеко. Генерал вчера наставлял меня: «О качестве нашей работы Государь будет судить по настоящему делу. Приказываю: отыскать преступников и предать их военному суду, который к бандитам будет беспощаден. Дважды в день — утром и вечером — жду докладов о ходе розыска».

Соколов невозмутимо отвечал:

— Чтобы решить задачу, надо знать ее условия. Мне известно лишь только то, что пишут газеты.

Сахаров строгим взглядом смерил Мартынова:

— Так что я должен докладывать Государю? Что Шебеко взволнован?

Мартынов вздохнул:

— Идут необходимые оперативные разработки. Изучаем частную жизнь прокурора. — Он открыл сейф, вытащил книги, бумаги. — Внимательно просматриваем записные книжки Александрова, его личный дневник, записи на полях «Списка абонентов Московской телефонной сети» и адресной книги «Вся Москва». Допрашиваем прислугу и сослуживцев. Увы, пока мы стоим перед глухой стеной. Молчат и наши осведомители — сказать нечего.

Сахаров поднял палец:

— Главный вопрос: кому понадобилось похищать прокурора?

Соколов возразил:

— Похищать? Почему, Евгений Вячеславович, ты так уверенно это заявляешь? Это лишь одна из версий. Не ты ли сам много раз говорил, что должно быть восемь рабочих версий. Хотя, правду сказать, я не понимаю магии сей цифры. Может, прокурор сам решил исчезнуть? Надоело все: служба, жена, за которой увиваются десятки поклонников, угрозы и проклятия осужденных, вид конвойных и преступников. А тут, к примеру, громадный карточный долг, который отдавать нечем. Взял да враз со старой жизнью покончил. Уехал в какой-нибудь Алатырь с пароходной пристанью, двумя монастырями, винокуренным производством, с мужской прогимназией и милыми провинциальными барышнями. А прокурор еще не старый…

— Сбежал от семейного очага, как Лев Толстой?

В разговор вмешался Мартынов:

— Я согласен с Аполлинарием Николаевичем. Супруга прокурора тоже высказала такую точку зрения: «Сбежал!» Таких случаев нынче много, пример яснополянского старца на многих сильно подействовал. Кстати, супруга Александрова утверждает: «Муж — большой почитатель религиозно-философских воззрений Толстого». Она показала нам библиотеку прокурора. Там целая полка с творениями Толстого: «Исповедь», «В чем моя вера», «Как читать Евангелие», «Христианское учение», «Что такое религия и в чем сущность ее» и другое.

— Может, с фальшивым паспортом уже налаживает новую жизнь? Ведь прокурору достать подложный паспорт труда не составляет, — продолжил Соколов.

Сахаров оторопело посмотрел на приятеля:

— О таком я даже не думал!

— Я тоже не думал. Просто назвал первое, на ум пришедшее. А мог сбежать с молодой любовницей. Или гулял по Москве-реке да под лед в прорубь провалился. А может, грабители затащили в подворотню, убили, раздели, а труп в канализационный люк сбросили.

Мартынов, проявляя первый признак умного человека — умение слушать, согласно покачал головой:

— Да, версий много. Ведь мог какой-нибудь полоумный поклонник жены прокурора убить его из-за ревности, а труп в снег закопать. Весна придет, снег растает, мы и найдем пропажу. Или, напротив — муж соблазненной прокурором женщины свел с ним счеты.

— А что, Александров охоч до женской плоти? — спросил Соколов.

— Еще как! — ответил Мартынов. — Мы сейчас проверяем одну из версий.

— Следует наступать широким фронтом! — начальническим тоном заметил Сахаров. Генеральские погоны придали ему важности.

Мартынов согласно кивнул головой:

— Мы установили постоянное наблюдение за домом прокурора, допросили соседей, а также дворника и городового, дежуривших в тот день. Весьма деликатно беседовали с супругой прокурора. Увы, ничего интересного они не рассказали. Но я все же надеюсь, что прокурор найдется живым.

Соколов усмехнулся:

— Какие бы розовые мечты ни ласкали ваши души, но если мы и увидим Александрова, то, вероятней всего, в гробу. Из восьми увлекательных версий самая печальная и правдоподобная именно эта.

Сахаров вздохнул:

— Граф, боюсь, что ты, как всегда, прав — нынешняя жизнь приучила ждать только плохое. И все же пока будем надеяться на лучшее.

Мартынов закурил папиросу, выпустил носом затейливое колечко и проговорил:

— Я, признаться, рассчитываю на счастливый исход дела!

Соколов, удобно сидя в мягком кресле, по привычке поиграл носками ботинок, с ленцой проговорил:

— Вы, любезные начальники, вызвали меня на этот разговор, я высказал свое скромное мнение. Ясно одно: дело необычное.

— И сложное, — вставил Мартынов.

Соколов отрицательно мотнул головой:

— Сложными все дела кажутся поначалу, а потом каждый раз удивляешься: до чего все просто оказалось. Всякий сыщик должен начинать с самых простых версий.

Сахаров положил руку на плечо приятеля, особенным, неожиданно просящим тоном сказал:

— Я очень тебя прошу, милый мой граф! Сделай все возможное, чтобы… — Не докончил фразу. — Коли не ты, то кто?

Соколов вскочил с кресла, вытянулся в струнку, отчего едва ли не на голову вознесся над приятелем. Отчеканил:

— Так точно, ваше превосходительство, рад стараться!

Сахаров махнул рукой:

— Сколько в тебе, граф, детского!

— Не обижайся, генерал! Давай сегодня по старой памяти сходим в Охотный ряд к Егорову, поговорим по душам. — Лукаво посмотрел на Мартынова. — И грозного начальника охранки с собой возьмем. Совместная выпивка сближает русских людей крепче родственных уз. А то ходит наш Мартынов как индюк важный!

Лицо Мартынова исказила гримаса. Но решил свести все на шутку:

— Перед таким орлом, как Соколов, кочету смешно хвост распускать!

— Вот это ты, Александр Павлович, в точку попал! — громово расхохотался Соколов, и от звуков его голоса задрожали хрустальные подвески люстры.

— Тогда до вечера! — подвел итог разговору Сахаров.

Соколов направился к Красным воротам — домой.

Близилось обеденное время.

Громадный доходный дом на Садовой-Спасской был населен людьми разных чинов и званий. В каждом подъезде лестницы были застланы коврами, при входе висели зеркала и сидела консьержка.

В том, где находилась квартира гения сыска, это была милая дама лет сорока, дворянка, которую разорил покойный муж — гулена и пьяница. Нужда загнала ее за маленький столик возле лифта. Консьержку звали Изольда Константиновна.

При виде Соколова она поспешила открыть дверь лифта. Вежливо осведомилась:

— Аполлинарий Николаевич, вся Москва толкует о пропавшем прокуроре. Что полиция, еще не нашла его?