Борис Акунин - Алмазная колесница. Том 1
— Ни в коем случае. Там мелинит. Кто их знает, что это за люди. Заподозрят неладное — могут п-подорвать. Никаких задержек, никаких неурочных остановок. Мелинитчики и так настороже, нервничают. Скажите лучше, где первая остановка по расписанию?
— Это курьерский. Стало быть, остановится только во Владимире. Сейчас посмотрю расписание… В девять тридцать.
* * *Мощный паровоз, срочно снаряжённый Даниловым, нагнал харбинца на границе Московской губернии и далее сохранял верстовую дистанцию, которую сократил лишь перед самым Владимиром.
Всего с минутным опозданием влетел на соседний путь. Фандорин спрыгнул на платформу, не дожидаясь, пока локомотив остановится. Курьерский стоял на станции десять минут, так что каждый миг был дорог.
Инженера встречал ротмистр Ленц, начальник Владимирского железнодорожно-жандармского отделения, подробно проинструктированный обо всем по телефону. Он диковато взглянул на фандоринский маскарад (засаленная тужурка, седые усы и брови, виски тоже седые, но их подкрашивать не пришлось), вытер платком распаренную лысину, но вопросов задавать не стал:
— Всё готово. Прошу.
О дальнейшем докладывал уже на бегу, поспевая за Эрастом Петровичем:
— Тележка ждёт. Личный состав собран. Не высовываются, как велено…
Станционный почтовик, посвящённый в суть дела, топтался возле тележки, нагруженной коореспонденцией, и, судя по меловому оттенку лица, здорово трусил. Комната была набита голубыми мундирами — все жандармы сидели на корточках, да ещё пригибали головы. Это чтобы не увидели с перрона, через окно, понял Фандорин.
Улыбнулся почтовому служащему:
— Спокойней, спокойней, ничего особенного не случится.
Взялся за ручки, выкатил тележку на перрон.
— Семь минут, — прошептал ему вслед ротмистр. Из почтового вагона, прицепленного сразу за паровозом, высовывался человек в синей куртке.
— Спишь, Владимир? — сердито закричал он. — Что тянете?
Длинноусый, средних лет. Скуластый? Пожалуй, — прикинул Эраст Петрович и снова прошептал напарнику:
— Да не дрожите вы. Зевайте, вы чуть не проспали.
— Вот… Сморило… Вторые сутки на дежурстве, — лепетал владимирец, старательно зевая и потягиваясь.
Ряженый инженер тем временем быстро кидал в открытую дверь почту, а сам примеривался — не обхватить ли длинноусого за пояс, не швырнуть ли на перрон? Уж чего проще.
Решил повременить — проверить, здесь ли три дощатых ящика размером 15x10x10 дюймов.
И правильно сделал, что повременил.
Поднялся в вагон, принялся раскладывать владимирскую почту на три кучи: письма, посылки, бандероли.
Внутри был самый настоящий лабиринт из уложенных штабелями мешков, коробок и ящиков.
Эраст Петрович прошёлся вдоль одного ряда, потом вдоль другого, но знакомого багажа не увидел.
— Чего гуляешь? — рявкнули на него из тёмного прохода. — Живей пошевеливайся! Мешки вон туда, квадратные — туда. Новенький, что ли?
Вот так сюрприз: второй почтальон, тоже лет сорока, скуластый и с усами. Который из них? Жаль, нельзя было прихватить с собой приёмщика из камеры хранения…
— Новенький, — прогудел Фандорин простуженным басом.
— А по виду старенький.
Второй почтовик подошёл к первому, встал рядом. У обоих на поясе висело по кобуре с «наганом».
— Чего руки-то трясутся, погулял вчера? — спросил второй у владимирца.
— Маленько погулял…
— Ты ж говорил, вторые сутки на дежурстве? — удивился первый, длинноусый.
Второй высунулся из двери, посмотрел на станционное здание.
«Который из них? — пытался угадать Фандорин, быстро скользя вдоль штабелей. — Или оба не те? Где ящики, с мелинитом?»
Вдруг оглушительно лязгнуло — это второй почтальон захлопнул дверь и задвинул засов.
— Ты чего, Матвей? — удивился длинноусый. Матвей ощерил жёлтые зубы, щёлкнул взведённым курком:
— Да уж знаю чего! Три синие фуражки в окне, и все сюда пялятся! У меня нюх!
Неимоверное облегчение — вот чувство, которое Эраст Петрович испытал в эту минуту. Значит, не зря брови и усы свинцовыми белилами мазал, не зря три часа паровозной копотью дышал.
— Матвей, ты что, сдурел? — не мог взять в толк длинноусый, моргая на блестящее дуло.
Владимирец — тот сразу сообразил, вжался спиной в стенку.
— Тихо, Лукич. Не суйся. А ты, тля, говори: грузчик твой из сыскарей? Убью! — Объект схватил местного за ворот.
— Моё дело подневольное… Пожалейте… до пенсии годик всего… — сразу капитулировал абориген.
— Эй, милейший, не глупите! — крикнул, высовываясь из-за ящиков, Фандорин. — Деваться вам все равно некуда. Бросайте ору…
Чего он никак не ожидал — что объект выстрелит, даже недослушав.
Инженер едва успел присесть, пуля свистнула над самой головой.
— Ах ты, паскуда! — раздался возмущённый крик длинноусого, которого диверсант назвал «Лукичом».
Снова громыхнуло. Слились два голоса — один застонал, второй взвизгнул.
Эраст Петрович подполз к краю штабеля, выглянул.
Дело приняло совсем скверный оборот.
Матвей засел в углу, выставив вперёд руку с револьвером. Лукич лежал на полу, шаря по груди окровавленными пальцами. Владимирский почтовик визжал, закрыв лицо руками.
В мертвенном свете электрической лампы покачивался сизоватый пороховой дым.
Из позиции, которую занимал Фандорин, подстрелить мерзавца было проще простого, но он нужен был живой и желательно малопомятый. Поэтому Эраст Петрович высунул руку с «браунингом» и послал две пули в стенку, поправее объекта.
Тот, как и следовало, ретировался из угла за штабель картонных коробок.
Не переставая стрелять (три, четыре, пять, шесть, семь), инженер вскочил, с разбегу налетел всем корпусом на коробки — те обрушились, завалив спрятавшегося за ними человека.
Дальнейшее было делом двух секунд.
Эраст Петрович схватил торчащую ногу в яловом сапоге, выдернул диверсанта на Божий (то бишь, электрический) свет и стукнул ребром ладони повыше ключицы.
Один есть.
Теперь нужно было добыть второго, очкастого, что забрал бумажные свёртки.
Только вот как его найти? И вообще, в поезде ли он?
* * *Но искать очкастого не пришлось — нашёлся сам.
Когда Эраст Петрович откинул засов и распахнул тяжёлую дверь вагона, первое, что он увидел — бегущих по платформе людей, услышал испуганные крики, женский визг.
Возле почтового вагона стоял бледный ротмистр Ленц и вёл себя странно: вместо того чтоб смотреть на инженера, только что подвергшегося смертельной опасности, жандарм то и дело косился куда-то вбок.
— Принимайте, — сказал Фандорин, подтаскивая к краю ещё не очухавшегося диверсанта. — И носилки сюда, здесь раненый. — Кивнул на мечущуюся публику. — Из-за пальбы переполошились?
— Никак нет. Беда, господин инженер. Едва выстрелы послышались, я со своими на перрон выскочил, думал вам на помощь… Как вдруг вон из того вагона (Ленц показал в сторону) вопль, бешеный: «Живым не дамся!» И началось…
Двое жандармов поволокли арестованного Матвея, а Эраст Петрович спрыгнул на перрон и посмотрел в указанном направлении.
Увидел зелёный, третьеклассный вагон, возле которого не было ни души — лишь за опущенными стёклами мелькали белые лица с разинутыми ртами.
— У него револьвер. И бомба, — торопливо рапортовал Ленц. — Верно, подумал, что это мы его брать выскочили… Отобрал у кондуктора ключи, запер вагон с обеих сторон. Там внутри человек сорок. Кричит: «Только суньтесь — всех подорву!»
И в самом деле, из вагона донёсся истошный крик:
— Назад!!! Кто шевельнётся — взрываю всех к черрртовой матери!
— Однако до сих пор не взорвал, — задумчиво произнёс инженер. — Хотя возможность имел. Вот что, ротмистр: срочно все ящики из почтового вагона вынести. После разберёмся, какие из них наши. Нести с соблюдением всех мер осторожности. Если сдетонирует, будете после новый вокзал строить. То есть уже не вы, конечно, — д-другие. За мной не соваться. Я сам.
Пригнувшись, Эраст Петрович побежал вдоль состава. Остановился у окна, из которого давеча грозились «взорвать всех к чёртовой матери». Оно, единственное, было до половины открыто.
Инженер деликатно постучал по стенке: тук-тук-тук.
— Кто там? — откликнулся удивлённый голос.
— Инженер Фандорин. Позволите войти?
— Зачем это?
— Хотелось бы п-поговорить.
— Так я же сейчас тут всё подорву, — недоуменно сказал голос. — Вы что, не слышали? И потом, как вы войдёте? Дверь я ни за что не открою.
— Это ничего, не беспокойтесь. Я через окошко, вы только не стреляйте.
Ловко подтянувшись, Эраст Петрович просунулся в окно до плеч, немного обождал, чтобы бомбист получше рассмотрел его почтенные седины, и лишь после этого медленно, очень медленно забрался в вагон.
