Джозефина Тэй - Дочь времени

— С актом все ясно. Ричард преуспел благодаря ему, а все, что написал Томас Мор, гроша ломаного не стоит. Елизавета Льюси была ни при чем.

— Кто? Какая Елизавета Льюси?

— Ах да, я забыл. Мы же с вами об этом не говорили. Мор пишет, что Ричард объявил, будто Эдуард был женат на своей любовнице Елизавете Льюси.

Выражение гадливости всякий раз появлялось на юном лице Каррадина при упоминании имени Томаса Мора.

— Ерунда.

— Очередное измышление Томаса Мора.

— А зачем он прячет Элеонору Батлер? — спросил Каррадин, уже догадываясь об ответе.

— Затем, что она-то и была женой Эдуарда, и из-за нее его дети стали незаконнорожденными. А коли дети незаконные, никто не станет на защиту их прав, следовательно, Ричарду не надо было их опасаться. Вы обратили внимание, что вторжение Вудвиллов — Ланкастеров проходило под знаменем Генриха, а не детей, хотя там был и Дорсет, их сводный брат? И началось оно прежде, чем до него могли дойти слухи об их смерти. Что касается вождей восстания Дорсета — Мортона, то дети и тут ни при чем. Они делали ставку на Генриха, ибо в случае победы трон переходил к мужу сводной сестры Дорсета, а сама сестра становилась королевой. Неплохая комбинация для нищего беглеца.

— Да, да. В этом все дело. Правильно. Дорсет сражался не за своего брата. Но, знаете, будь хоть малейшая возможность вернуть трон принцу, он поддержал бы его. Я кое-что нашел для вас. Королева и ее дочери вскоре покинули свое убежище. Вы заговорили о Дорсете, и я вспомнил. Они опять стали жить, будто ничего не произошло. Их приглашали на все балы во дворце. А знаете, чем королева заплатила за это?

— Нет.

— Это было уже после убийства принцев. Да-да. Я скажу вам больше. Когда злодей дядя покончил с племянниками, она написала письмо своему старшему сыну Дорсету во Францию, в котором просила его вернуться в Англию и помириться с Ричардом. Она обещала, что он не сделает ему ничего плохого.

В палате воцарилось молчание, нарушаемое только монотонным шумом дождя. Воробьи попрятались.

— Ваш комментарий? — спросил Каррадин.

— С полицейской точки зрения, — сказал Грант, — Ричарда не в чем обвинить. Я не преувеличиваю. Против него нельзя возбудить даже самого незначительного дела.

— Не могу с вами не согласиться, особенно если учесть, что все люди, имена которых вы мне дали, были живы-здоровы и совершенно свободны, когда Ричард погиб в сражении. И не только свободны, но и материально обеспечены. Дети Эдуарда плясали на балах и получали пенсии. Ричард даже выбрал себе из них наследника, когда умер его сын.

— Кого же?

— Сына Георга.

— Значит, он отменил закон, который касался и сына его брата?

— Да. Помните, он был против приговора?

— Даже Святой Мор не отрицает, что Ричард был против. Итак, все «наследники» были свободны и делали что хотели во времена Ричарда III Злодея…

— Более того, они занимали высокое положение в обществе. И не только как члены семьи. Я читал записки некоего Дейвиса из Йорка. И юный Варвик, сын Георга, и его кузен, юный Линкольн, были членами Совета Город послал им письмо. Это было в 1485 году. И еще. Ричард произвел Варвика в рыцари одновременно со своим сыном и устроил прекрасный праздник в Йорке.

После недолгого молчания Каррадин неожиданно спросил Гранта:

— Мистер Грант, вы собираетесь писать книгу?

— Книгу? — удивился Грант. — Боже упаси! Зачем?

— А я бы не возражал заняться этим. Интереснее все-таки, чем крестьянское восстание.

— Ну и пишите.

— Понимаете, мне хотелось бы что-нибудь показать папе. Он думает, я глупый, потому что не интересуюсь мебелью, рынком и сбытом. Если бы я мог показать ему написанную мной книгу, он поверил бы, что я не совсем безнадежен. Так или иначе, она бы мне пригодилась.

Грант поглядел на Каррадина с одобрением.

— Забыл спросить, как вы нашли Кросби-плейс?

— Прекрасно! Замечательно! Если бы Каррадин Третий увидел его, то обязательно утащил бы и поставил где-нибудь в Адирондаксе.

— Если вы напишете книгу о Ричарде, он наверняка так и сделает. А как вы ее назовете?

— Книгу?

— Да.

— Название я нашел у Генри Форда: «История — это ложь».

— Великолепно.

— Мне еще многое надо прочитать. Да и на поиски уйдет немало времени.

— Это уж точно. Мы ведь пока не касались главного вопроса.

— Какого?

— Кто на самом деле убил мальчиков.

— Ну конечно.

— Если они были живы, когда Генрих явился в Тауэр, то что случилось с ними потом?

— Я понял. А мне еще очень хочется узнать, почему Генриху было так важно уничтожить акт.

Каррадин поднялся со стула и тут увидел лежавшую на тумбочке фотографию. Он взял ее и с великой осторожностью поставил так, как она стояла прежде.

— Стой тут, — сказал он Ричарду. — Я верну тебе твое законное место. — С этими словами он двинулся к выходу.

— Погодите, — окликнул его Грант. — Я только что вспомнил историю, которая не была Тоунипанди.

— Правда? — Каррадин застыл на месте.

— Резня в Гленко.

— А она была?

— Была. Брент, подождите!

Брент просунул голову в дверь.

— Что-нибудь еще?

— Человек, отдавший приказ о резне, был ковенантором.

13

Не прошло и двадцати минут после ухода Каррадина, как появилась нагруженная цветами, сладостями, книгами, сияющая от радости Марта, но Алан Грант едва обратил на нее внимание, погруженный в события пятнадцатого века в изложении Олифанта. Марта же, надо сказать, не привыкла к такому отношению.

— Если бы твой деверь убил обоих твоих сыновей, приняла бы ты от него пенсию — и довольно приличную?

— Думаю, вопрос чисто риторический, — ответила Марта, освобождаясь от цветов и оглядывая заполненные вазы, чтобы выбрать наиболее подходящую.

— Честное слово, все историки сумасшедшие. Вы только послушайте: «Трудно объяснить поведение вдовствующей королевы. То ли она боялась, что к ней применят силу, то ли ей надоело пребывание в Вестминстере, то ли ей вообще все надоело, но она решила воссоединиться с убийцей своих детей».

— Боже милостивый! — только и выговорила Марта, застыв на месте с фаянсовым кувшином в одной руке и стеклянным цилиндром в другой. Она подозрительно посмотрела на него.

— Кажется, они не думают о том, что пишут.

— Кто эта вдовствующая королева?

— Елизавета Вудвилл. Вдова Эдуарда IV.

— Ах вот оно что. Когда-то я ее играла. Это была маленькая роль в пьесе об Варвике Делателе Королей.

— Я всего-навсего полицейский, — сказал Грант, — и я никогда не вращался в таких кругах. Возможно даже, что всю жизнь мне везло на хороших людей. Но скажи на милость, где можно увидеть женщину, которая дарила бы дружеским расположением убийцу своих детей?

— Только в Греции, — ответила ему Марта. — В Древней Греции.

— Что-то и там я не припомню такого.

— Тогда в сумасшедшем доме. За Елизаветой Вудвилл ничего странного не замечалось?

— Да нет, ничего. Почти двадцать лет она была королевой.

— Значит, это все фарс. Надеюсь, и ты это понимаешь. — Марта вновь взялась за цветы. — Никакой трагедии не было. «Да, я знаю, он убил Эдуарда и маленького Ричарда, но все же в нем есть что-то симпатичное, к тому же с моим ревматизмом вредно жить в комнатах, выходящих окнами на север».

Грант рассмеялся, и к нему вернулось хорошее расположение духа.

— Верх абсурда, не правда ли? Больше напоминает жестокий романс, чем холодную историографию. Нет, историки меня просто удивляют. Они совершенно не думают о правдоподобии.

— Может, ты слишком увлекся рукописями и у тебя не остается времени для людей? Простых людей? Во плоти и крови? С непредсказуемой реакцией на всякие события?

— А как бы ты сыграла ее? — спросил Грант, вспомнив, что мотив поведения — основа актерской работы Марты.

— Кого?

— Женщину, покидающую безопасное место и устанавливающую дружеские отношения с убийцей своих сыновей за семьсот сребреников и право посещать дворцовые приемы.

— Никак не сыграла бы. Такой женщины нет, разве у Еврипида или в сумасшедшем доме. Можно, конечно, сыграть женщину безвольную, тряпку, так сказать. Насколько я понимаю, речь идет о неплохой пародии. Карикатуре на поэтическую трагедию. Такую лучше всего писать белым стихом. Пожалуй, мне тоже стоит что-нибудь такое придумать. Предположим, для благотворительного утренника. Надеюсь, ты хорошо относишься к мимозе. Странно, мы столько лет знакомы, а я совсем не знаю твоих вкусов. Так кто же выдумал женщину, которая якобы дружит с убийцей своих сыновей?

— Никто. Просто Елизавета Вудвилл при Ричарде жила свободно и он к тому же даровал ей некоторую ежегодную сумму. Да еще выплачивал ее. Он приглашал ее дочерей во дворец на приемы, а она в письме к старшему сыну от первого брака уговаривала его вернуться в Англию из Франции и примириться с Ричардом. Олифант объясняет это тем, что она боялась, как бы ее насильно не вытащили из убежища. Ты слышала, чтобы кого-нибудь насильно вытаскивали из церкви? Человек, совершивший подобное, навсегда отлучается от церкви, а Ричард был благочестивым человеком. Да, еще Олифант делает предположение, что ей надоела затворническая жизнь.