Александр Арсаньев - Рождественский подарок
Не прошло и часа, как дверь Мириной комнаты снова оказалась открытой. Я подумал, что Лаврентий Филиппович Медведев, если бы только узнал, сколько раз за сегодняшний день его обвели вокруг пальца, с горя бы застрелился.
– Никита Дмитриевич! – обрадовался я.
– Я не мог не прийти вам на помощь, – улыбнулся Сысоев.
Следом за ним вошли Грушенька и Золотой дракон.
– Кстати, – добавил Никита Дмитриевич, – я должен вам еще кое-что рассказать…
– Что-то случилось? – встревожилась Мира.
– Я бы так не сказал, – пожал плечами Сысоев. – Но я случайно подслушал один разговор!
– Какой? – насторожился я.
– Мери-Энн говорила с каким-то мужчиной, и мне показалось, что это был голос Гродецкого… – ответил он.
– Ну, рассказывайте скорее! – воскликнула Мира.
– Около двух часов назад, – начал Сысоев, – перед тем, как Мери-Энн повела детей в столовую, я проходил мимо ее комнаты. Мисс Браун с кем-то определенно ссорилась!
– С Гродецким? – осведомился я.
– Кажется, да, – кивнул Сысоев, – но я не до конца в этом уверен.
– О чем они говорили? – спросила Мира.
– Кажется, речь шла о жемчужине, – ответил Никита Дмитриевич.
– О жемчужине? – не поверил я. Это было бы для нас слишком большой удачей!
– Да, – подтвердил Сысоев, – мужчина обвинял Мери-Энн, что она разыграла спектакль с ее исчезновением так мастерски, что он ей даже поверил. Якобы мисс Браун так всполошилась, обнаружив, что драгоценность пропала, что выбежала на лестницу, оставив открытой дверь…
– Припоминаю, – заметил я. – Однажды дверь в ее комнату и впрямь оказалась открытой. Это было как раз тогда, когда неизвестный ударил меня по голове!
– Вот-вот, – согласился Никита Дмитриевич, – мужчина, кажется, и об этом упоминал… Потом он сказал, что англичанка спрятала жемчужину за корсажем своего платья, чем и поставила под удар все дело. Мужской голос обвинял мисс Браун и в том, что из-за нее может рухнуть весь их тщательно разработанный план! Но Мери-Энн продолжала упорствовать и отказывалась ему отдать жемчужину…
– Так вот, значит, почему, жемчужину не подбросили мне вместе с платком! – заключила Мира. – Как жаль, – вздохнула моя индианка, – что вы не можете сказать нам наверняка, с кем разговаривала мисс Браун!
– Да, – кивнул Никита Дмитриевич, – жаль! Но я не видел этого господина. К тому же они говорили очень тихо, хотя и на высоких тонах! И потом я не мог рисковать…
– Вы поставили в известность Медведева? – осведомился я.
– Пока еще нет, – ответил Сысоев, – но собираюсь это сделать незамедлительно! Он должен допросить англичанку! И выяснить, наконец, что происходит в имении!
– Вы правы, – ответил я. – А то что-то Лаврентий Филиппович замучился гоняться за призраками!
– Груша! – обратился я к ключнице. – Вы подтвердите квартальному все то, что нам здесь рассказывали? – осведомился я. – В том числе и то, что теряли ключи перед тем, как княгиня получила то злополучное анонимное письмо?
– Да, – вздохнула она. Я чувствовал, что ей совсем не хотелось и дальше участвовать в этом деле.
– Кстати, – спросил я Кинрю, – ты расспросил маленького Сашу?
– Конечно, – подтвердил Золотой дракон, – он сказал мне, что нашел ключи в комнате своей гувернантки…
Не успел японец договорить, как в коридоре послышались шаги и громкие голоса. Я различил даже бас Лаврентия Филипповича Медведева и его шаркающую, тяжелую походку.
– Кажется, мы попались, – усмехнулся Никита Дмитриевич.
– Похоже на то, – согласился я.
Мой Золотой дракон встал в какую-то одному ему известную боевую стойку. Сысоев опасливо покосился в его сторону, но промолчал.
– Что здесь происходит? – воскликнул квартальный, которого как обычно, с недавних пор, сопровождал Гродецкий. – Что это за сборище? – осведомился он.
– Это не сборище, – поправил его Никита Дмитриевич, – а…
– Впрочем, это не важно, – не слишком вежливо прервал его Медведев. Хорошими манерами Лаврентий Филиппович особенно-то никогда и не отличался. – У меня для вас, господа, сногсшибательная новость! – добавил он.
Мира присела на канапе, ничего хорошего она от Лаврентия Филипповича не ожидала.
– Что случилось? – дрожащим голосом осведомилась индианка.
– Мисс Браун мертва, – немного помедлив ответил Медведев.
– Я так и думала! – всплеснула руками Мира. – Я знала, что одним убийством в этом доме не ограничится!
– Да, но мы-то будучи взаперти никак не могли этого сделать! – воскликнул я.
– Что-то я не заметил, что вы – взаперти! – буркнул Лаврентий Филиппович. – Я из этого лакея продажного всю душу вытрясу! – воскликнул он.
– Я могу поручиться за Якова Андреевича и за Миру, – уверенно произнес управляющий. – Они ни разу не покидали этой комнаты!
– Еще бы, – язвительно заметил Медведев, – ведь вы не давали им скучать! Для вас-то полиция не указ, – развел он руками.
– Что произошло с Мери-Энн? – холодно осведомился Кинрю с окаменевшем лицом. Одному Богу было известно, что творится у него на душе.
– Ее обнаружила горничная, – ответил Медведев, – англичанка либо упала, либо, что наиболее вероятно, ее толкнули. У нее рассечен висок, – добавил Медведев, – судя по всему, падая, она ударилась об угол комода. Так что я вынужден перед вами извиниться, – с трудом выдавил он из себя. – Мне кажется, вы не имеете к этому убийству никакого отношения, а следовательно, – заключил Лаврентий Филиппович, – и к убийству князя Николая Николаевича, – если, конечно, это не два совершенно отдельных преступления, что представляется мне весьма сомнительным…
– Ну, слава Богу! – воскликнул я. – Лаврентий Филиппович, вы, наконец-то, вняли голосу разума!
– Я тоже должен принести вам свои извинения, – сказал Гродецкий. – Я подозревал вас в убийстве, – его голубые глаза смотрели на меня прямо в упор.
– Что же… – проговорил я задумчиво, – мы принимаем ваши извинения. Не правда ли, Мира?
Индианка кивнула.
Станислав Гродецкий шепнул мне на ухо, что нам надо с ним обязательно переговорить.
– О чем же? – спросил я обескураженно.
Тогда Станислав проделал рукою один из тайных масонских знаков, чем привел меня в еще большее изумление. Мне не оставалось ничего другого, как проследовать за ним в коридор, потому что мое заточение с легкой руки Медведева закончилось.
– Я вас не понимаю, – сказал я Гродецкому, как только мы остались одни.
– Давайте побеседуем о деле, – предложил он. Признаюсь, мне тоже очень хотелось поговорить с ним толком.
– Итак, – начал я. – Что же вы хотели сказать?
– Я не отвечал на ваши знаки, – ответил Гродецкий с достоинством, – потому что подозревал вас в убийстве. Из-за вашей… связи с этой индианкой, – добавил он.
– Но братья должны оказывать друг другу всяческое содействие, – ответил я.
– Да, – согласился Станислав, – однако князь Николай Николаевич Титов также был нашим братом, – добавил он. – Я полагал необходимым сначала к вам присмотреться, Яков Андреевич…
– И для этого, – усмехнулся я, – вам понадобилось размахивать у меня перед носом вашим дуэльным «кухенрейтором…»
Мне невольно вспомнился господин Колганов, с которым Гродецкий был намерен драться, как только метель позволит ему покинуть пределы княжеского имения.
– Я же уже принес вам свои извинения, – несколько раздраженно заметил Гродецкий.
– К какому ордену вы принадлежите? – осведомился я.
– К «Восточной звезде», – нехотя ответил Станислав Гродецкий. Он продолжал смотреть на меня своими холодными глазами в упор. От его взгляда мне делалось не по себе, словно я вынужден был терпеть на себе взгляд какого-нибудь удава. Это ощущение было сродни тому, что мне пришлось некогда испытывать в джунглях. Пожалуй, только моя Мира поняла бы меня.
– Насколько мне известно, – ответил я. – «Восточная звезда» принадлежит к польскому Великому востоку…
– Вы хорошо осведомлены, – сказал Гродецкий.
Я умолчал о том, что мне было знакомо и имя его наместника, Великого мастера Людвика Гутаковского, председателя государственного совета Варшавского герцогства. Кроме того я знал, что в число его членов входили и самые влиятельные польские политические деятели. Однако на этом мои познания относительно польского Великого востока исчерпывались. Я слышал только, что, якобы, ему благоволил сам Государь, но в последнее время политика двора в отношении Польши несколько изменилась, что затрагивало также и организацию польских вольных каменщиков. Но с чем это было связано, я не знал.
Кажется, речь шла о присоединении литовских лож к польскому Великому востоку.
– Надеюсь, – предложил я Гродецкому, – теперь мы будем с вами действовать заодно!
– Разумеется, – кивнул Станислав Гродецкий.
Я прекрасно осознавал, что польский аристократ мне не доверяет и, образно говоря, утопит при первой представившейся возможности. Я отвечал ему той же монетой, и Гродецкий в этом нисколько не сомневался. Но я не понимал одного: почему Станислав резко изменил свое поведение по отношению ко мне? Над этим вопросом еще надо было подумать.
