Пленники Сабуровой дачи - Ирина Сергеевна Потанина
— Ты тут не выживешь, — шепнула Галочка мужу уже в кухне, когда тот, желая умыться, пустил струйку воды из импровизированного рукомойника. Воду надлежало экономить, да и громкие всплески, раздающиеся из стоящего под конструкцией ведра, вряд ли могли порадовать спящих соседей. Впрочем, к подобным перипетиям Морской привык за время эвакуации, потому Галочка говорила совсем о другом: как и большинство, Морской жил последние два года сводками с фронта, а в Харькове, помимо всего прочего, наблюдалась еще и недостача информации. — Нигде поблизости нет радиоточки, — пояснила свою мысль она. — Да и за газетами идти далеко! — Морской нахмурился, а Галочка продолжала: — Но не переживай. Я, когда оформляла документы, заодно осведомилась о жилплощади. Нашу квартиру точно не отдадут — там немцы какой-то клуб сделали, она нежилая теперь, говорят, уже и под советское учреждение отдают. Но зато сказали, что в положение войдут и с местом проживания что-нибудь придумают.
— По закону должны вселить вас туда, откуда эвакуировали! — вмешался Воскресенский, который — юрист, как-никак — конечно, уже успел изучить все новые законы и правила. — Сейчас указ вышел, что у всех, проживавших в Харькове до войны, первоочередное право при получении ордера на вселение по прежнему месту жительства. Ордер, правда, нужно получить в течение полугода после публикации указа, а большинство людей пока в Харьков не пускают. Так что казус, конечно, имеется. Но вы-то уже в Харькове. Значит, вас это недоразумение не касается. — Тут дедушка понял, как выглядит его речь со стороны и кинулся оправдываться: — Это я не в том смысле, что вы нам тут мешать будете. Комната, как я и писал, просторная, на две семьи точно хватит. Это я просто так говорю, для справедливости. А вообще, конечно, я рад, что в вашей квартире теперь учреждение. Мне тут теперь будет с кем чаи погонять, язык поразминать…. Мы вам очень рады, вы не подумайте.
— Как раз хотел спросить, — Морской решил поддержать светскую беседу. — Нам извозчик сказал, что улицу Лаврентия Берии в Гитлера переименовывали. Понимаю, что это мелочи на фоне общих злодейств, но…
— Господь с вами! — отмахнулся Воскресенский. — Люди наши чуть что услышат, так сразу за чистую монету принимают. Не было такого переименования. Только площадь Дзержинского — это да, в последний свой приход немцы успели в честь своей танковой дивизии назвать, которая как раз имя Адольфа Гитлера носила. Но с этими последними немцами вообще совладать было трудно. Что в голову стукнет, то и делают. А первые, в принципе, старались к нашей Управе прислушиваться. Какие только улицы ни предлагали в «Гитлера» переименовать, но Управа отбивалась. Закон был — мол, в рамках борьбы с коммунизмом всем улицам с коммунистическими названиями надлежит вернуть дореволюционные имена. Первые немцы так в основном и поступали. При этом слухи о каждом новом предложении, конечно, расползались по городу, и люди думали бог знает что…
Галочка особо не слушала, хмурилась, понимая, что не рассказала мужу главное. Надо было с чего-то начинать… Самое удивительное, что Морской, кажется, думал о том же.
— У нас неприятности! — глядя друг другу в глаза, одновременно прошептали Морской и Галочка, перебивая Воскресенского.
— Ты уже в курсе? — переспросили недоуменно и тоже вместе.
Очень не хотелось осознавать, что речь идет о разных событиях, то есть неприятностей вдвое больше, но деваться было некуда.
— Давай сначала ты, — попросил Морской, не сводя глаз с жены.
— Пусть лучше дедушка сам расскажет, — смутилась Галочка. — Это его история.
— Ой, ну не очень-то и история, и не очень-то и неприятности, — быстро забормотал Воскресенский. — Не такое переживали, и это переживем.
Он вошел в круг света, источаемого тусклой лампочкой, придвинул табуретку к углу стола и умоляюще посмотрел на Морского, как бы прося избавить от необходимости что-то рассказывать. Только сейчас Галочка заметила, как дедушка постарел за последние годы. Обтянутое морщинами родное лицо из-за опущенных вниз уголков губ и растерянности в некогда живых и горящих глазах стало напоминать скорбную маску. Палец, сломанный еще в 38-м во время допроса при аресте, судя по всему, уже вообще не двигался, поэтому чашку дедушка сжимал ладонью. До появления Морского дедушка был самым близким и самым лучшим человеком в Галочкиной жизни. Он взял ее на воспитание совсем маленькой, когда родители уехали на заработки, он всегда поддерживал все ее начинания и помогал не падать духом, если что-то не получалось. Сейчас, судя по всему, пришло Галочкино время помогать и поддерживать.
— Давай я начну, — мягко шепнула она. — А ты поправишь, если скажу что-то не так, — ввести Морского в курс происходящего все же следовало. — Дедушку сегодня вызывали, — пояснять «куда» не требовалось, да и произносить страшную аббревиатуру вслух было неприятно. — Пытались обвинить в работе на немцев.
— Что не вполне обоснованно, — вмешался Воскресенский. — Я действительно служил в городской Управе на Сумской. Но при чем тут немцы? Это было наше местное правление, наша попытка хоть немного защитить горожан от смуты и паники, — он разгорячился и выглядел теперь очень убедительно. — Вы только вообразите — на момент прихода немцев в Харькове осталось 600 тысяч мирных жителей. И все разом стали безработными. Врачи и пациенты — без больниц, ученые и ассистенты — без институтов, рабочие и инженеры — без предприятий, продавцы и покупатели — без магазинов… Не ходит никакой транспорт, некуда жаловаться на преступников и вымогателей, одновременно остановили работу и почта, и телеграф… Немцам не было дела до всех этих проблем — им бы только проводить устрашающие повешения да обеспечить более или менее сносное существование лично себе. Кто-то должен был заботиться о восстановлении хоть какой-нибудь системы жизнедеятельности для харьковчан.
— И вы заботились? — без тени иронии спросил Морской.
— Меня позвали в помощь бургомистру Семененко, тогда еще даже просто помощнику бургомистра. Я был знаком с ним раньше по адвокатской службе, потом, уже в оккупации, случайно встретил на улице и… Специалистов в Управе категорически не хватало. Люди сплошь были деятельные, но ничего общего с полезными навыками не имеющие. Кто-то пришел просто подкормиться, кто-то — разбогатеть, некоторые сотрудники первое время, пока немцы еще не приструнили особо мечтающих, лелеяли идею о возрождении украинской государственности и все силы бросали на культурный аспект… Все это имело очень мало общего с помощью населению. Я, чем мог, старался быть полезным городу и в интригах не участвовал…
— Вы так и сказали сейчас на допросе…. в смысле на беседе в органах?
— Да, так и сказал. Мне стыдиться
