Сезон свинцовых туч - Валерий Георгиевич Шарапов
– Попробуем? – Журналист прищурился.
Оба засмеялись, выпили. На этот раз Вадим лишь пригубил. Странное что-то происходило, журналист Курбатов ему решительно не понравился – скользкий, мастер прятаться за правильными словами. А этот парень вызывал симпатию своими неуклюжими потугами и самоиронией. Но так, наверное, и должно происходить? Не может втереться в доверие человек, которому не симпатизируешь.
Но все это начинало приедаться. Мистер Уайт был в курсе трагического инцидента в посольстве, выразил сочувствие. Добавил при этом, что при прежних властях такого разгула преступности не было. Уличные банды держали в узде, действовала смертная казнь. Улицы патрулировала не только полиция, но и военные. С преступниками не церемонились, и мирные граждане жили спокойно. Мадам Монтейро первым делом отменила смертную казнь – и во что это вылилось? На хрена эти пресловутые «свобода, равенство, братство», если не на что жить и страшно выйти? Басни о «временном явлении» уже не прокатывают. Дальше будет только хуже – ведь противоречия углубляются и уже накрывают. Давайте уж честно, левые силы – не то, что нужно этому континенту. Да и никакому континенту они не нужны. Социализм – штука непродуманная, безжизненная и откровенно вредная. Есть законы развития общества, законы экономики и тому подобное – и незачем их нарушать. Как можно отменить частную собственность на средства производства? Это единственный залог нормальной экономики, другого не придумали. Только хозяин может добиться результата в работе. Общественное – то же, что ничье. Во имя чего работать? Сознание можно поменять, приложив многолетние усилия, но зачем? Это абсурдно и неестественно. Частный собственник эксплуатирует трудящихся ровно так же, как и государство. Рядовому человеку безразлично, на кого работать, лишь бы платили и в магазинах все было. «Это законы мироздания, они незыблемы!» – журналист начинал распаляться, а Вадим, подперев рукой скулу, с интересом за ним наблюдал. Станет ли агент ЦРУ заниматься примитивной агитацией? Кто его знает, может, и станет, если хочет вызвать на откровенность. Вот он, Теренс Уайт, вроде не дурак, а ни черта не смыслит в социализме! Просто однажды люди (не будем называть их имен) решили поэкспериментировать с общественным устройством. Назовите ему хоть одну процветающую социалистическую страну! Не было времени построить? Чушь. Альенде скинули, когда он довел страну до ручки. Нищая Куба держится исключительно на авторитете Фиделя и тех же спецслужбах. Северная Корея? Ужас тихий, вся страна ходит строем, дохнет с голода и боится слово сказать. Восточная Европа? Да, живут, но противоречия скоро дойдут до критической массы. Советский Союз? Вот она, земля, полная тайн и загадок…
– Как можно жить, когда в магазинах ничего нет? – недоумевал быстро пьянеющий журналист. – Промышленность – есть, все работают, а в магазинах – пусто. Это парадокс, такого не бывает. Раз есть деньги, значит, должен быть товар. Вы же не в блокаде живете? Нефть, газ, вся периодическая таблица! Люди, как вы сами сказали, такие же. Почему вас не пускают за границу? Почему ничего нельзя говорить – а особенно критиковать правительство и коммунистов? Вас же много, вас почти триста миллионов… Живете в каких-то крохотных квартирах, всего боитесь, работаете без интереса, понятие «купить» заменено словом «достать», как огня боитесь КГБ и партию… Ваши товары неконкурентоспособны, да их почти и нет, кроме оружия и полезных ископаемых, вы не знаете, что такое компьютеры… Да, кое-что у вас бесплатно, согласен – образование, медицина, но какое качество?
– Зачем вам интервью, Теренс? – пожал плечами Вадим. – Вы и так все знаете. Или думаете, что знаете. Мне жаль таких, как вы. Вам мозги промывают посильнее, чем нам. Ваши знания о нашей стране – полный сумбур. А провоцировать советского человека за рубежом – это, прошу прощения, такое общее место…
– Нет, нет, – замотал головой журналист. Теперь он был по-настоящему пьян. – Я вас ни в коем случае не провоцирую. Возможно, пытаюсь вызвать на откровенность, просто понять…
– Понять нашу страну, Теренс, это то же самое, что понять женщину, – улыбнулся Вадим. – Которую поймет только женщина. Знаете, очень приятно было поболтать, можем когда-нибудь продолжить…
– Да, вы правы. – Журналист посмотрел на часы, навел фокус, чтобы не расплывались стрелки. – Мы с вами еще обязательно увидимся, Вадим…
Журналист пропал, когда Вадим рассчитывался с барменом. Словно корова языком слизала. Глаза скользили по головам посетителей. Никому не было дела до майора госбезопасности. Лишь за крайним столом сидели двое и с любопытством на него поглядывали. Второй секретарь Войтенко Петр Иванович и еще один товарищ – кажется, связанный с отделом печати и информации. Вадим вежливо поздоровался, проходя мимо.
– Отдыхаете? – Войтенко смотрел с какой-то неожиданной предвзятостью. Все понятно, инструкции никто не отменял. Беседовать по душам с иностранцем, да еще наверняка связанным со спецслужбами, – дело практически уголовное.
– Пытался, – пришлось притормозить, – пока не появился этот господин. Занятный малый. Что-нибудь знаете о нем?
– Это вы нам скажите, Вадим Георгиевич, – пробормотал Войтенко. – Не мы так мило с ним общались. Лично я об этом субъекте не имею ни малейшего представления, кроме того, что парень любит выпить. Но это просто природное наблюдение.
– Вроде журналист, – сообщил второй товарищ. – Работает то ли в «Нью-Йорк таймс», то ли в «Вашингтон пост». Часто совершает вояжи по заведениям, расположенным на нашей улице. Физиономия примелькалась. Многие жаловались, что донимал их расспросами. Конкретно никого не вербовал, мягко подкатывал, заводил разговоры по душам. Вроде простодушный, доброжелательный – эдакий дурачок деревенский. Парни, что до вас работали, наводили о нем справки. Он действительно журналист, в связях со спецслужбами не замечен. Гостайну не выпытывает, спрашивает о том, что не является секретом, но явно провоцирует, ждет, что собеседник сорвется, наговорит лишнего. Этой публике не запрещается посещать наши заведения, мы не можем их выгнать, просто рекомендуется вести себя осторожно.
– Надеюсь, Вадим Георгиевич знает, что делает, – усмехнулся Войтенко. – Ну и как прошел политический диспут? Наши начинают и выигрывают? Мне даже показалось, что это вы пытаетесь его провоцировать. Но позвольте совет умудренного опытом соотечественника: завязывайте с этим делом. Не стоит заигрывать с англосаксами, до добра это точно не доведет.
«А вы настучите на меня, – подумал Вадим. – Хотя не будете. Вы же знаете, кто я такой?»
– Не доведет, – подтвердил товарищ из отдела печати и информации. – Не понимаю, почему правительство допускает такой разгул шпионажа у себя под носом. Возможно, когда-нибудь это закончится, но пока янки пользуются, что их здесь терпят.
– Благодарю, товарищи, за предупреждение. – Вадим вежливо улыбнулся. – Обещаю не поддаться на провокации. Приятно отдохнуть и спокойной ночи. Позвольте и вам добрый совет, Петр Иванович: не налегайте на зеленого змия, он тоже поначалу мягко стелет.
Он чувствовал, как Войтенко угрюмо смотрит ему в спину. Никто не видел, как Светлов усмехнулся – с каких, интересно, пор эта улица и эти заведения стали НАШИМИ?
Глава пятая
Виталик Сотников подтвердил: есть такой американский журналюга – Теренс, мать его, Уайт. Комитетский товарищ, отбывший в прошлом месяце на родину, наводил о нем справки. В самом деле журналист, материалы его авторства регулярно появляются в прессе. В меру смел, затрагивает острые темы, явно не любимчик начальства. Связи с ЦРУ не выявлены, но какой же умный человек станет их выпячивать? Тип осведомленный, к кому ни попадя не цепляется, и можно не сомневаться, что кое-что о Светлове знает. Виталик лежал совсем один в стационаре, маялся от боли и безделья, умолял персонал больнички
