Стивен Галлахер - Царствие костей

Пожилые мужчины слушали Сэйерса с отсутствующим выражением лиц. Иначе вел себя Бекер. Он с интересом разглядывал Сэйерса, подавшись вперед, чтобы не пропустить ни слова. Казалось, он искал в речи хотя бы намеки на улики, но не находил их.

— Не понимаю вас, мистер Сэйерс, — произнес он. Фраза относилась к самому Сэйерсу, повествование его он определенно понимал.

— Я тоже многого не понимаю, мистер Бекер, — отозвался Сэйерс. — К примеру, почему я здесь?

— Наверное, неутолимая жажда крови? Не имея возможности выместить ее на ринге, вы перенесли ее в свою жизнь? Одни убивают из-за денег, другие — из ревности или мести. Гнев или страсть тоже могут привести к убийству. Но ни разу в жизни я не сталкивался с убийством столь жестоким, совершенным исключительно ради удовлетворения страсти к самому убийству.

— Я никого не убивал.

— Один из ваших противников ослеп от ваших ударов.

— Я дрался по правилам. Бокс — рискованный вид спорта.

— Вот смотрю я на вас, Сэйерс, и никак не возьму в толк — то ли вы сумасшедший, то ли маньяк.

— Вы смотрите на невиновного человека, мистер Бекер.

— Сознаете ли вы, что только чистосердечное признание облегчит вашу участь? Разумеется, вас повесят — с этим нужно смириться, — но к виселице идут разными путями. Разве вам не хочется умереть с чистой душой?

— Вы говорите о виселице. Вы нашли в моей комнате труп мальчика, которого я никогда и словом-то не обидел, сообщаете мне о каких-то преступлениях, а я о них ничего не знаю. Я имя Тернер-Смит впервые услышал только от вас.

— Вы назначили ему встречу в салуне возле театра, вчера, во время второго действия. Мы нашли его проткнутым шпагой, замаскированной под трость. В кармане его сюртука лежала написанная вами записка.

— Но я не писал ему никаких записок. В продолжение всего спектакля я не выходил из здания театра.

— От театра до салуна всего десяток шагов. Во время второго действия никто не видел вас за кулисами.

— Я решил посмотреть спектакль, прошел в зал и сел в последний ряд.

— Когда всеобщее внимание было устремлено на актеров. Очень своевременно.

— Допросите Лили Хейнс. Она работает в театральном буфете. Она видела меня. Мы с ней разговаривали.

— Да, но только во время первого, а не второго действия. Я прошу вас, мистер Сэйерс, перестаньте лгать. Признайтесь. Ведите себя как мужчина и не опускайтесь до вранья. Вы оставили за собой кровавый след по всему маршруту гастролей театра. Убивали несчастных бродяжек и нищих. Неужели выдумаете, что мы не догадаемся, чьих это рук дело? А когда пятнадцатилетний мальчик разглядел вашу сущность, вы зарезали и его. Не отпирайтесь, ведь все улики говорят против вас.

С этими словами Бекер схватил со стола листок бумаги, извлеченный изо рта Артура, и швырнул Сэйерсу. В этот момент его интуиция и рассудок слились воедино.

— Каспар, — прошептал он.

— Мистер Каспар все время находился на сцене. Его видели полтораста зрителей. А кто подтвердит ваше алиби, мистер Сэйерс? Мертвый Артур Стеффенс, которого вы задушили и затолкали в свой чемодан, прикрыв своими лучшими костюмами?

— Богом заклинаю вас, мистер Бекер, вы ошибаетесь, страшно ошибаетесь; обвинения против меня несправедливы.

— Постыдитесь, мистер Сэйерс. Не упоминайте Бога всуе. Даже если он существует, вы служите не ему. У вас другой хозяин. Ладно. Насколько я вас понимаю, признаваться в содеянном вы не собираетесь, — сказал Бекер и поднялся.

Стенографист отложил перо, принялся собирать в папку исписанные листы и письменные принадлежности. Один из пожилых полицейских что-то неслышно произнес Бекеру на ухо, после чего вместе с другим удалился.

Себастьян Бекер вышел из-за стола и приблизился к Сэйерсу. Нагнувшись, он посмотрел ему прямо в глаза.

— Пожалуйста, помогите мне, Сэйерс, — проговорил он. — Ваше будущее уже не изменить, но помогите мне понять вас. Лили Хейнс считает вас невиновным. Она явно не права. Но объясните мне, как можно, вызывая верность в других, самому оставаться кровожадным преступником? То, что вы сделали, называется зверством. Неужели человек действительно все еще зверь?

— Вы просите меня объяснить то, чего я не знаю, — ответил Сэйерс. — Повторяю вам — я невиновен. Я никого не убивал. Позовите стенографиста, и я тысячу раз это скажу.

Себастьян Бекер выпрямился.

— Вы убили офицера полиции, представителя закона. Нашего коллегу и брата. Однако в отличие от вас, Сэйерс, мы не выродки. Вы предстанете перед судом. Ждать его вам придется здесь. Обращаться с вами будут по-человечески. Надеюсь, вы поймете: слово «закон» означает не «жестокость», а «справедливость».

Сэйерс догадался, что фраза про обращение предназначалась скорее не ему, а сержанту, возвышавшемуся в дверях.

— Сержант, — приказал Бекер, — уведите его в камеру.

Глава 14

Конвоируя Сэйерса по длинному коридору в одну из камер, расположенных далеко от комнаты для допросов, сержант крепко держал его за руку. Такой захват позволял ему не только подавить сопротивление задержанного в случае необходимости, но и чувствовать его намерения. Любая попытка выдернуть руку или подозрительно пошевелить ею была бы им немедленно пресечена. Сэйерс и не думал вырываться, сознавая бесполезность сопротивления. Отчаянная мысль освободиться от сержанта мелькнула было в его голове на секунду и тут же исчезла.

Ему нужны были друзья за стенами полицейского участка, причем срочно. Надежда на Уитлока испарилась, едва появившись. Он вспомнил, как тот стоял в зале, его удрученное лицо, заплаканные глаза, жалеющий взгляд. Несмотря на годы, проведенные на сцене в роли королей и героев, он не выработал в себе стойкости. Уитлок оставался человеком чувствительным. Он, как, впрочем, и многие другие, безусловно, поверил в виновность Сэйерса. Полагаться на его помощь Сэйерс счел неразумным, тем более что, вступившись за него, Уитлоку пришлось бы выступить против Джеймса Каспара.

Сэйерс и теперь не мог понять, каким образом молодой человек обрел власть над старым актером, хотя результаты его власти видел каждодневно в течение многих месяцев. В присутствии Каспара директор театра, обычно нетерпимый к актерским промахам, делался вдруг снисходительным и мягким, прощал своему протеже ошибки, за которые других отстранял от спектаклей. Такое поведение Уитлока всегда озадачивало Сэйерса. Каспар, казалось, сдавливал Уитлока, как сержант — Сэйерса, парализуя его волю и подавляя любое сопротивление.

Поравнявшись с какой-то дверью, тяжелой, обитой металлом, выкрашенной в серый цвет, сержант приказал Сэйерсу остановиться. Тому подумалось, что ведет она не к камерам. Полицейский дважды постучал по ней, и через несколько секунд в замке послышался скрежет ключа. Дверь открылась, и в глаза Сэйерсу ударил яркий дневной свет. Сержант бесцеремонно втолкнул его внутрь. Том споткнулся о порог, едва не упав, и равновесие обрел только внутри помещения.

Он оказался в клетке, примыкавшей к зданию участка. Она напоминала вольер в зоопарке, только размером намного больше, куда, как представлялось ему, заключенных выводили на прогулку. Наверху была решетка из мощных прутьев, отбрасывавших на землю густую тень. У дальней стены клетки Сэйерса поджидали трое стоявших в ряд полицейских, без шлемов и кителей, с закатанными рукавами рубашек.

Сэйерс повернулся к сержанту, но тот, ничего не объясняя, снимал широкий ремень, опоясывавший его китель. Констебль, впустивший их, закрывал дверь на ключ.

— Понятно, — буркнул Сэйерс.

— Не волнуйтесь, никаких грубостей не будет, — осклабился сержант. — Вы спортсмен, вот мы и подумали, что вы не станете возражать против небольшого дружеского поединка, — сказал он вежливым тоном, сбросив ремень и китель, обнажив мощный торс и громадный отвислый живот. Отвратительный, как у женщины после родов. У мужчины такой свидетельствует о неправильном образе жизни и о том, что большой угрозы он не представляет.

— Вы хотите драться со мной? — спросил Сэйерс.

— Никоим образом. Вы же у нас знаменитый Том Сэйерс, — ответил сержант. — Считайте, что вы дадите нам урок боксерского мастерства.

Справившись с замком, констебль поднял китель и ремень сержанта и отнес к дальней стене. Он прошел мимо остальных трех полицейских. Те были помельче сержанта, но всем своим видом напоминали отчаянных драчунов. Несколько полицейских фургонов подъехали к стене клетки, выходившей на окна полицейского участка, чтобы скрыть происходящее в ней. Подобрав все шлемы, ремни, кители и свалив в кучу в углу, констебль вышел из клетки во двор и стал наблюдать за дверями участка, готовый предупредить товарищей о внезапном появлении начальства.

У Сэйерса тревожно забилось сердце. Повинуясь инстинкту, он принял боксерскую стойку.