Паренек из Уайтчепела (СИ) - Бергер Евгения Александровна

– Куда собрался, мелкий хорек? – осведомился он шипящим полушепотом. – Доносить своему инспектору? – С издевкой: – Боюсь, не получится.

Вся кровь отхлынула от лица Джека, и он со всей силы лягнул дворецкого ногой, пытаясь уйти от цепкого захвата... Получилось. Ровно на два пролета лестницы получилось, а потом мощный удар между лопатками опрокинул его на красную ковровую дорожку и вышиб из легких весь воздух.

Даже кричать было невозможно... и Джонс вздернул парня на ноги, приставив к его спине дуло заряженного пистолета.

– Что здесь происходит? – послышался удивленный голос леди Каннинг, появившейся из музыкальной комнаты. И снова: – Джонс, кто этот мальчишка?

– Воришка, миледи, – отозвался тот будничным голосом. Разве что сиплое дыхание и могло выдать его истинные чувства. – Я выкину его на улицу, не стоит волноваться.

Джек понял, что это его последняя возможность и неожиданно обрел голос:

– Он хочет меня убить, миледи. У него в руке пистолет!

Лицо женщины на секунду дрогнуло, зрачки больших серых глаз расширились.

– Джонс, – протянула она тихим голосом. – Что говорит этот мальчишка? – А потом громче: – Покажи, что у тебя в руке... Я хочу это видеть.

Джек скорее почувствовал, нежели увидел, как внутренний настрой угрожающего ему мужчины полностью изменился: плечи его расправились, дыхание успокоилось, а дуло пистолета взметнулось в воздух с грациозным вывертом...

– Вы это хотели увидеть, миледи? – спросил он с язвительным превосходством, направляя оружие в ее сторону. – Вот, увидели... Что теперь?

Джек понял, что ждать помощи ему неоткуда.

Леди Каннинг, к ее чести будет сказано, отреагировала на подобную дерзость собственного слуги с истинным спартанским спокойствием.

– Я не совсем понимаю, что происходит, – произнесла она недрогнувшим голосом. – Не просветите ли меня, мистер Джонс?

И тот приказал:

– В гостиную. Идите в гостиную... Быстро!

Женщина развернулась и проследовала в указанном направлении – там, замерев с подносом в руках, их встретила перепуганная Анис. Чашки на подносе тревожно подрагивали, когда ее хозяйка произнесла:

– Поставь поднос, Анис. Это мой любимый фарфор. Не хотелось бы, чтобы ты его разбила!

– Да, миледи. – Девушка опустила поднос на чайный столик и замерла под дулом пистолета... Ее грудь под лифом рабочего платья опадала и взлетала с несовместимой для жизни скоростью.

– Не хотите ли чаю, мистер Джонс? – спросила слугу хозяйка, и дворецкий даже дернулся.

– Благодарю, миледи. – А потом, как бы между прочим, заметил: – Это я убил пробравшихся в дом грабителей. Застрелил их из пистолета вашего мужа... – И с яростью: – Они заслужили подобную участь. Я счастлив, что сделал это! И сделал бы снова, будь в том нужда. Мне стыдиться нечего...

Леди Каннинг дернула головой, так прядают ушами учуявшие опасность лошади:

– Ты хороший слуга, Джонс, – сказала она чуть хриплым от внутреннего волнения голосом. – Думаю, ты правильно поступил, убив этих людей. Ты защищал нашу собственность... Это достойно похвалы.

Мужчина взмахнул рукой с пистолетом.

– Вы, действительно, думаете, что я сделал это только ради вас и вашего мужа, миледи?! – презрительно вскинулся говоривший. – Да мне все равно, пусть даже весь этот дом взлетел бы на воздух... – И с дрожью в голосе: – Эти украденные вещи не сделали бы вас ни на йоту беднее, а у меня только и были, что моя сестра да ее несчастный племянник... И того эти ублюдки убили, так ни разу и не пожалев об этом. Им было все равно! Они словно муху прихлопнули и пошли дальше... а сестра моя руки на себя наложила. Кеннет был ее единственной радостью в этой жизни... И что? – пистолет ткнулся Джеку в ребра, тот даже зажмурил глаза, готовый вот-вот услышать щелчок взводимого курка. – И что, я спрашиваю?! Где пресловутая справедливость, о который талдычат священники, где правосудие... Где все это?! – пистолет снова взмыл в воздух. – Вот оно, правосудие в моих руках. Я сам взял его на себя, и мне плевать, что будет со мной после этого... Мне плевать на все ваши законы. – И совсем тихо: – Мне пришлось... Ваш муж оказался слишком медлителен, миледи.

Анис в этот момент громко всхлипнула, вцепившись скрюченными пальцами в свой многострадальный белый передник, и Джонс перевел на нее взгляд своих угольно-черных, похожих на ощеренную пасть медведя-шатуна глаз.

– Что ревешь, дура болтливая? – накинулся он на нее с ходу. – Не могла язык за зубами держать, растеклась лужицей перед первым же смазливым мальчишкой... Следовало пристрелить тебя вместе с теми ублюдками, все оказал бы миру слугу. – И другим, почти вкрадчивым голосом: – Что, думаешь я не знаю, куда ты ходила в позапрошлый четверг и что за пойло продала тебя старая карга с Мейни-стрит? – Анис замерла с приоткрытым ртом. – Так что не строй из себя святошу, девочка... и не реви понапрасну, твои крокодильи слезы никого не обманут.

Когда рука дворецкого безжизненной плетью упала вдоль его сгорбленного тела, Джек не успел даже ничего понять...

– Мне уже терять нечего. Мне в любом случае одна дорога… – прошептал мужчина совсем тихо. – А потом его рука вскинулась, и раздался выстрел...

Джек подумал, что выстрелили в него, и мысленно приготовился к оглушаюшей боли и последующей смерти, только боль не пришла... теплая жидкость, брызнувшая в лицо, была липкой и густой, словно клубничное варенье – это и было первым ощущением, которое дошло до него сквозь контузию прогремевшего выстрела.

А потом тело Джонса с грузным стуком упало на пол за его спиной.

Джек заметил «клубничные» всполохи все того же клубничного джема на дорогом фарфоре леди Каннинг и только тогда сделал первый судорожный вдох...

Джеку дали смоченное в воде полотенце, и он молча отер лицо, пялясь на получившиеся кровавые разводы. Клубничный джем вовсе не был клубничным джемом...

– Как ты? – поинтересовался инспектор Ридли, смотря на Джека с высоты своего роста. – Все в порядке?

Парень кивнул – на большее его не хватило, а Ридли и так знает, что порядок – это не то слово, которое способно описать произошедшее на твоих глазах самоубийство. Они с секунду помолчали друг подле друга, а потом лорд Каннинг, перешептывающийся с супругой на другом краю комнаты, громко поинтересовался:

– Так это Джонс убил Розмари Хорн? Признаться, мне не понятны мотивы...

– Мотивы, – повторил за ним инспектор Ридли, взглянув на утирающую слезы горничную, забившуюся в самый угол, – именно мотивы и не давали мне спокойно спать. А потом без перехода: – Мисс Грин, вы узнаете этот флакон? – он извлек из кармана Джекову находку.

Горничная пискнула, подобно вспугнутой котом мыши, и отрицательно замотала головой.

– Никогда его не видела.

Ридли поджал губы.

– Точно так же, как вы не видели ухода мисс Хорн, хотя слышали, как утверждали, ее легкие шаги и щелчок захлопнувшейся двери? – осведомился он спокойным голосом. – Так вот, мисс Грин, полагаю, вы лжете... – Девушка снова пискнула, и Ридли продолжил в том же безапелляционном тоне: – Все было несколько иначе, не так ли: в тот злополучный день мисс Хорн, вернувшись в дом по поручению своей хозяйки, попросила у вас чая, и вы приготовили ей большую чашку, сдобрив его порядочной порцией жидкости из этого самого флакона. – Анис молчала, выпучив безумные глаза. – Полагаю даже, что вкус чая мисс Хорн не понравился и сразу же после выпитого ей стало дурно... Тогда-то вы и предложили ей подняться наверх и немного полежать, и там же напоили ее второй чашкой отравленного чая, который, якобы, должен был помочь ей справиться с дурнотой. Скажите, я правильно излагаю?

Анис молчала, и леди Каннинг вступилась за горничную:

– Это не может быть правдой. Зачем вы наговариваете на бедняжку? – И менее возмущенным голосом: – Мисс Хорн никто не желал зла – ее все любили, не так ли, Анис?

Несчастная девушка утерла покрасневший от непрекращающихся рыданий нос и выдала односложное: