Лабиринт Ванзарова - Антон Чижъ
– Погодь, – ответил Петька, более сообразительный. Ему было тепло и весело мчаться в санях как чистому господину. Вот какая бывает жизнь хорошая. – Обух как велел: убедиться, чтоб ошибки не вышло. Краля ушлая, может провести.
– Да что, она его перепрячет? – не соглашался Мишка, которому хотелось в тепло.
– Замолкни. Ждем, – Петька поудобнее уселся в санях.
Прошло с полчаса. Мишка вконец окоченел, собрался стегануть лошадку. Но тут в дверях дачи показался Корпий. Придержав дверь, пропустил девицу. Затем как галантный кавалер взял под руку и повел. Причем вел беседу такую приятную, что барышня хохотала, только слов не разобрать. Мишка с Петькой глазам не поверили: Корпий, всегда молчаливый, сжавшийся воробушком, преобразился сказочно. Будто другой человек: и держится, и говорит как бойкий ухажер. От него и слов-то почти не слыхали. А тут…
– Он ли? – оборотившись, спросил Мишка.
Сомнения одолевали Петьку.
– Он, башлык снял… Дай маленько в сторонку, вишь, щас тронутся.
И правда, Корпий подвел даму к саням, помог сесть, накинул покрывало, обежал сани, сел с другого бока и крикнул: «Трогай!»
Тройка пролетела мимо затаившихся в темноте. Мишка с Петькой кинулись в погоню.
Сани остановились на Невском у Малой Садовой улицы, где самые роскошные магазины столицы. Корпий помог даме вылезти из саней. И отправились они прогуливаться, вставали около витрин, рассматривали, обсуждали, смеялись. Петька следовал за ними тенью. И не мог поверить, что это их Корпий. Будто подменили человека. А может, вправду провела стерва: догадалась о слежке, заготовила на даче двойника, отвлекла фальшивкой, а сообщник увез настоящего Корпия туда, где не сыщешь. И поминай как звали… От такой мысли Петьке стало нехорошо. Представил, что с ним сделает Обух, если их провели, как щенков. Отгоняя страшные картины, вор старательно исполнял роль филера.
Дойдя до Полицейского моста, парочка развернулась. Петька сделал вид, что изучает витрину, пропустил их, двинулся следом. Корпий вел себя бодро. Что-то обсуждая с дамой, махал руками и смеялся во все горло так, что на него оборачивались. Они подошли к тройке. Петька увидел, как девица привстала на цыпочки и что-то стала нашептывать кавалеру на ушко. Корпий слушал. Вдруг плечи его опустились, он поник, сгорбился и чуть не повалился мешком. Девица удержала его, опустила в сани. Прикрыла с головой меховой накидкой, уселась и приказала трогать.
Успев добежать, Петька запрыгнул в сани.
– Не упусти, – запыхавшись, приказал он Мишке.
Однако тройка не спешила. Лихач вел шагом по Садовой. Пока не добрался до Никольских рядов, развернулся и встал там, откуда отправился. Девица привстала на санях и помахала стоявшим невдалеке саням.
– Господа воры! – звонко крикнула она на всю пустую Садовую. – Забирайте вашего красавца. Я передумала. Пусть у вас пока поживет.
С этими словами она приподняла мужскую фигуру и вытолкнула. Тело упало ничком на утоптанный снег. Девица засмеялась, прыгнула в меха и подушки и крикнула лихачу, чтобы не жалел коней.
Тройка унеслась.
Мишка с Петькой сидели как оглушенные. Наверняка обманула мерзавка, увела от них Корпия. Обух – не присяжные, за такое не помилует. Хоть в бега подавайся.
22
Заезжать в гости на чай с пряниками Ванзаров не собирался. Не потому, что мучили «тяжкие воспоминания». Воспоминания были засунуты в архив памяти в раздел «Полезный опыт» и там хранились на всякий случай. Возвращаться в больницу, где над ним чуть не поставили научный опыт, не имело практического смысла. Сразу после октябрьских событий Ванзаров допросил всех, кто имелся в наличии. Были оставлены самые строгие инструкции. Если бы появилась крохотная весточка от пропавшего доктора Охчинского, ему бы сообщили.
Однако нынешним вечером Ванзаров оказался не так далеко, чтобы не посетить милейшее заведение. Да и новый повод имелся. Он нашел извозчика и назвал адрес.
В западной окраине Петербурга слияние рек Пряжки и Мойки образовывали почти натуральный квадрат. Удобное место было использовано с толком: на нем возвели больницу для умалишенных во имя Святителя Николая Чудотворца. Громадное четырехэтажное здание по форме напоминало букву Н, у которой сильно вытянули перекладину. Так сильно, что буква напоминала больничную койку. Это если рассматривать чертеж здания. А с другого берега Мойки больница выглядела настоящей Бастилией психиатрии, крепостью, огражденной мощным забором в два человеческих роста. Чтобы несчастный, попавший сюда, обратно не сбежал от заботы врачей.
Подъехав к главному входу, Ванзаров не испытал ни злости, ни мстительности, ни страха. Расплатился с извозчиком, прошел мимо сторожа, дремавшего в обширном тулупе. Он помнил, где находилось дежурное отделение.
Вежливо постучав и услышав разрешение войти, Ванзаров распахнул белую дверь. Он не рассчитывал произвести эффект или вогнать в икоту доктора. Однако нечто похожее случилось само собой. Доктор Успенский выпучил глаза, будто увидел призрака, резко привстал, поправил галстук, провел ладонью по затылку и, наконец, овладел собой.
– Господин Ванзаров, раз вас видеть, – проговорил он, хотя улыбка мученика выдавала его.
– Добрый вечер, Сергей Николаевич, – Ванзаров снял шапку, показывая суровые украшения. Чем привлек интерес доктора.
Забыв робость, Успенский заметил последствия научного эксперимента.
– Чудесно, чудесно, – приговаривал он, разглядывая шрамы. – Все зажило, и волосы отросли… Прошу простить… Прошу садиться… Приказать чаю или кофе?
От больничных угощений Ванзаров отказался. Повесив пальто на вешалку, он присел на вращающийся табурет, на котором пациенты вертятся в лапах психиатрии.
– Прошу простить за беспорядок, – учтиво сказал Успенский, указывая на кипу папок на столе. – Наш главный врач, Оттон Антонович Чечотт, заболел, так я и его замещаю, и дежурю. Праздники у нас трудное время… Чем могу быть вам полезен?
Ванзаров спросил: не появлялось ли новых сведений о докторе Охчинском? Быть может, случайных и малозначимых.
Сергей Николаевич горел желанием помочь, даже румянец выступил. Но ничего кроме сокрушенного покачивания головой, предложить не смог.
– К величайшему сожалению… Никаких новостей… Помню ваши наставления… Врачи и санитары получили самые строгие инструкции на этот счет… Сам лично наведывался к супруге нашего дорогого пропавшего Константина Владимировича… Она сильная женщина, не теряет надежду, но уже надела траурное платье… Все-таки столько времени прошло… Ее положению не позавидуешь: жалованье мужа не выплачивается из-за его отсутствия на службе, но нет и пенсии по причине потери кормильца, так как официально он не числится умершим. А у нее двое детей, средства остались самые незначительные… Доктора собрали, сколько могли, с наших премиальных… Выразили посильную помощь и передали слова горячей поддержки…
– Сергей Николаевич, прошу вас еще раз вспомнить вечер накануне исчезновения доктора Охчинского, – сказал Ванзаров так, будто чужое горе его не касалось.
У супруги Охчинского он побывал дважды, застал женщину в глубочайшем горе и страхе, чем кормить детей, расспросил и незаметно оставил несколько красных ассигнаций: все, что у него оставалось от жалованья. Ванзаров считал, что помогать надо втайне.
Успенский только плечами пожал.
– Ничего особенного… Как обычно, мы собрались своим врачебным кругом обсудить текущее состояние больных, как это у нас заведено… Константин Владимирович рассказал о своих пациентах… Слушал доклады других… Потом ушел первым.
– Прошу пояснить: что значит ушел первым?
Доктор замялся, но по опыту знал: от этого господина отделаться не удастся. Проще поддаться.
– У нас, знаете, неписаные правила поведения врачей… Не принято уходить с вечерней конференции, не выслушав все доклады коллег…
– Иными словами, в тот вечер Охчинский грубо нарушил правила, которых всегда придерживался, внезапно встал и ушел?
Полицейская лапа влезала в сокровенное врачебного мира. Вопрос был столь неприятен, что Успенский невольно поморщился. Но вовремя выправил лицо.
– Нам показалось довольно странным.
– Что стало причиной такого поступка?
Сергей Николаевич решительно помотал головой.
– Никакой явной причины… Вероятно, у него появилось срочное дело.
– После Охчинского более не видели?
– Совершенно верно…
– В котором часу он ушел из больницы?
Успенский глянул на дешевый маятник, лениво мотавший ножкой.
– Обычно мы засиживаемся до восьми… Вероятно, где-то в половине восьмого… А какое это имеет значение?
Вопрос Ванзаров попустил мимо ушей.
– Можете вспомнить: после каких именно слов Охчинский вдруг ушел?
Доктор не позволил себе усмехнуться.
– Это невозможно… Шел самый обычный разговор о пациентах… Я и внимания не обратил бы… Да и столько времени прошло… Но почему вас это интересует?
– Вы действительно хотите знать?
– Разумеется!
Ванзаров взял паузу, как хороший актер.
– Не имею права разглашать подробности. Однако могу сообщить: странности поведения Охчинского, включая то, что он пытался сделать со мной, могут иметь простое объяснение: воздействие очень сильного гипнотиста…
Успенскому потребовались лишние секунды,
