Вера Юдина - Анатом
Димитриев поежился, осматривая стройные и ровные ряды кладбищенских тропинок. Дорогие кресты, каменные надгробия.
— Ты хоть представляешь, что может начаться, если не дай бог все это осветят в персе. Лейб — доктор императора, дочь премьер-министра, агенты Департамента, это же насмешка над всей Императорской полицией. Он буквально плюет нам в лицо. А мы даже не знаем, подпольщики ли это? Или обычный сумасшедший? Или слишком опасный гений?
— Ты думаешь я не думал об этом? — спросил у друга Иштван, — Каждую минуту.
Он осмотрелся и подозвал к себе одного полицмейстера Деревянко, господина ответственного, но довольно поверхностного и от этого весьма хамоватого.
— Кто-нибудь видел как это произошло? — спросил Иштван у подоспевшего по первому зову чиновника.
— Нет, ваше благородие. Мы всех опросили. По ночам здесь обычно безлюдно. Все свидетели мертвы. Иван Аркадьевич, наши волнуются, жаждут мести.
Иштван бросил на полицмейстера властный взгляд.
— Обыскать каждый сантиметр, может все-таки кто-нибудь видел. — приказал он.
Чиновник бросился раздавать приказы своим людям. В этот момент, раздался колокольный перезвон. Иштван поежился и перекрестился. Как это символично — в церкви наверняка отпевали покойника.
Иштван поднял голову на звонницу. На самом верху, в арочных проема отчетливо виднелась хрупкая фигура подроста, который с жутким остервенением звонил в колокола. Он словно маятник, раскачивался на веревках, перепрыгивая от одной к другой, но не смотря на всю хаотичность его безумных движений, звук над кладбищем разносился ровный и правильный. Казалось, что эти огромные купола, играют какую-то загадочную и давно утерянную мелодию его отвергнутой души.
— Зачем он звонит? — спросил Иштван у Димитриева.
— Да кто ж его знает! — пожав плечами ответил Петр. — У святого отца спрашивали, говорит юродивый, сам не осознает что делает. Это у него от горя. В том году где-то на этом кладбище его мать порезали. Мальчик все видел, и с тех пор живет на звоннице, ни с кем не разговаривает и прячется, если завидит посторонних.
В голове Иштвана мелькнула догадка, как слабая надежда, он серьезно посмотрел на друга.
— Его опросили? — строго спросил он.
— Да что он скажет. Говорю же тебе — юродивый. Он имени то своего не помнит. — раздраженно отмахнулся Димитриев.
Иштван выругался и махнул одного из жандармов.
— За мной. — сказал он, когда офицер оказался рядом с ним.
Оставив Димитриева следить за тем, как увозят тела, они вдвоем направились в сторону церкви.
Церковь стояла в самом центре кладбища, и служила своеобразным разграничением между двумя классами покойников. С одной стороны хоронились люди высшего света, титулованные, чиновники и даже принцы и принцессы крови, с другой простой люд. Конечно изначально она строилась в стороне от кладбища, но со временем, когда первая часть огромной пустоши была заполнена простыми деревянными крестами, было принято разделить кладбище на две части и вновь умерших богачей и дворян стали хоронить с противоположной беднякам стороны. Так и случилось, что церковь оказалась стоять в самом его центре.
Колокольня пристраивалась позже, после того, как старая звонница обветшала и грозила обрушением. Ее не стали перестраивать, а просто построили рядом огромную, светлую башню, с удобной площадкой для звонаря, великолепными резными колоколами и с позолоченной крышей.
Иштван вошел в небольшую дверку, и поднялся по винтовой лестнице. Жандарм покорно следовал за ним.
На самом верху они уткнулись в массивную деревянную дверь, повешенную для довольно хрупкие крепления. Иштван подергал за ручку, она была заперта.
— Выбивай! — приказал он офицеру и отошел в сторону.
С одного удара офицер вынес запертую дверь, и в разные стороны полетели щепки. Дверь скрипнула и открываясь, с грохотом отлетела в стену.
Они вошли внутрь.
Внутри никого не было. Иштван обернулся на своего спутника, он собирался уже что-то сказать тому, когда сзади, с диким ревом, на него набросился странный зверек. Иштван не видел кто это, но предположил, что скорее всего это и есть тот самый мальчик, что звонил в колокола. Звереныш вцепился Иштвану в руку и начал рычать.
Жандарм схватил мальчику за шиворот, и грубо отдернул от начальника.
— Тише Миша! — крикнул на жандарма Иштван, видя, что тот собирается откинуть брыкающегося ребенка в сторону.
Жандарм замер, держа на весу, в одной руке, словно брошенного котенка, ревущего и брыкающегося мальчика. Ребенок и впрямь был похож на зверька. В ободранных одеждах, грязный, непричесанный, он вызывал только жалость. Не зря его прозвали юродивым. Взгляд у него был затравленным и перепуганным, но вопреки своим страха он готов был сражаться за свою жизнь до конца.
Иштван подошел к нему в плотную, и взял за руку. Мальчик замер, сверля чужаков яростным взглядом.
— Мы не причиним тебе вреда, — сказала Иштван. Он постарался придать своему голосу родительские нотки, в надежде успокоить ребенка.
Но вместо того, чтобы успокоиться, мальчик вновь попытался грызнуть Иштвана. Тогда жандарм тряханул мальчика со всей силы, и рявкнул:
— Тихо щенок!
Мальчик заскулил и замер.
— Ну и методы у тебя Миша! — недовольно воскликнул Иштван, но все же мысленно поблагодарил помощника. Сам бы он не смог так.
Облич оглядел мальчика с ног до головы, пытаясь понять, в каком тоне надо вести с ним разговор. И решил, чтобы не пугать того своим авторитетом и официальным тоном вести себя спокойно.
— Я задам тебе вопрос, а ты попробуй вспомнить. — спокойно сказал он ребенку.
Мальчик задрожал всем телом и закрыл грязное лицо руками.
— Не видел… не видел… не видел… — начал повторять он словно в бреду.
Миша снова тряхнул ребенка.
— Да успокойся! Никто тебя не тронет! — рявкнул он.
На этот раз Иштван без слов, одним взглядом приказал офицеру больше так не делать, и вновь обратился к ребенку.
— Вчера вечером, один не хороший человек совершил здесь преступление. Ты видел его?
Услышав о преступлении, мальчик вновь затрясся, словно был сделан из какого-то непонятного жиле, и резко вытянул руки вперед. Иштван не дернулся от его жеста, но внутренне содрогнулся.
— Она придет за нами! — пророческим голосом закричал мальчик. — Она придет и заберет наши души! Они не знали, с чем столкнулись. Глупцы! Глупцы!
Взгляд ребенка стал совершенно безумным, глаза покрылись странной пленкой и заблестели от разрывающего детскую душу страха. Даже Миша невольно поежился от тона с которым говорил мальчик. Это был тон пророка, так Кассандра несла свои пророчества народу.
— О ком ты говоришь? — спросил Иштван, переглядываясь с жандармом.
— Смерть! Смерть! Смерть! За неверующими приходила сама смерть! Я видел эти глаза! Это глаза самой смерти! — истошно закричал мальчик.
Миша не выдержал того голоса, с которым ребенок издавал свои ужасные пророчества и бросил его в сторону мальчика. Тот словно котенок приземлился на четвереньки, и зарычал на своих мучителей.
Иштван вдруг вспомнил про рисунок Машеньки, лежащий в его кармане. Он достал его и показал мальчику.
— Его ты видел? — крикнул Облич.
Мальчик только взглянул на рисунок, так сразу дернулся и шарахнулся назад. Его всего затрясло от внутреннего страха. Он начал судорожно трясти головой, переводя взгляд с жандарма на Облича. В тот же момент он заскулил и ловко прыгнул на парапет. В одно мгновение он нырнул на внешнюю стену звонницы и исчез.
Иштван уж было решил, что ребенок разобьется и бросился к краю, когда заметил, что тот ловко зацепившись за выступы, начал карабкаться на крышу.
— Она придет за всеми вами! — продолжал вопить обезумевший ребенок. — Вернеться! Все вы ляжете под его словом!
Когда голос его стих, Иштван переглянулся с жандармом.
— Ну что думаешь?
— Он сумасшедший, ваше благородие. Хотя когда он заговорил про смерть, у меня аж мурашки по коже пробежали. Жутко так все это.
— Жутко Миша, не то слово как жутко. В том то и дело, что слишком жутко. Кто-то хочет, чтобы мы воспринимали нашего убийцу, как нечто сверхъестественное. Но все это дело рук человеческих, я уверен. Идем.
Они спустились вниз и вернулись к месту убийства.
— Что за крики? — спросил Димитриев. Кивая взглядом на звонницу, откуда все еще доносились отдельные обрывки слов безумного мальчишки.
Иштван молча достал картину Машеньки и протянул ее другу.
— Что это? — передернувшись от увиденного портрета, спросил Петр. — Прям портрет Дориана Грея. Умершая душа, внешне прекрасного человека.
— Не говори глупостей, — раздраженно осек друга Иштван, — Это наш убийца.
Петр повертел в руках странный рисунок.
