Смерть в салоне восковых фигур - Лев Брусилов
– Верно… – согласился, бегая глазами из стороны в сторону, Кочкин. – Давай мы с тобой вот что сделаем… Сиволапов обычно долго моется?
– Ну… – у банщика лоб собрался гармошкой, – где-то час, может, чуть больше. В парилке любит посидеть, говорит, что это лучшее место в мире.
– Значит, сделаем так. Я завтра тут поблизости буду. Он во сколько приходит?
– Да где-то в половине пятого.
– Вот и замечательно. В половине пятого, даже немного раньше, я буду сидеть в пролётке напротив твоего окна. Как только он разденется и пойдёт мыться, сразу же дай мне знак…
– Какой?
– Да любой, просто выйди из дверей и снова зайди. Я приду и сам обследую карманы…
– А я за это не получу по шапке?
– Получишь, обязательно получишь, если не сделаешь так, как я прошу!
– Понял…
– Ну, раз понимаешь, значит, подготовь к завтрашнему дню всё, чтобы заднюю стенку снять…
– Да она у меня уже снята! – сказал банщик и опустил глаза.
Кочкин промолчал, укоризненно покачал головой и быстрым шагом вышел из бани.
На следующий день, это была суббота, в пятом часу дня, полицейская пролётка стояла в указанном месте. Фордек был поднят. Кучер на козлах сидел, почти не двигаясь, лишь время от времени лениво поворачивал голову в сторону входных дверей бани.
– Меркурий Фролыч, – сказал он наконец, – кажись эта, идёт!
Кочкин, сидевший в пролётке, осторожно выглянул и увидел Сиволапова в форме и при шашке, не спеша направляющегося к бане. «Отчего он даже в баню не может сходить без мундира?» – подумал Меркурий.
Сиволапов остановился у дверей, для чего-то поправил фуражку и переступил порог. Кочкин вынул из кармана часы, стрелки показывали ровно половину пятого.
– Однако! – проговорил чуть слышно чиновник особых поручений.
– Чего? – повернулся кучер.
– Точный, чёрт!
– Кто?
– Сиволапов…
– А! – кивнул кучер и отвернулся, ему было непонятно, что в том удивительного.
Кочкин выбрался из пролётки, стал рядом и принялся ждать сигнала. Прошла четверть часа, сигнала не было. Потом ещё четверть – ничего. Тогда чиновник особых поручений сам пошёл в баню. Осведомитель спокойно сидел в каморке и не спеша складывал полотенца.
– Ты что? – ворвался в тесное помещение Кочкин.
– Забыл, ваше благородие, забыл, – принялся причитать банщик, – вы уж меня простите, дурака…
Кочкин, конечно, мог устроить в каморке банщика настоящий погром, но сдержался, – не время было этим заниматься, нужно сделать то, зачем он сюда пришёл.
– Закрой дверь на запор! – скомандовал Меркурий.
Банщик встал и накинул крючок.
– Это тот самый шкапчик, где разделся Сиволапов?
– Он!
– Снимай заднюю стенку!
Торжок отодвинул шкапчик от стены, снял фанерку и уступил место Кочкину. Тот ловко, не вынимая мундира, обследовал карманы. Наряду со всевозможным хламом нашлось несколько исписанных листков бумаги. Меркурий посчитал, их было пять, развернул один и пробежал взглядом. Потом положил в свой карман.
– А вы чего это? – вмешался банщик. – Нельзя ничего брать, а то он заметит, и тогда всё!
– Что всё?
– Уволят меня отсюда!
– Очень хорошо, пусть, я буду рад. Ставь стенку на место! Он ничего не заметит!
– А ежели заметит? – В голосе Торжка слышалось сомнение.
– А если и заметит, то связать эту потерю с баней вряд ли сможет. У него под замком. Да и не значит эта бумажка для него ничего, она пустая…
– Стали бы вы из-за пустой бумажки всё это затевать.
– Мы порой весь город перевернуть готовы, лишь бы найти эту пустую бумажку!
– А всё ж таки, если кинется?
– Он когда тут раздевался, лазил по карманам?
– Нет!
– Вот видишь, значит, он не знает, что у него в карманах, сколько бумажек, пять или четыре…
– А может, он их раньше сосчитал, перед тем как войти сюда?
– Всё может быть, но бумажку эту мне всё равно придётся изъять. Ставь всё на место, а я пошёл! – Кочкин шагнул к двери, размашистым движением руки сбил крючок и вышел из каморки.
– Так эта… – крикнул ему вслед банщик.
– Всё потом! – не поворачиваясь, бросил Меркурий. Тремя прыжками преодолел узкую улицу, забрался в пролётку и скомандовал: – На Пехотного капитана.
Глава 12
Записка
– Есть! – прокричал Кочкин, ворвавшись в кабинет начальника сыскной.
– Что есть? – спросил Фома Фомич, удивляясь возбуждению помощника, такое происходило не часто.
– Прокололся Сиволапов, есть зацепка! – падая на диван, выдохнул Меркурий. Такое падение на казённую мебель он мог себе позволить только в исключительных случаях. Фон Шпинне знал об этом и всегда спокойно относился к подобному.
– Ну, рассказывай, рассказывай, где это он прокололся, мне очень интересно. А главное, как ты об этом узнал?
– Баня помогла! Я обследовал карманы Сиволапова, пока тот мылся… – продолжая тяжело с надрывом дышать, проговорил Кочкин.
– Хитро, очень хитро! – с задором похвалил чиновника особых поручений фон Шпинне. – И что нашёл? – Глаза начальника сыскной сузились.
– Вот это! – Меркурий вскочил с дивана, подбежал к столу и торопливо положил перед полковником сложенный вчетверо листок бумаги.
– Ты это взял в кармане Сиволапова? – с тревогой в голосе спросил начальник сыскной.
– Да!
– Необдуманно, вдруг он заметит пропажу. – Полковник положил руку на листок, принесённый Меркурием, но разворачивать его не торопился.
– Не заметит! – уверенно сказал Кочкин, возвращаясь на диван.
– Почему?
– У него в кармане несколько таких бумажек, а точнее – пять. Теперь осталось четыре. По сгибам можно судить, что носит он их уже не первый день. Скорее всего, не знает, куда деть, ведь использовать по назначению он их не может…
– Почему?
– А вы прочтите, и вам сразу всё станет ясно.
Начальник сыскной осторожно, точно опасался, что бумага разрушится у него в руках, развернул листок, принесённый Кочкиным, и пробежал его глазами. В записке почти детским угловатым почерком было написано: «Я всё видел. Ежели вы хотите, чтобы никто ничего не узнал, что случилось такого-то дни, такого-то месяца, то заплатите мне деньги, а ежели не заплатите, то я знаю, уж верьте мне, кому рассказать». После прочтения начальник сыскной посмотрел на помощника.
– Я так понимаю, это черновик письма, которое он, возможно, уже отправил, а возможно, ещё нет?
– Скорее всего, нет! – мотнул головой Кочкин.
– Почему ты так думаешь?
– Если бы письмо было отправлено, стал бы Сиволапов хранить все черновики? Да и само письмо сыровато…
– Ты всё осмотрел?
– Да!
– Что написано в других?
– То же самое…
– Зачем же он писал одно и то же? – Фома Фомич встал со стула и подошёл к окну. Посмотрел сквозь стёкла на улицу, но, похоже, он ничего там не видел, думал
