Филип Керр - Реквием по Германии

– Пихлер мертв?

– А почему бы тебе не изобразить большее удивление? Скажем, так: «Не говорите мне, что Пихлер мертв!» – или: «Господи, я не верю в то, что вы мне говорите!» Ты, конечно, не знал, что с ним случилось, не так ли, Гюнтер?

Я пожал плечами:

– Может, дела его задавили.

На мое замечание Шилдс рассмеялся, да так, будто когда-то брал урок смеха, показывая все свои зубы, кстати, большей частью плохие, в синеватой, похожей на боксерскую перчатку, челюсти, которая была шире верхней части его лысеющей головы. Он оказался таким же шумным, как большинство американцев, этот большой, сильный человек с плечами, как у носорога. Шилдс носил костюм из светло-коричневой фланели с лацканами широкими и острыми, словно две швейцарские алебарды, галстук, заслуживающий, чтобы его повесили на террасе кафе, и тяжелые коричневые туфли модели «Оксфорд». У американцев та же страсть к тяжелым ботинкам, что у Иванов к наручным часам, с одной только разницей: ботинки они обычно покупали в магазине.

– Откровенно говоря, на фиг мне проблемы того лейтенанта? – сказал он. – Это дерьмо – в британской избе, не в моей, так пусть они его и выносят. Нет, я просто объясню, почему тебе необходимо сотрудничать со мной. Возможно, ты и не имеешь ни малейшего отношения к смерти Пихлера, но, уверен, не захочешь угробить целый день, втолковывая все это лейтенанту Кэнфилду. Поэтому помоги мне, а я помогу тебе: забуду, что видел тебя заходящим в мастерскую Пихлера. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Ваш немецкий в полном порядке, – сказал я. Тем не менее меня поразило, с какой злостью он атаковал акцент, произнося согласные с театральной точностью, как будто считал, что на этом языке непременно нужно говорить жестко. – Думаю, не имеет значения, если я скажу, что абсолютно ничего не знаю о случившемся с господином Пихлером.

С извиняющимся видом Шилдс пожал плечами:

– Как я сказал, эта британская проблема – не моя. Может быть, ты и невиновен. Но, поверь моему слову, заработаешь геморрой, пока объяснишь все англичанам. Клянусь, они в каждом из вас, капустников, видят чертова нациста.

Я вскинул руки, как бы защищаясь.

– Итак, чем я могу вам помочь?

– Знаешь, когда мне стало известно, что до похорон капитана Линдена ты посетил его убийцу в тюрьме, то мою пытливую натуру просто невозможно было сдержать. – Его тон стал резче. – Давай, Гюнтер, рассказывай. Я хочу знать, какая дьявольщина происходит между тобой и Беккером.

– Полагаю, вы представляете, как выглядит эта история с точки зрения Беккера.

– Так хорошо, как если бы она была выгравирована на моем портсигаре.

– Ну, Беккер, во всяком случае, в нее верит. И платит мне, чтобы я ее расследовал и доказал его правоту. Он очень на это надеется.

– Говоришь, чтобы расследовал? Так кто же ты такой?

– Частный детектив.

– Вранье! – Он подался вперед и, взяв меня за край пиджака, стал пальцами щупать материал. Хорошо, что в этом пиджаке не было вшито бритвенных лезвий. – Нет, меня на это не купишь. Ты недостаточно сальный.

– Сальный или нет, но это правда. – Я достал бумажник и показал Шилдсу удостоверение личности, а вслед на ним – старую лицензионную карточку. – До войны я служил в берлинской уголовной полиции. Уверен, не мне вам говорить, что и Беккер тоже. Вот откуда я его знаю.

Я вытащил сигареты.

– Не возражаете, если я закурю?

– Кури, но шевели губами.

– Ну, после войны я не захотел возвращаться в полицию: там полно коммунистов. – Таким заявлением я попытался его задобрить, потому что не встречал ни одного американца, которому бы нравился коммунизм. – Решил начать собственное дело. У меня, знаете ли, был перерыв в работе в середине тридцатых годов, и я в то время немного подрабатывал частным сыском, так что я не совсем новичок в этой игре. После войны столько обиженных, что впору каждому нанять по частному шпику. Поверьте мне, их немало и в Берлине, благодаря Иванам.

– Да, здесь то же самое. Советы добрались сюда первыми и поназначали своих людей на все главные должности в полиции. Дела так плохи, что австрийскому правительству пришлось обратиться к шефу венских пожарных, когда потребовалось найти честного человека на пост нового вице-президента полиции. – Он покачал головой. – Так ты, значит, один из старых коллег Беккера. А как он насчет этого? Господи Боже, ну, каким он был полицейским?

– Нечестным.

– Неудивительно, что в этой стране все вверх дном. Полагаю, ты тоже был в СС?

– Некоторое время, но, как только узнал, чем там занимаются, попросился на фронт. Такое случалось, поверьте.

– Но очень редко. Твой друг ведь, например, не ушел.

– Он вовсе не друг мне.

– Почему же ты взялся за его дело?

– Нужны были деньги и еще... потребовалось уехать от жены на какое-то время.

– Не расскажешь почему?

Я помедлил: трудно было говорить об этом в первый раз.

– Она встречается с одним из ваших офицеров. Я подумал, что, если меня не будет рядом какое-то время, возможно, она решит, что для нее важнее: замужество или это ее сокровище.

Шилдс кивнул, а затем издал некое подобие сочувствующего мычания.

– Надеюсь, все твои бумаги в порядке?

– Естественно. – Я передал их ему и смотрел, как он изучает мое удостоверение личности и разовый пропуск.

– Я вижу, ты прошел через русскую зону. Для человека, не любящего Иванов, у тебя, похоже, очень неплохие связи в Берлине.

– Среди них всегда найдется кто-нибудь, готовый помочь, – не слишком честный.

– Нечестные русские?

– А что, бывают другие? Я, конечно, кое-кого «подмазал», но документы настоящие.

Шилдс вернул мне бумаги.

– Анкета с собой?

Я выудил из бумажника денацификационное удостоверение и передал ему. Он взглянул мельком, не имея, видимо, желания читать все сто тридцать три вопроса и ответа, содержащиеся в нем.

– Реабилитированный, да? Почему тебя не посчитали преступником? Всех эсэсовцев ведь автоматически арестовывали.

– Конец войны я провел в армии. На русском фронте. И, как я сказал, меня перевели из СС.

Шилдс хмыкнул и отдал анкету.

– Мне не нравится СС, – проворчал он.

– Тогда нас двое.

Шилдс принялся изучать массивное кольцо какого-то братства на одном из своих поросших волосами пальцев, которое совершенно его не украшало. Наконец он сказал:

– Знаешь, мы проверили историю Беккера. Ничего там нет.

– Я не согласен.

– Почему?

– Думаете, он стал бы платить мне пять тысяч долларов, чтобы раскопать всю историю, будь она призрачным туманом?

– Пять тысяч? – Шилдс присвистнул.

– Дело стоит того, если шея уже в петле.

– Конечно. Но ты, выходит, собираешься доказать, что тот парень был где-то еще, когда мы его схватили. А может быть, сумеешь найти нечто, способное убедить судью, будто друзья Беккера не стреляли в нас. Или что при нем не было оружия, из которого застрелили Линдена. Есть какие-нибудь светлые мысли, врунишка? И почему это тебя, кстати, понесло к Пихлеру?

– Это имя, вспомнил Беккер, упоминалось кое-кем в «Рекло и Вербе Централе».

– Кем?

– Доктором Максом Абсом.

Шилдс кивнул: видимо, имя было ему знакомо.

– По-моему, именно он и убил Пихлера. Возможно, зашел к нему вскоре после меня и узнал, что некто, выдающий себя за его друга, задавал вопросы. Пихлер, не исключено, сказал ему о моем намерении вернуться на следующий день, поэтому Абс убил его и забрал бумаги со своим адресом. Точнее, думал, что забрал. И хотя он допустил оплошность и его адрес все-таки попал в мои руки, пока я добрался до квартиры этого субъекта, он уже смылся. Как утверждает домовладелица, он сейчас на полпути к Мюнхену. Знаете, Шилдс, было бы неплохо, если бы кто-нибудь встречал его у поезда.

Шилдс задумчиво потер плохо выбритую щеку:

– Да, было бы неплохо.

Американец встал и пошел к столу. Взяв телефонную трубку, он принялся названивать по разным номерам, используя такой словарь и акцент, что я не смог его понять. Положив наконец трубку на рычаг, он посмотрел на часы и сказал:

– Поезд до Мюнхена идет одиннадцать с половиной часов, так что у нас достаточно времени, чтобы подготовить Абсу теплый прием, когда он сойдет с поезда.

Зазвонил телефон. Шилдс стал разговаривать, воззрившись на меня с полуоткрытым ртом, не мигая, как будто заподозрил Бог весть в чем. Положив трубку во второй раз, он ухмыльнулся:

– Один из моих звонков был в берлинский Архивный центр. Уверен, ты знаешь, о чем. Знаешь и то, что Линден работал там?

Я кивнул.

– Так вот, я спросил, есть ли у них что-нибудь на этого Макса Абса. Это они сейчас звонили. Кажется, он тоже был в СС. Его не разыскивают за военные преступления, но заметь, какое интересное совпадение, не правда ли? Ты, Беккер, Абс – и все бывшие члены гиммлеровского союза.

– Случайное совпадение, – сказал я устало.

Шилдс опять уселся на стул.