Максим Кузьменко - Масоны из провинции
— Пятнадцать, еще не исполнилось. — мрачно отвечал Алексей Николаевич.
— Несчастная! — Егор перекрестился. — Это ж, теперь, отпевать не возьмутся.
— А ну их к чертям. — в сердцах бросил генерал в отставке.
Поднялись в дом, с порога можно-было ощутить гнетущую атмосферу горя, семья живущая здесь потеряла самое дорогое, то что уже никогда не вернуть, свои надежды и мечты, свой светоч в жизни, своего ребенка.
Передняя была просторной, из нее начинался коридор шедший в глубь дома, слева и справа было по дверному проему. Один был двухдверный, большой, второй обычный, с одной дверью. Здесь же стоял диванчик, у большой двери, а у маленькой два стула, немного дальше большая, разукрашенная ваза, с метр в высоту, а из нее торчали какие-то палки. Из-за большой двери слышались приглушенные голоса, кто-то всхлипывал, кто-то рыдал. Алексей Николаевич набрал воздуху в грудь и резко рванул обе двери за ручки на себя, все трое вошли в комнату. Помещение в котором оказался Сергей было, скорее всего, гостинной. Камин, у очага, как и в доме Раисы Петровны, угол из мягких диванов и кресел, комод в углу, большие окна завешены тяжелой парчой цвета золы.
На диванах, обнявшись, сидели те пожилые люди, которых Сергей встретил в церкви в воскресенье, и которые позже присоединились к ним в трактире. Те самые, которые жаловались на своевольную дочь. С ними сидели Раиса Петровна и Олечка, ближе ко входу, на кресле сидел огромный мужик с большим животом и длинными руками, на быльце кресла, рядом, сидела сухонькая старушка и обнимала гиганта, оба плакали.
Остап метался от одной пары к другой, с какими-то пузырьками и стаканом в руках, вид у него был озабоченый. Увидев Алексей Николаевича гигант встал, подошел:
— Что-ж теперь будет?! — громко прошептал он, и заплакал, рядом стала старушка.
— Пилип, Фросья. — он тихим голосом поздоровался, больше не нашел что сказать.
Дальше он пошел к родственнику, а Пилип и Фросья, так-же плача, вышли из комнаты. Сергей помнил, что супруги были людьми в возрасте, и что мужчина был порядком седой, да и женщина, тоже. Но сейчас! Сейчас они кажется состарились на двадцать лет каждый! Глубокие морщины, которых до этого не было, изуродовали лица, а волос стал пугающе белого цвета. Горе не щадит никого.
— Павел. — голос генерала звучал тихо.
— Леша, как же, кто теперь..- старик не договорил, видимо плакать уже не было сил, и его тело беззвучно содрогалось.
— Людмила. — обратился Алексей Николаевич к супруге брата.
Женщина сидела со стеклянными глазами, с отсутствующим взглядом.
— Я ее боярышником напоил. — тихим голосом сказал подошедший Остап.
Раиса Петровна и Олечка держали женщину за руки, у обоих в глазах стояли слезы, Алексей Николаевич положил брату руку на плечо и присел рядом.
— Вам налить. — Остап показал ему пузырек и стакан которые держал в руках.
— Водки. — мрачно ответил тот, Остап помотал головой, давая понять что этого у него нет. — Егор, сходи, будь добр на кухню, там найдешь.
Егор пошел к двери, за ним вышел и Сергей. Юноше было сложно, он впервые в жизни присутствовал в месте, где было столько горя и печали, казалось что сам воздух был горек и тяжел, давил на грудь не давая вздохнуть. Егор пошел по коридору в глубь дома, видимо там находилась кухня, Сергей-же пошел в обратную сторону, вышел на крыльцо.
Излучая призрачный свет, месяц стоял высоко, после дома юноше показалось что на улице похолодало и он поежился. Во дворе все было как и прежде, повозка, лошади, карета, у кареты два силуэта, он повернулся, дымок защекотал ноздри, рядом стоял Мирон и курил папиросу.
— Мирон. — тихо поприветствовал его Сергей.
— Сергей Александрович.
Сергею показалось что Мирон чем-то взволнован и озадачен. Естественно, что смерть молодой девушки, практически еще ребенка, далеко не приятное явление, но нервничал Мирон уж очень явно, как для человека имеющего дело со смертью почти каждый день. Сергею это показалось странным.
— Что покойная? — очень аккуратно спросил юноша у лекаря.
— Повесилась. — вздохнул тот, потом осмотрелся, потушил сигарету и дрожащим голосом произнес. — Пройдемте.
Сергей снова оказался в просторной гостиной, только в этот раз он прошел не в большую дверь, а напротив, в маленькую. Зайдя юноша оказался в небольшой комнатке, не похожа ни на гостиную, ни на кабинет, ни уж тем более на жилую, комната по периметру была обставлена книжными полками, каждая до потолка, и скорее всего являла собою библиотеку. По центру стоял стол, а на нем что-то лежало, закрытое белым полотном. «Покойная.»- подумал Сергей и громко сглотнул, так близко с покойниками он еще не находился.
— Я, как уже говорил, очень уважаю вашего батюшку. Он всему меня научил, и меня и Остапа, и буквально дал нам дорогу в жизнь. — начал свою речь Мирон, а Сергей пытался предугадать к чему он клонит. — И, вы должны понимать, что есть вопросы, которые доктор не имеет права ни с кем обсуждать. — да, Сергей знал это правило своего отца. — Но случилось, что я стал заложником ситуации, и теперь мне даже посоветоваться не с кем. Поймите правильно, Остап очень набожный человек, и он, в виду этого, можно сказать, импульсивен. А вы, не только внешне, но и по составу ума своего мне напоминаете Александра Александровича, по этому я решил что могу доверится вам. Иначе я не знаю как мне быть. — он затих, немного выждал, к чему-то прислушался, набрал воздуху в грудь и шепотом выпалил. — Покойная была беременна!
Сергея как будто кто-то ударил по голове, аж в ушах зазвенело, а внутри все похолодело.
— Как!? — забывшись выпалил он, а Мирон зажал ему рот ладонью.
— На втором месяце, или около того, — продолжил он полушепотом, Сергей кивнул, и Мирон отнял руку. — она ко мне обратилась на прошлой неделе, в воскресенье, хотела умертвить плод, но я отказал. — рассказчика немного колотило, он набрал воздуха и попытался успокоится. — Взяла с меня слово что я родителям не скажу. Теперь я не знаю что делать, вы меня извините, что я на вас все выплеснул, мне нужно мнение постороннего человека. — его глаза лихорадочно бегали.
— Никому ни слова! — твердо прошептал Сергей. — Я к тебе потом приеду в больницу, там спокойно поговорим. В понедельник, ближе к обеду, если что-то изменится я пришлю сообщение. И перестань мне «выкать». - потом он похлопал Мирона по плечу. — Ты молодец Мирон, правда молодец.
— Идут, выходим!
Мирон буквально вытолкнул Сергея в прихожую, а сам прошмыгнул обратно на крыльцо, открылась двойная дверь и из гостиной вышли Олечка и Раиса Петровна.
— Вы поезжайте домой, я и Алеша здесь останемся. — тихим голосом сказала тетушка, и пошла обратно, прикрыв за собою дверь.
Олечка была сильно расстроена, они почти до утра сидели в гостиной, обнявшись, и жгли камин. Олечка рассказывала Сергею о Аннушке, о том как они вместе учились ездить верхом, о том как она лягушек боялась и о ее любимом котике. Сергей со временем проникся, ему и вправду стало жаль покойную, всем сердцем он чувствовал печаль.
Но вот эта тайна… Ничего, в понедельник он узнает больше, а пока разделит печаль своей любимой.
Когда все тайное становится явным
По понятным причинам празднество в Воскресенье было отменено. Похоронили в субботу, и печальное мероприятие тяжело всем далось. Алексей Николаевич волновался за родственника и его супругу, Раиса Петровна за Алексей Николаевича, Олечка потеряла близкого человека, а Сергей не знал как себя вести и от того ему было хуже всего. Олечка в эти дни была как в воду опущенная, когда им удавалось побыть наедине, то они просто сидели взявшись за руки и молчали. Юноша не решался заговорить, боялся сказать лишнего, а как отвлечь девушку от плохих мыслей не знал. Он пытался конечно рассказать ей что-то из истории, или отрывок из произведения француза Верна» Дети капитана Гранта».
— Давай потом, хорошо. — Олечка прислоняла свой пальчик к его губам, Сергей обнимал и гладил ее, наверное так было правильно, он не знал.
Но вот в воскресенье нужно было выдумать предлог для завтрашней поездки в Александровск, и желательно одному. Он думал почти весь день, и ничего подходящего в голову не пришло. На ужин Антип приготовил тушеного кролика с квашеной капустой и галушки, не клецки, галушки. Пили водку, поминали племянницу Алексей Николаевича, Сергей тоже пил, не смог отказать.
— Доченька, не хочешь завтра прогуляться? — осторожно спросила Раиса Петровна. — Поедешь на Пятихатки со мной?
— Да. — вздохнула девушка, она уже выглядела более усталой, нежели печальной.
— А ты? — спросила женщина у племянника.
— Мне-бы в Александровск, чернила нужны, для моего пера. — это было наполовину правдой, у юноши действительно закончились чернила, но для его металлического пера годились и обычные. — Перевод дописать. — а вот это уже была ложь, перевод он давным давно завершил.
