Алчность - Дмитрий Иванович Живодворов
– Нельзя мне так в Москву. Поймают! – подумал он. – Поеду к брату двоюродному в Киев, – решил он. Во-первых, на той дороге московских стрельцов нет, потому как там хозяйничают поляки с литовцами, а во-вторых, Севастьян поможет – он при Лавре служит. Но все же, спокойнее ежели тайники разделить, – подумал он. Решение пришло само. Утром Игнат заехал в ближайший городок – назывался он Бирюч. Так не большая застава южная на новоросском направлении. Увидел купца с обозом соли. Разговорились. Тот ехал в Москву. Игнат попросил его взять один гроб с собой и передать для захоронения матери Игната Ипатова – снял свой перстень, попросил передать родным. На гробу написал Игнат Ипатов – посадский боярин. За эту услугу Игнат заплатил щедро! Дал денег золотом, как за пять ходок волами с Москвы до большого лимана и обратно.
– А сам кто ты мил человек? – спросил купец.
– Скажи, видел я как Игнат в бою пал. Славный был воин. Так пусть покоится в земле родной, а не басурманской.
Глядя, как увозят с обозом соли один его тайник, Игнат думал, грешный ты человек, Игнат. Вона сколько смертей вокруг себя оставил, и прощения значить тебе, нет. А вот ежели б звали меня иначе, то и греха бы на мне не было совсем. Скажем, звали бы меня Иваном. Так уже не Игнат. И не тать я значить. А Игнат помер и грех с ним вместе помре.
Так он ехал, везя две телеги, на одной были два покойника набитые золотом, на второй мешки с алмазами, драгоценностями и диковинными вазами самоцветными применение которых не ведал. В Киев к брату, а после пойму, как поступить далее. Но раз сгинул Игнат Ипатов, нужно имя другое и бумага. Он повернул к деревянной церкви. Подарил дьяку золотую чарку и получил запись в церковной книге о рождении 47 лет тому назад мальчика, крещеного, православного Ивана.
– А фамильё, какова будя? – спросил дьяк
– А, все одно, – ответил Игнат. – Что рядом есть деревня? – спросил он.
– Есть, конечно, – сказал дьяк – Одинцовка.
– Вот и пиши, фамилия Одинцов, дьяков сын, – ухмыльнулся Игнат, ставший Иваном, и вышел из церкви.
Памятуя, что в Киеве литовцы, он купил у дьяка монашеское платье. Коли литовцы пристанут обряжусь монахом и скажу, что везу покойников хоронить в лавру, так как по обычаю православного человека должно хоронить в храме православном, которых сохранилось на Украине только в Киеве. Литовцы хоть и проповедовали католицизм, но были терпимы к вере коренного населения.
17
Киев было видать издали. Белые стены, словно сахарные блестели на фоне холмов. Огромный город, думал Игнат. Здесь затеряться можно. Въезжая в город, он остановился недалеко от Белых ворот, оставшихся в разрухе с Батыева набега. Нанял крестьянского мальчонку. Заплатил много. Смрад, шедший из повозок, не дал бы возможность пройти через ворота в город. Отправил мальчишку в Лавру к брату Севастьяну. Сам остался возле повозок, охранять. Ближе к закату он увидел мальчишку и шедшего рядом с ним монаха. Он не сразу узнал в этом худом и высоком человеке в черном одеянии своего брата. Виделись они лет 30 тому назад. Севастьян подошел, обнял Игната.
Трижды поцеловал.
– С приездом тебя братуша! – начал он. – Какими заботами в Киев? Почему сам не заехал, а вызвал меня за стены городские? Почему в одеянии монашеском? Или ты к Богу обратился?
Игнат не знал, как себя повести. Сказать правду или солгать. Решил сказать правду, наполовину.
– Да какой с меня монах? Понимаешь брат, тут вот какая история. Везу гробы с собой. В них останки наших родственников, племяшей моих. Но должен тебе покаяться, Казань город богатый и золота там везде. И я немного взял себе и тебе братуша. Поделим, заживем! А чтобы значить золото с Казанского похода не нашли, я его в гроб к ним и сложил.
– Боже милостивый! – ахнул Севастьян. – Как же ты надоумился? Нехристь! Ты тела земле не предаешь из–за золота поганого! Грех это! Немедля нужно их похоронить – запыхавшись от гнева, закончил монах.
– Севастьянушка, так я и исправлю. Только ты помоги мне в Киев завезти покойников в тихое место. А там все останки от злата очистим и отпоем и земле предадим, – сказал Игнат. – Я раскаиваюсь, братуша! Бес попутал, – сказал Игнат сквозь слезы.
Это тронуло Севастьяна: – Хорошо! Пойдем!
Обоз тронулся к входу. Литовская охрана, увидав повозки, от которых разило мертвечиной, остановила их. Впереди шел монах.
– Я инок из Лавры, вот мой знак, – сказал он и поднял деревянные четки с набалдашником внизу.
–Везем покойников христианских в Лавру хоронить. Дорогу!
Литовцы расступились, крестясь перед повозками. Тронулись. Пройдя основные ворота к процессии, присоединились три монаха с кадилами, которыми они активно окуривали два гроба, дабы снять трупный запах. Через час они дошли до Нижней Лавры. Севастьян, сказал монахам взять гробы и снести в холодную. На удивление монахи не смогли сдвинуть гроб с места, такие тяжелые были покойники. Позвали братьев и послушников на подмогу. Вшестером смогли перенести гробы вниз в подвал. Две телеги с тюками Игнат попросил спрятать в амбар, который тут же запер.
Утром выпив монастырского квасу с горбушкой хлеба, Игнат встретил шедшего с заутренней брата. Севастьян в миру, а в монашестве брат Дионисий, был серьезен. Увидев Игната, он взял его под руку и отвел в сторону.
– Игнат, хоть и кровь ты мне, но пред Богом мы все агнцы. Не губи ты душу свою и мою. Ибо сказано в писании – кто серебро ищет – тот серебром не насытится. Дни жизни коротки, а чем на том свете утешишься? Что Богу скажешь, как спросит он тебя об осквернении тел и могил усопших. Оставь золото дьявольское в гробах тех. Очисться брат. Не губи душу свою. Пусть все эти сокровища языческие уйдут в землю, откуда пришли.
Игнат слушал монаха и поражался, как это все так здорово устроилось, что монах предложил похоронить мертвецов с золотом. Он сам не знал, как подойти к этому вопросу. А оно само