Эллис Питерс - Страсти по мощам
— Возвращайся домой, Аннест, — отчетливо произнесла она. — Я скоро вернусь, и не одна — так что иди и приготовь все, что нужно для гостей. И поспеши — у тебя мало времени.
Она говорила это громко и настойчиво, в надежде на то, что Аннест, которая не успела заметить лежавшее в траве тело Ризиарта, тут же повернет назад.
Но эта попытка не удалась. Большая мужская рука мягко легла на плечо замешкавшейся Аннест и отодвинула девушку в сторону.
— Что-то эта компания расшумелась не в меру, — произнес высокий и звучный мужской голос. — Поэтому, Сионед, мы уж, с твоего позволения, пойдем все вместе.
Энгелард легонько, по-братски, обнял Аннест за плечи и, оттеснив в сторону, вышел на поляну.
Он не смотрел ни на кого, кроме Сионед, и направился прямо к ней, лишь на ходу заметив, что девушка странно напряжена, лицо ее словно окаменело, а глаза горят. Это немедленно отразилось и на его лице — улыбка, с которой он вышел из-за кустов, исчезла, Энгелард насупил брови и его синие, как васильки, глаза гневно вспыхнули. На приора Роберта он не обратил никакого внимания, будто того здесь и вовсе не было, и, подойдя к Сионед, протянул ей руки, а она вложила в них свои и на миг закрыла глаза. Поздно было корить его за неосмотрительность — он стоял у всех на виду и толпа смыкалась вокруг. Может быть, и не все были настроены к нему враждебно, но, так или иначе, закрывали ему путь к отступлению.
И в этот момент, когда Энгелард держал руки девушки в своих, взгляд его упал на мертвое тело. Юноша застыл как вкопанный — ужас поразил его столь же внезапно, как стрела сразила Ризиарта. Кадфаэль заметил, как губы его беззвучно прошептали: «Господи помилуй!» То, что произошло потом, было красноречивее всяких слов. Молодой сакс любовно и бережно переложил обе руки Сионед в свою ладонь, а свободной рукой ласково и нежно провел по ее волосам и лицу. Сила его чувства, скрытого в этом движении, была такова, что девушка чуть успокоилась, хотя сам Энгелард был потрясен настолько, что едва сдерживал дрожь. Затем он обнял ее за плечи, медленно обвел взглядом настороженные лица и опустил глаза, полные холодного гнева, на тело своего хозяина.
— Кто это сделал?
Энгелард огляделся по сторонам, ища того, кто по праву мог бы говорить за всех, перебегая взглядом с приора Роберта, присвоившего не принадлежавшие ему полномочия, на отца Хью, которого здесь знали и которому верили.
Не дождавшись ответа, он повторил вопрос по-английски, но окружавшие по-прежнему хранили молчание.
Нарушила его Сионед. С явным предостережением в голосе она промолвила:
— Кое-кто считает, что это сделал ты.
— Я?! — вскричал Энгелард, скорее удивленный, чем встревоженный, и, обернувшись, взглянул в ее умоляющие глаза.
Одними губами девушка чуть слышно прошептала:
— Они обвиняют тебя! Беги! Больше она ничего не могла для него сделать, и он понимал это — близость их была такова, что они порой обходились без слов, достаточно было и взгляда.
Энгелард быстро оглядел собравшихся, оценивая число возможных противников и расстояние между ними, но не двинулся с места.
— Кто обвиняет меня и с какой стати? — спросил он. — Сдается мне, скорее я мог бы подозревать любого из вас. Вы стоите тут над телом моего хозяина, а я провел весь день за Бринном, с коровами. Когда я вернулся домой, то увидел, Что Аннест беспокоится, что это Сионед так долго не возвращается. А тут еще мальчонка, что овец пасет, сказал, что в церкви сегодня не служили вечерню. Вот мы и решили ее поискать, а сюда пришли, заслышав шум да гомон, который вы подняли. И поэтому я спрашиваю еще раз — и не успокоюсь, пока не получу ответа — кто это сделал?
— Мы все хотели бы это знать, — промолвил отец Хью. — Сын мой, никто из нас тебя не обвиняет — просто у нас есть к тебе кое-какие вопросы, а тому, у кого совесть чиста, ни стыдиться, ни бояться нечего. Ты, верно, еще не присмотрелся к стреле, что сразила Ризиарта? Взгляни-ка повнимательнее.
Нахмурившись, Энгелард шагнул вперед и взглянул — сначала, на лицо покойного, и лишь потом на стрелу. Юноша сразу узнал знакомую синюю окраску оперенья и ахнул.
— Это моя стрела, — он поднял глаза и с подозрением взглянул на толпу, — или подделана под мою. Нет, точно моя, я узнаю оперение. Я заново оперил стрелы с неделю назад.
— Он узнал свою стрелу? — требовательно вопросил приор Роберт. — Он признает это?
— Признаю? — воскликнул Энгелард по-английски. — Да что тут признавать? Я просто говорю, что это моя стрела. Кто ее выпустил, как она сюда попала, — об этом я знаю не больше тебя, но свою стрелу я всегда узнаю. Да разрази меня гром — неужто вы думаете, что если б я был причастен к этому злодейству, то оставил бы свою стрелу в ране? Вы, верно, считаете, что раз я чужестранец, то стало быть, и дурак? И как вам вообще в голову пришло, что я способен замыслить зло против Ризиарта? Ведь он предоставил мне, беглецу из Чешира, кров и пищу, он стал мне другом.
— Сколько бы он ни сделал тебе добра, — как-то неохотно промолвил Бенед, — да только дочку-то за тебя отдавать не хотел.
— Не хотел, и поступал, по своим понятиям, правильно. Я это знаю, потому что уже немало разузнал об Уэльсе. И хотя обидно мне было, я понимал, что разум и обычай на его стороне. И он не сделал мне ничего худого, хоть я и бывал порой нетерпелив и самонадеян. Во всем Гуинедде не было человека, которого я уважал и любил бы больше, чем Ризиарта. Да я бы скорее глотку себе перерезал, чем навредил ему!
— Отец всегда знал это, — сказала Сионед, — и знает сейчас, так же, как и я.
— Однако стрела-то твоя, — удрученно произнес отец Хью. — Что же до того, чтобы спрятать ее или подменить, то вполне могло статься, что после этого тебе поважнее было скорее скрыться.
— Да если бы я и задумал такое, — отозвался Энгелард, — хотя, Боже упаси, чтобы я и помыслил о таком мерзком злодеянии, я мог бы запросто использовать чужое оружие, как сейчас какой-то негодяй воспользовался моим.
— Но, сын мой, — грустно продолжал священник, — такой человек, как ты, мог совершить это без обдуманного намерения. Опять разговор зашел о Сионед, вспыхнула ссора, ты пришел в ярость, а под рукой у тебя лук. Никто и не предполагает, что это было задумано заранее.
— Да сегодня у меня вообще с собой лука не было. Я весь день скотиной занимался — на что мне лук-то был нужен?
— Расследовать все детали, касающиеся этого происшествия, — дело королевского бейлифа, — властно заявил приор Роберт, вновь подчеркивая свою руководящую роль. — А нам следует расспросить этого юношу, где он был весь день, что делал и кто может это подтвердить.
— Ни одного человека со мной не было. Ведь хлева за Бринном находятся на отшибе, пастбища там хорошие, но дорог поблизости нет. Две коровы сегодня отелились — одна после полудня, а другая малость попозже. Роды были тяжелые, мне пришлось изрядно потрудиться, но телятки живы и здоровы, уже на ножках стоят. Вот вам и подтверждение тому, что я делал.
— А с Ризиартом ты расстался по пути, на полях?
— Да. И сразу же отправился туда, где меня ждала работа. А снова я его увидел только сейчас.
— Неужто, кроме тебя, возле хлевов ни души не было? Может кто-нибудь подтвердить, что ты пробыл там весь день?
Похоже, никто из гвитеринцев не собирался перехватывать инициативу у приора. Энгелард быстро огляделся, оценивая возможность побега. Аннест молча шагнула вперед и встала рядом с Сионед. Брат Джон проводил девушку одобрительным взглядом, понимая, что это единственное, чем она может выразить подруге свою преданность.
— Энгелард вернулся домой только полчаса назад, — твердо заявила она.
— Дитя мое, — печально отозвался отец Хью, — то, что мы знаем, где Энгеларда не было, ни в коей мере не может свидетельствовать о том, что он не солгал, утверждая, что был за Бринном. Обе коровы могли отелиться гораздо раньше, чем он нам сказал, и этого мы проверить не можем. А коли так, откуда нам знать, что у него не было времени сбегать сюда, сделать это черное дело и вернуться к телятам, — так что никто его и не заприметил. Боюсь, что до тех пор, пока мы не найдем кого-нибудь, кто видел Энгеларда в то время, когда случилась эта беда, нам придется держать его под замком, а там, глядишь, приедет королевский бейлиф и снимет с нас эту обузу.
Гвитеринцы тихонько переговаривались. Все здесь очень любили Ризиарта, и многие заподозрили аллтуда; другие были настроены менее решительно, но все сходились на том, что чужака надо задержать, пока не будет установлена его вина или доказана его невиновность.
— Это справедливо, — промолвил Бенед, дружный хор голосов поддержал его, и толпа сдвинулась плотнее.
— Эх, навалились да загнали в угол одного-единственного англичанина, — с негодованием прошептал брат Джон на ухо Кадфаэлю, — и чтобы он ни говорил, ему не оправдаться — кто его слушать станет? А ведь все, что он сказал, чистая правда, как пить дать! Да разве он похож на убийцу?..
