Елена Толстая - Фартовый человек
– Пусти, – слабо сказал Макинтош.
– Я тебя еще не трогал, – заметил Юлий, мрачнея на глазах, – а ты уже сразу «пусти», да?
Макинтош выпучил глаза и страшно заорал, но это не произвело на Юлия никакого впечатления. Он встал и надвинулся на мальчика.
– Что, скучен я тебе? – повторил он. – Так и сдохнешь в этом подвале со старухами, – он вдруг ударил Макинтоша по голове, – так и сдохнешь, – новый удар, – и сдохнешь…
Внезапно Юлий пошатнулся, икнул и испустил странный звук, больше всего похожий на треск ломающегося дерева. Макинтош осторожно опустил руки, которыми закрывал лицо. Руки были распухшими и болезненными, лицо – мокрым. Юлий с криво подогнутыми коленями полулежал на полу, а над ним высилась Валидовна со шваброй.
Макинтош тупо посмотрел на старуху и, ни слова не говоря, стремглав выскочил из подвала.
* * *Для крепдешиновой шляпки еще не наступил сезон, поэтому Ольга надела фетровую, одолженную у Маруси, и так вышла на улицу. Она хотела купить для Маруси пирожное в бывшем Елисеевском магазине.
Маруся в последнее время почти утратила всякий интерес к жизни. У нее очень не ладилось с ее кавалером – военным, Митрофаном Ивановичем. Красный командир начал как-то тревожно темнить в делах и разговорах: то он не мог встретиться, то вдруг во время прогулки сворачивал с улицы куда-нибудь в подворотню – для того якобы, чтобы лишний раз поцеловать Марусю. Но делал это неохотно и даже как будто с неприязнью, из чего Маруся вывела, что причина маневров совсем другая.
Все свои наблюдения Маруся пересказывала дорогой подруге Оленьке, но совета не спрашивала, а только вздыхала, закончив очередную повесть. Ольга считала, что Митрофан Иванович собирается Марусю бросить, чем и продиктовано его странное поведение. Но Маруся пока что не готова была поверить в такой роковой поворот.
Она хирела, грустнела, вздыхала и почти ничего не кушала в столовой, отчего глаза у нее обвелись темными кругами, а вокруг рта образовались скорбные морщины.
– Вчера он назначил встречу, а сам пришел с опозданием и почти на меня не смотрел, – повествовала Маруся. – И глаза отводил, как будто врал. Я ему: ты любишь, мол, меня? А он: «Конечно, Марусечка, люблю, почему ты все время про это спрашиваешь?»
– А ты что? – жадно допытывалась Ольга.
– Я – ничего…
– Плакать нельзя, – волновалась Ольга. – Мужчины этого очень не любят. Плакать только потом можно, когда тебя никто не видит или видит только близкая подруга, которая не предаст. А показывать слабость – последнее дело.
Маруся вела себя совсем не гордо. Она бегала за своим Митрофаном Ивановичем, даже звонила ему несколько раз из фабричной проходной!
Ольге давно уже было ясно, что красный командир не намерен оставлять свою жену. Небось гложет его теперь раскаяние – зачем завел шашни с молодой работницей втайне от супруги! Вместе с эпохой всеобщего равенства нищеты заканчивалась и эпоха свободной революционной любви. Брак возвращался в толстое, густо свитое буржуазное гнездо, хотя говорить об этом вслух было пока что не очень прилично.
Поэтому Ольга решила купить Марусе пирожное. Смутно Ольге казалось, что это каким-то образом поможет подруге восстановить попранную гордость. Об этом она, разумеется, Марусе не сказала, а только попросила:
– Одолжи мне, Маруся, твою фетровую шляпку.
Маруся лишь махнула рукой в сторону шляпки, о которой шла речь, в знак того, что Ольга может взять ее. И Ольга, одевшись, вышла.
Возле Елисеевского магазина она приостановилась, чтобы получше осмотреть витрины. Город был такой большой, что, казалось, жизни не хватит, чтобы все здесь запомнить и выучить. И все же Ольга смело расширяла круг своего обитания, отходя от фабрики на Обводном и общежития на Лиговском все дальше и дальше.
Невский – точнее, проспект Двадцать Пятого Октября – притягивал ее особенно. Иногда ей казалось, что и дня нельзя прожить, не побывав там. Как будто только здесь и кипела настоящая жизнь, а во всех других улицах – лишь бледное отражение ее, и чем дальше от проспекта, тем бледнее.
Скажем, во многих частях города можно было увидеть хорошие магазины, но бывший магазин Елисеевых представлялся как бы их многочадной матерью, наиболее полным воплощением продуктового магазина в принципе. Если уж пирожное, купленное в этом средоточии благоденствия, не окажет на Марусю целительного воздействия, значит, Марусино сердце и впрямь погибло.
Войдя в бывший Елисеевский, Ольга мгновенно раздробилась на тысячи отражений. Блестящие поверхности зеркал и упаковочных коробок разбили ее на мириады движущихся фрагментов, смешали с такими же осколками чужих личностей, – и все это ползало по стенам и полкам, мерцало, переливалось, соединялось с горами конфет и прочих деликатесов, с настоящими конфетами и деликатесами и с их отражениями.
Ольга постояла немного, привыкая к изобилию. Ей вдруг показалось, что у нее до смешного мало денег. Это огорчило Ольгу. Ей хотелось бы иметь денег гораздо больше, чтобы приходить сюда часто, чувствовать себя здесь свободно и покупать все, что пожелается.
«Когда-нибудь так и будет», – поклялась себе Ольга. И это счастливое будущее показалось ей очень далеким, но таким же неизбежным, как взросление, замужество, старость.
Она стала медленно обходить прилавки, рассматривая выставленные в них товары. Больше всего ее поразили красиво вырезанные из бумаги кружева и множество неизвестных ей доселе фруктов.
Мир за пределами родного дома действительно оказался гораздо обильнее и разнообразнее, чем могла когда-либо вообразить Ольга, даже несмотря на все прочитанные ею романы и очерки криминальной хроники. Когда Ольга мысленно оборачивалась назад, к местечку, где выросла, все там казалось ей теперь крохотным, и она удивлялась малочисленности и неинтересности вещей, которыми пользуются тамошние жители. И только сад ее воспоминаний неизменно оставался огромным, и тайны, связанные с этими деревьями, не утратили своей силы.
Неожиданно в одном из зеркал Ольга уловила смутно знакомое ей отражение. Точнее, часть отражения – половину лица с небольшим ясным глазом и улыбчиво-извилистым ртом.
Она осторожно повернулась, краешком зрения отмечая, как принялись послушно вращаться и видоизменяться десятки ее собственных отражений.
В отдаленном углу Елисеевского магазина, оживленно рассматривая колбасы в их кружевных бумажных постельках, стоял тот самый парень, что подмигнул Ольге в шляпном магазине «Левасэра». В первое мгновение Ольга испугалась: уж не преследует ли он ее с какой-либо дурной целью? Но какую дурную цель мог иметь этот человек относительно Ольги и почему? В городе полно привлекательных и сговорчивых женщин – если, конечно, дело заключается именно в этом…
И, кстати, одна из таких крутилась возле этого парня. Точнее, стояла неподалеку от него и тоже делала вид, будто рассматривает колбасы. Затем он подошел к ней и о чем-то коротко переговорил. Женщина сперва улыбнулась, затем пожала плечами. Неизвестный смотрел на нее без улыбки, холодно, как на склонного к вранью делового партнера, а вовсе не как на молодую женщину, но та, казалось, этого совершенно не замечала. Или значения не придавала? Может, она и была деловым партнером? Во всяком случае, ее и симпатичного, смутно знакомого Ольге парня связывали деньги.
Ольга догадалась об этом еще до того, как парень сунул руку за пазуху, мгновенным жестом вытащил пакетик и вручил женщине. Та тут же бросила пакетик в сумочку и произнесла еще несколько слов. Парень облокотился о прилавок, небрежно поглядывая то вокруг себя, то на красиво отделанный потолок (Ольга вслед за ним машинально подняла голову и поняла, что потолок Елисеевского так же насыщен роскошью и ложью, как и стены, и витрины).
Собеседница симпатичного парня прошла совсем близко от Ольги. От нее сильно пахло дорогим мылом. Она, казалось, сердилась на кого-то.
Только когда женщина исчезла за массивной дверью магазина, Ольга вернулась к своей изначальной цели – покупке пирожных. Она осторожно приблизилась к прилавку и стала рассматривать выставленные там лакомства. Ей хотелось выбрать не слишком дорогое пирожное, но чтоб побольше сахара и крема. Она боялась ошибиться. Кроме того, она не знала, что как называется.
– Берите эклеры, – прозвучало над ее ухом.
Ольга вспыхнула и хотела уже попросить, чтобы к ней не лезли с советами, раз не просят, но голос был такой дружеский, такой теплый, что Ольга поневоле прикусила язык.
Она повернулась, уже не сомневаясь в том, кого увидит.
Давешний молодой человек смотрел на нее и улыбался.
– Вы здесь первый раз? – спросил он.
– Мы раньше встречались? – вопросом на вопрос ответила Ольга.
Парень пожал плечами и загадочно ответил:
– А вы что помните? Какие наши встречи?
– Шляпный магазин, – отозвалась Ольга и глянула на собеседника испытующе.
